Неточные совпадения
Пройдя еще один ряд, он хотел опять заходить, но Тит остановился и, подойдя к старику, что-то тихо сказал ему. Они оба поглядели на солнце. «
О чем это они говорят и отчего он не заходит ряд?»
подумал Левин, не догадываясь, что мужики не
переставая косили уже не менее четырех часов, и им пора завтракать.
Левин
перестал уже
думать и только как бы прислушивался к таинственным голосам,
о чем-то радостно и озабоченно переговаривавшимся между собой.
О матери Сережа не
думал весь вечер, но, уложившись в постель, он вдруг вспомнил
о ней и помолился своими словами
о том, чтобы мать его завтра, к его рожденью,
перестала скрываться и пришла к нему.
Когда Левин
думал о том, что он такое и для чего он живет, он не находил ответа и приходил в отчаянье; но когда он
переставал спрашивать себя об этом, он как будто знал и что он такое и для чего он живет, потому что твердо и определенно действовал и жил; даже в это последнее время он гораздо тверже и определеннее жил, чем прежде.
На этих мыслях, которые завлекли ее так, что она
перестала даже
думать о своем положении, ее застала остановка у крыльца своего дома. Увидав вышедшего ей навстречу швейцара, она только вспомнила, что посылала записку и телеграмму.
— Мы здесь не умеем жить, — говорил Петр Облонский. — Поверишь ли, я провел лето в Бадене; ну, право, я чувствовал себя совсем молодым человеком. Увижу женщину молоденькую, и мысли… Пообедаешь, выпьешь слегка — сила, бодрость. Приехал в Россию, — надо было к жене да еще в деревню, — ну, не поверишь, через две недели надел халат,
перестал одеваться к обеду. Какое
о молоденьких
думать! Совсем стал старик. Только душу спасать остается. Поехал в Париж — опять справился.
А Сережа
перестанет спрашивать или
думать о моих двух мужьях?
Не
переставая думать об Анне,
о всех тех самых простых разговорах, которые были с нею, и вспоминая при этом все подробности выражения ее лица, всё более и более входя в ее положение и чувствуя к ней жалость, Левин приехал домой.
И скоро они оба
перестали о нем
думать: Платонов — потому, что лениво и полусонно смотрел на положенья людей, так же как и на все в мире.
Бывало, покуда поправляет Карл Иваныч лист с диктовкой, выглянешь в ту сторону, видишь черную головку матушки, чью-нибудь спину и смутно слышишь оттуда говор и смех; так сделается досадно, что нельзя там быть, и
думаешь: «Когда же я буду большой,
перестану учиться и всегда буду сидеть не за диалогами, а с теми, кого я люблю?» Досада перейдет в грусть, и, бог знает отчего и
о чем, так задумаешься, что и не слышишь, как Карл Иваныч сердится за ошибки.
Клим знал, что на эти вопросы он мог бы ответить только словами Томилина, знакомыми Макарову. Он молчал,
думая, что, если б Макаров решился на связь с какой-либо девицей, подобной Рите, все его тревоги исчезли бы. А еще лучше, если б этот лохматый красавец отнял швейку у Дронова и
перестал бы вертеться вокруг Лидии. Макаров никогда не спрашивал
о ней, но Клим видел, что, рассказывая, он иногда, склонив голову на плечо, смотрит в угол потолка, прислушиваясь.
«Она очень легко может переехать на другую квартиру, —
подумал Самгин и
перестал мечтать
о переводе ее к себе. — Большевичка. Наверное — не партийная, а из сочувствующих. Понимает ли это Иван?»
Клим
перестал слушать его ворчливую речь,
думая о молодом человеке, одетом в голубовато-серый мундир,
о его смущенной улыбке. Что сказал бы этот человек, если б пред ним поставить Кутузова, Дьякона, Лютова? Да, какой силы слова он мог бы сказать этим людям? И Самгин вспомнил — не насмешливо, как всегда вспоминал, а — с горечью...
