Неточные совпадения
— Анна Андреевна именно ожидала хорошей
партии для своей дочери, а вот теперь такая судьба: именно так сделалось, как она хотела», — и так, право, обрадовалась, что не могла
говорить.
Он
говорил то самое, что предлагал Сергей Иванович; но, очевидно, он ненавидел его и всю его
партию, и это чувство ненависти сообщилось всей
партии и вызвало отпор такого же, хотя и более приличного озлобления с другой стороны. Поднялись крики, и на минуту всё смешалось, так что губернский предводитель должен был просить о порядке.
Княгиня же, со свойственною женщинам привычкой обходить вопрос,
говорила, что Кити слишком молода, что Левин ничем не показывает, что имеет серьезные намерения, что Кити не имеет к нему привязанности, и другие доводы; но не
говорила главного, того, что она ждет лучшей
партии для дочери, и что Левин несимпатичен ей, и что она не понимает его.
И странно то, что хотя они действительно
говорили о том, как смешон Иван Иванович своим французским языком, и о том, что для Елецкой можно было бы найти лучше
партию, а между тем эти слова имели для них значение, и они чувствовали это так же, как и Кити.
— Так ты не хочешь оканчивать
партии? —
говорил Ноздрев. — Отвечай мне напрямик!
—
Партии нет возможности оканчивать, —
говорил Чичиков и заглянул в окно. Он увидел свою бричку, которая стояла совсем готовая, а Селифан ожидал, казалось, мановения, чтобы подкатить под крыльцо, но из комнаты не было никакой возможности выбраться: в дверях стояли два дюжих крепостных дурака.
И когда она являлась на работах, приходя к Раскольникову, или встречалась с
партией арестантов, идущих на работы, — все снимали шапки, все кланялись: «Матушка, Софья Семеновна, мать ты наша, нежная, болезная!» —
говорили эти грубые клейменые каторжные этому маленькому и худенькому созданию.
Приходил юный студентик, весь новенький, тоже, видимо, только что приехавший из провинции; скромная, некрасивая барышня привезла пачку книг и кусок деревенского полотна, было и еще человека три, и после всех этих визитов Самгин подумал, что революция, которую делает Любаша, едва ли может быть особенно страшна. О том же
говорило и одновременное возникновение двух социал-демократических
партий.
— Про тебя
говорят — отошел от
партии?
Все это текло мимо Самгина, но было неловко, неудобно стоять в стороне, и раза два-три он посетил митинги местных политиков. Все, что слышал он, все речи ораторов были знакомы ему; он отметил, что левые
говорят громко, но слова их стали тусклыми, и чувствовалось, что
говорят ораторы слишком напряженно, как бы из последних сил. Он признал, что самое дельное было сказано в городской думе, на собрании кадетской
партии, членом ее местного комитета — бывшим поверенным по делам Марины.
Гусаров сбрил бородку, оставив сердитые черные усы, и стал похож на армянина. Он снял крахмаленную рубашку, надел суконную косоворотку, сапоги до колена, заменил шляпу фуражкой, и это сделало его человеком, который сразу, издали, бросался в глаза. Он уже не проповедовал необходимости слияния
партий, социал-демократов называл «седыми», социалистов-революционеров — «серыми», очень гордился своей выдумкой и
говорил...
За утренним чаем небрежно просматривал две местные газеты, — одна из них каждый день истерически кричала о засилии инородцев, безумии левых
партий и приглашала Россию «вернуться к национальной правде», другая, ссылаясь на статьи первой, уговаривала «беречь Думу — храм свободного, разумного слова» и доказывала, что «левые» в Думе
говорят неразумно.
Становилось холоднее. По вечерам в кухне собиралось греться человек до десяти; они шумно спорили, ссорились,
говорили о событиях в провинции, поругивали петербургских рабочих, жаловались на недостаточно ясное руководительство
партии. Самгин, не вслушиваясь в их речи, но глядя на лица этих людей, думал, что они заражены верой в невозможное, — верой, которую он мог понять только как безумие. Они продолжали к нему относиться все так же, как к человеку, который не нужен им, но и не мешает.
Улеглись ли
партии? сумел ли он поддержать порядок, который восстановил? тихо ли там? — вот вопросы, которые шевелились в голове при воспоминании о Франции. «В Париж бы! —
говорил я со вздохом, — пожить бы там, в этом омуте новостей, искусств, мод, политики, ума и глупостей, безобразия и красоты, глубокомыслия и пошлостей, — пожить бы эпикурейцем, насмешливым наблюдателем всех этих проказ!» «А вот Испания с своей цветущей Андалузией, — уныло думал я, глядя в ту сторону, где дед указал быть испанскому берегу.
— Не знаю, либерал ли я или что другое, — улыбаясь, сказал Нехлюдов, всегда удивлявшийся на то, что все его причисляли к какой-то
партии и называли либералом только потому, что он, судя человека,
говорил, что надо прежде выслушать его, что перед судом все люди равны, что не надо мучать и бить людей вообще, а в особенности таких, которые не осуждены. — Не знаю, либерал ли я или нет, но только знаю, что теперешние суды, как они ни дурны, всё-таки лучше прежних.
Студенты
говорили, что, с его поступлением,
партия хороших профессоров заметно усилилась.
Как на завидную
партию никто на него не смотрит, но для счета, как
говорит матушка, и он пользуется званием «жениха».
— Мне наш мужичок, Лука Архипыч Мереколов, сказывал. Он небольшую
партию гороху ставил, а барин-то и узнал, что он наш… Очень,
говорит, у вас барышня хороша.
Я никогда не мог
говорить от какого-либо коллектива, от какой-либо
партии или течения, не мог
говорить и от церкви, от церкви особенно не мог
говорить.
Говорили о какой-то
партии Пеги: это
партия, в которой он был бы один.
Доктор З-кий
говорил мне, что как-то, исполняя должность тюремного врача, он вздумал осмотреть
партию вновь прибывших женщин, и все они оказались с женскими болезнями.
Этот недостаток женщин и семей в селениях Тымовского округа, часто поразительный, не соответствующий общему числу женщин и семей на Сахалине, объясняется не какими-либо местными или экономическими условиями, а тем, что все вновь прибывающие
партии сортируются в Александровске и местные чиновники, по пословице «своя рубашка ближе к телу», задерживают большинство женщин для своего округа, и притом «лучшеньких себе, а что похуже, то нам», как
говорили тымовские чиновники.
— Так ты нам с начала рассказывай, Мина, —
говорил Тарас, усаживая старика в передний угол. — Как у вас все дело было… Ведь ты тогда в
партии был, когда при казне по Мутяшке ширпы били?
Надо, —
говорит, — чтобы невинная девица обошла сперва место то по три зари, да ширп бы она же указала…» Ну, какая у нас в те поры невинная девица, когда в
партии все каторжане да казаки; так золото и не далось.
Никогда Нюрочка еще не видала мастерицу Таисью такою и даже испугалась, а та ничего не замечала и продолжала
говорить без конца. Этот лесной воздух, окружавшая их глушь и собственное молитвенное настроение точно опьяняли ее. Когда в стороне встречались отдыхавшие
партии богомольцев, Таисья низко кланялась трудничкам и
говорила...
Дни шли за днями; дом маркизин заметно пустел, феи хотя продолжали презрительно
говорить об одной
партии, но столь же презрительно и даже еще более презрительно отзывались и о другой.
Он много и усердно трудился и не задирал еще носа; не
говорил ни «как-с?», ни «что-с», но уже видимо солиднел и не желал якшаться с невинными людьми, величавшими себя в эту пору громким именем
партии прогресса.
Дом блестящего полковника Абреева находился на Литейной; он взял его за женой, урожденной княжной Тумалахановой. Дом прежде имел какое то старинное и азиатское убранство; полковник все это выкинул и убрал дом по-европейски. Жена у него,
говорят, была недальняя, но красавица. Эту прекрасную
партию отыскала для сына еще Александра Григорьевна и вскоре затем умерла. Абреев за женой,
говорят, получил миллион состояния.
А
партия Тетюева торжествовала совсем открыто, собираясь у Нины Леонтьевны, где об изгнании Раисы Павловны все
говорили, как о деле решенном.
— Человек
партии, я признаю только суд моей
партии и буду
говорить не в защиту свою, а — по желанию моих товарищей, тоже отказавшихся от защиты, — попробую объяснить вам то, чего вы не поняли.
— Так вот Власова — мать,
говорю. Она тоже вошла в
партию после этого.
Говорят, такая — просто чудеса!
— Нет! куда нам! —
говорит, махая руками, судья, который, от старости, недослышит, и думает, что Дмитрий Борисыч приглашает его составить
партию для высокоименитого гостя.
По понедельникам
партии считались. — Живоглотов до пяти часов обедать не садился, —
говорили красновцы, — а собралось всего сам-пятнадцать человек.
Люди всходят на трибуну и
говорят Но не потому
говорят, что слово, как долго сдержанный поток, само собой рвется наружу, а потому что, принадлежа к известной политической
партии, невозможно, хоть от времени до времени, не делать чести знамени.
В
партии этой, кроме состояния, как вы сами
говорите, девушка прекрасная, которая, по особенному вашему счастью, сохранила к вам привязанность в такой степени, что с первых же минут, как вы сделаетесь ее женихом, она хочет вам подарить сто тысяч, для того только, чтоб не дать вам почувствовать этой маленькой неловкости, что вот-де вы бедняк и женитесь на таком богатстве.