— Не бойся, — сказал он, — ты, кажется, не располагаешь состареться никогда! Нет, это не то… в старости силы падают и
перестают бороться с жизнью. Нет, твоя грусть, томление — если это только то, что я
думаю, — скорее признак силы… Поиски живого, раздраженного ума порываются иногда за житейские грани, не находят, конечно, ответов, и является грусть… временное недовольство жизнью… Это грусть души, вопрошающей жизнь
о ее тайне… Может быть, и с тобой то же… Если это так — это не глупости.
Правда, что после военной службы, когда он привык проживать около двадцати тысяч в год, все эти знания его
перестали быть обязательными для его жизни, забылись, и он никогда не только не задавал себе вопроса
о своем отношении к собственности и
о том, откуда получаются те деньги, которые ему давала мать, но старался не
думать об этом.
Он ужасно интересовался узнать брата Ивана, но вот тот уже жил два месяца, а они хоть и виделись довольно часто, но все еще никак не сходились: Алеша был и сам молчалив и как бы ждал чего-то, как бы стыдился чего-то, а брат Иван, хотя Алеша и подметил вначале на себе его длинные и любопытные взгляды, кажется, вскоре
перестал даже и
думать о нем.
Зато на другой день, когда я часов в шесть утра отворил окно, Англия напомнила
о себе: вместо моря и неба, земли и дали была одна сплошная масса неровного серого цвета, из которой лился частый, мелкий дождь, с той британской настойчивостью, которая вперед говорит: «Если ты
думаешь, что я
перестану, ты ошибаешься, я не
перестану». В семь часов поехал я под этой душей в Брук Гауз.
Не скоро потом удалось мне прочесть эти книги вполне, но отрывки из них так глубоко запали в мою душу, что я не
переставал о них
думать, и только тогда успокоился, когда прочел.
— Я ведь только так об этом заговорила; будемте говорить
о самом главном. Научите меня, Иван Петрович: вот я чувствую теперь, что я Наташина соперница, я ведь это знаю, как же мне поступать? Я потому и спросила вас: будут ли они счастливы. Я об этом день и ночь
думаю. Положение Наташи ужасно, ужасно! Ведь он совсем ее
перестал любить, а меня все больше и больше любит. Ведь так?
Во время пьянства своего Иван Миронов не
переставая думал не только
о своем обидчике, но
о всех господах и господишках, которые только тем живут, что обирают нашего брата.
При чтении этих строк лицо Калиновича загорелось радостью. Письмо это было от Настеньки. Десять лет он не имел
о ней ни слуху ни духу, не
переставая почти никогда
думать о ней, и через десять лет, наконец, снова откликнулась эта женщина, питавшая к нему какую-то собачью привязанность.
— Ну говори, рассказывай. Я уж давно чувствую, что ты какой-то весь смутный и
о чем-то не
переставая думаешь. Скажи, мой светик, скажи откровенно, от матери ведь ничто не скроется. Чувствую, гложет тебя какая-то забота, дай бог, чтобы не очень большая. Говори, Алешенька, говори — вдвоем-то мы лучше разберем.
Егор Егорыч исключительно
думал о Сусанне Николаевне и беспрестанно взглядывал на нее; она хоть и не смотрела на него, но чувствовала это и была мучима тайным стыдом: при всей тяжести настоящего ее горя, она не
переставала думать об Углакове.
Бывало, уже с первых страниц начинаешь догадываться, кто победит, кто будет побежден, и как только станет ясен узел событий, стараешься развязать его силою своей фантазии.
Перестав читать книгу,
думаешь о ней, как
о задаче из учебника арифметики, и все чаще удается правильно решить, кто из героев придет в рай всяческого благополучия, кто будет ввергнут во узилище.
Он
подумал, что горы и облака имеют совершенно одинаковый вид и что особенная красота снеговых гор,
о которых ему толковали, есть такая же выдумка, как музыка Баха и любовь к женщине, в которые он не верил, — и он
перестал дожидаться гор.