— Провинция! — сказал он, — à propos [кстати (франц.)] о графе, Александр, — он не
говорил, привезли ли ему из-за границы фарфор? Он весной выписывал
партию: хотелось бы взглянуть…
— Это тебе не фунт изюма съесть, а инструментальная съемка, — озверело
говорит, направляя визирную трубку на веху, загоревший, черный, как цыган, уставший Жданов, работающий в одной
партии с Александровым, — и это тоже тебе не мутовку облизать. Так-то, друзья мои.
— Главные противоречия, — начал он неторопливо и потирая свои руки, — это в отношении губернатора… Одни утверждают, что он чистый вампир, вытянувший из губернии всю кровь, чего я, к удивлению моему, по делам совершенно не вижу… Кроме того, другие лица, не принадлежащие к
партии губернского предводителя, мне
говорят совершенно противное…
— Граф
говорит, что нет и что он об губернаторе слышал много хорошего от людей, не принадлежащих к вашей
партии!
„Ну, —
говорю, — а если бы двадцать?“ — „Ну, а с двадцатью, —
говорит, — уж нечего делать — двадцать одолеют“ — и при сем рассказал, что однажды он, еще будучи в училище, шел с своим родным братом домой и одновременно с проходившею
партией солдат увидели куст калины с немногими ветками сих никуда почти не годных ягод и устремились овладеть ими, и Ахилла с братом и солдаты человек до сорока, „и произошла, —
говорит, — тут между нами великая свалка, и братца Финогешу убили“.
В
партии «крепкоголовых» он представлял начало письмянности и ехидства;
говорил плавно, мягко, словно змей полз; голос имел детский; когда злился, то злобу свою обнаруживал чем-то вроде хныканья, от которого вчуже мороз подирал по коже.
— Вам это должно нравиться, — продолжал Гез, делая соответствующий ход так рассеянно, что я увидел всю
партию. — Должно, потому что вы, — я
говорю это без мысли обидеть вас, — появились на корабле более чем оригинально. Я угадываю дух человека.
Когда ей миновало шестнадцать лет, Негров смотрел на всякого неженатого человека как на годного жениха для нее; заседатель ли приезжал с бумагой из города, доходил ли слух о каком-нибудь мелкопоместном соседе, Алексей Абрамович
говорил при бедной Любоньке: «Хорошо, кабы посватался заседатель за Любу, право, хорошо: и мне бы с руки, да и ей чем не
партия?
— Позвольте, —
говорю, — против кого же мы будем
партию составлять?
Фракционные трения. Не согласен со многим. Я старый массовик со стажем. С прошлого года в
партии. И как глянул кругом, вижу — нет, не выходит. Я и
говорю Михаил Ивановичу…
Гурмыжская. Ах, Боже мой! Для тебя ли это не
партия? Она еще спрашивает! Но я погляжу прежде, будешь ли ты стоить. Я и сама всем
говорю, что он твой жених, и другие пусть
говорят; но я еще подумаю, слышишь ты, подумаю.
Во все времена и во всех сферах человеческой деятельности появлялись люди, настолько здоровые и одаренные натурою, что естественные стремления
говорили в них чрезвычайно сильно, незаглушаемо — в практической деятельности они часто делались мучениками своих стремлений, но никогда не проходили бесследно, никогда не оставались одинокими, в общественной деятельности они приобретали
партию, в чистой науке делали открытия, в искусствах, в литературе образовали школу.
Феклуша принадлежит к
партии патриотической и в высшей степени консервативной; ей хорошо среди благочестивых и наивных калиновцев: ее и почитают, и угощают, и снабжают всем нужным; она пресерьезно может уверять, что самые грешки ее происходят оттого, что она выше прочих смертных: «простых людей,
говорит, каждого один враг смущает, а к нам, странным людям, к кому шесть, к кому двенадцать приставлено, вот и надо их всех побороть».
Одному — что ввиду общего врага все
партии, и либералы и консерваторы, должны в субботу подать друг другу руки; другому — что теперь-то именно, то есть опять-таки в будущую субботу, и наступила пора сосчитаться и покончить с либералами, признав их сообщниками, попустителями и укрывателями превратных толкований; третьему:"слышали, батюшка, что консерваторы-то наши затеяли — ужас! а впрочем, в субботу
поговорим!"
— В Нижнем, с татарином играл. Прикинулся, подлец, неумелым. Деньжат у меня ни-ни. Думал — наверное выиграю, как и всегда, а тут вышло иначе. Три красных стало за мной, да за
партии четыре с полтиной. Татарин положил кий: дошлите,
говорит, деньги! Так и так,
говорю, повремените: я, мол, такой-то. Назвал себя. А татарин-то себя назвал: а я,
говорит, Садык… И руки у меня опустились…