— Я вам мое мнение сказал, — отвечал лекарь. — Я себе давно решил, что все хлопоты об устройстве врачебной части в селениях ни к чему не поведут, кроме обременения крестьян, и давно
перестал об этом
думать, а
думаю о лечении народа от глупости, об устройстве хорошей, настоящей школы, сообразной вкусам народа и настоящей потребности, то есть чтобы все эти гуманные принципы педагогии прочь, а завести школы, соответственные нравам народа, спартанские, с бойлом.
Смелость возвратилась к Гришке не прежде, как когда он очутился в челноке вместе с Захаром. Он начал даже храбриться. На луговом берегу Гришка
перестал уже
думать о растворенной двери каморы. Приближаясь к комаревской околице, он
думал о том только, как бы получше выказать себя перед товарищами.
— Полно, братец!
перестань об этом
думать. Конечно, жаль, что этот француз приглянулся ей больше тебя, да ведь этому помочь нельзя, так
о чем же хлопотать? Прощай, Рославлев! Жди от меня писем; да, в самом деле, поторопись влюбиться в какую-нибудь немку. Говорят, они все пресентиментальные, и если у тебя не пройдет охота вздыхать, так по крайней мере будет кому поплакать вместе с тобою. Ну, до свиданья, Владимир!
—
Перестань, братец! Как тебе не стыдно? — перервал Рославлев. — Разве в военное время можно
думать о дуелях?
Войдешь в него, когда он росой окроплен и весь горит на солнце… как риза, как парчовый, — даже сердце замирает, до того красиво! В третьем году цветочных семян выписали почти на сто рублей, — ни у кого в городе таких цветов нет, какие у нас. У меня есть книги
о садоводстве, немецкому языку учусь. Вот и работаем, молча, как монахини, как немые. Ничего не говорим, а знаем, что
думаем. Я — пою что-нибудь.
Перестану, Вася, кричит: «Пой!» И вижу где-нибудь далеко — лицо ее доброе, ласковое…
Раз, блаженно улыбаясь, пошел к Саше в новых сапогах, чтобы показаться, но на полдороге плюнул и повернул назад: «Еще
подумает, обрадовался деньгам, —
о, чтоб черт всех вас побрал!»
Перестал спать по ночам.
Теперь я лучше рассмотрел этого человека, с блестящими, черными глазами, рыжевато-курчавой головой и грустным лицом, на котором появилась редкой красоты тонкая и немного больная улыбка. Он всматривался так, как будто хотел порыться в моем мозгу, но, видимо, говоря со мной,
думал о своем, очень, может быть, неотвязном и трудном, так как скоро
перестал смотреть на меня, говоря с остановками...
Якову казалось, что брат говорит, видя пред собою полную комнату людей, он всё более прищуривал глаза и наконец совсем закрыл их. Яков
перестал слушать его речь,
думая о своём: чем кончится следствие
о смерти Носкова, как это заденет его, Якова?
Эта группа сражающихся воинов располагается и движется, как будто бы воспламененная духом Марса; но через минуту она рассыпалась, движения
перестали быть прекрасны, лучшие люди лежат ранены или убиты; эти воины не tableau vivant, они
думают о битве, а не
о том, чтоб их битва имела прекрасный вид.
— Да, — сказала Суламифь задумчиво, — может быть, и правда, что человек никогда не поймет этого. Сегодня во время пира на моей груди было благоухающее вязание стакти. Но ты вышел из-за стола, и цветы мои
перестали пахнуть. Мне кажется, что тебя должны любить,
о царь, и женщины, и мужчины, и звери, и даже цветы. Я часто
думаю и не могу понять: как можно любить кого-нибудь другого, кроме тебя?
— Нет,
о нет! Я не
думаю, чтобы она вас выкупила. Она теперь в Швейцарии, и вы мне сделаете большое удовольствие, если
перестанете меня спрашивать
о мисс Полине, — сказал он решительно и даже сердито.
Этого ребенка надобно будет воспитывать. Он будет его руководителем, наставником. Мечтая и размышляя таким образом, Эльчанинов ни разу не
подумал, отчего это так изменилась Анна Павловна и не повредит ли он ей еще более своей любовью? Болезненный и печальный вид Мановской, поразивший его при первой встрече, совершенно изгладился из его воображения, когда он
перестал ее видеть. Он мечтал и
думал только
о себе и
о своих будущих наслаждениях.
Павел на этот раз почти не обратил никакого внимания на то, что застал губернского льва наедине с женою, он
думал о бедной Лизавете Васильевне, которая рассказала ему, что Бахтиаров
перестал к ним ездить и прислал к ней письмо, которое она, против собственной своей воли, приняла и прочитала.
Он забылся и
перестал думать обо всем, и даже
о втором цветке, который нужно было сорвать.
Колёса жалобно скрипели, вилась пыль, дед, тряся головой, не
переставая кашлял, а Лёнька
думал о том, что вот сейчас приедут они в станицу и нужно будет гнусавым голосом петь под окнами: «Господи, Иисусе Христе»…
Я не могу не
думать о нем. Неужели я бросил все милое, дорогое, шел сюда тысячеверстным походом, голодал, холодал, мучился от зноя; неужели, наконец, я л ежу теперь в этих муках — только ради того, чтобы этот несчастный
перестал жить? А ведь разве я сделал что-нибудь, полезное для военных целей, кроме этого убийства?
— Ведь он хороший малый, — говорили они полуискренно, так как и за глаза не решались говорить
о Толкачеве правду и не решались
думать ее. И только один Каруев одобрил Чистякова и почти
перестал бывать в шестьдесят четвертом номере.
Ушам не поверила Аксинья Захаровна — рот так нараспашку у ней и остался…
О чем
думать перестала, заикнуться
о чем не смела, сам заговорил про то.
Мало-помалу
перестала Марья Гавриловна ненавидеть своего злодея, стала
думать о нем с сожаленьем.
Пустынник удивился, как так сокол кормит галчонка, и
подумал: «Галчонок, и тот у бога не пропадет, и научил же бог этого сокола кормить чужого сироту. Видно, бог всех тварей кормит, а мы всё
о себе
думаем.
Перестану я
о себе заботиться, не буду себе припасать пищи. Бог всех тварей не оставляет, и меня не оставит».
— Бог простит тебя; может быть, я во сто раз хуже тебя! — И вдруг у него на душе легко стало. И он
перестал скучать
о доме, и никуда не хотел из острога, а только
думал о последнем часе.
Если бы только гордые люди могли знать то, что
о них
думают те люди, которые пользуются их гордостью для своих выгод, то они
перестали бы гордиться.
Если войдет тебе в голову мысль
о том, что всё, что ты
думал о боге, неправда, что нет бога, — не смущайся этим, а знай, что это было и бывает со всеми людьми. Но не
думай только того, что если ты
перестал верить в того бога, в которого ты верил, то это сделалось оттого, что нет бога. Если ты не веришь в того бога, в которого верил, то это только оттого, что в вере твоей было что-нибудь неправильное.
Хорошо не
думать о завтрашнем дне; но для того, чтобы не
думать о нем, есть только одно средство:
думать не
переставая о том, так ли я исполняю дело настоящего дня, часа, минуты.
И тут-то являются разные науки: государственная, финансовая, церковная, уголовная, полицейская, является наука политическая экономия, история и самая модная — социология,
о том, по каким законам живут и должны жить люди, и оказывается, что дурная жизнь людей не от них, а оттого, что таковы законы, и что дело людей не в том, чтобы
перестать жить дурно и изменять свою жизнь от худшего к лучшему, а только в том, чтобы, живя попрежнему, по своим слабостям
думать, что всё худое происходит не от них самих, а от тех законов, какие нашли и высказали ученые.