Неточные совпадения
Только я вышла посмотреть, что питье не несут, — прихожу, а уж она, моя сердечная, все вокруг себя раскидала и все манит к себе вашего
папеньку; тот нагнется к ней, а уж сил, видно, недостает
сказать, что хотелось: только откроет губки и опять начнет охать: «Боже мой!
У
папеньки Катерины Ивановны, который был полковник и чуть-чуть не губернатор, стол накрывался иной раз на сорок персон, так что какую-нибудь Амалию Ивановну, или, лучше
сказать, Людвиговну, туда и на кухню бы не пустили…» Впрочем, Катерина Ивановна положила до времени не высказывать своих чувств, хотя и решила в своем сердце, что Амалию Ивановну непременно надо будет сегодня же осадить и напомнить ей ее настоящее место, а то она бог знает что об себе замечтает, покамест же обошлась с ней только холодно.
«Ну, как я напишу драму Веры, да не сумею обставить пропастями ее падение, — думал он, — а русские девы примут ошибку за образец, да как козы — одна за другой — пойдут скакать с обрывов!.. А обрывов много в русской земле! Что
скажут маменьки и
папеньки!..»
— Я ему говорю: стало быть, все позволено, коли так? Он нахмурился: «Федор Павлович, говорит,
папенька наш, был поросенок, но мыслил он правильно». Вот ведь что отмочил. Только всего и
сказал. Это уже почище Ракитина.
— Так было, ваше превосходительство, что Михаил Иванович выразили свое намерение моей жене, а жена
сказала им, что я вам, Михаил Иванович, ничего не
скажу до завтрего утра, а мы с женою были намерены, ваше превосходительство, явиться к вам и доложить обо всем, потому что как в теперешнее позднее время не осмеливались тревожить ваше превосходительство. А когда Михаил Иванович ушли, мы
сказали Верочке, и она говорит: я с вами,
папенька и маменька, совершенно согласна, что нам об этом думать не следует.
Как только она позвала Верочку к
папеньке и маменьке, тотчас же побежала
сказать жене хозяйкина повара, что «ваш барин сосватал нашу барышню»; призвали младшую горничную хозяйки, стали упрекать, что она не по — приятельски себя ведет, ничего им до сих пор не
сказала; младшая горничная не могла взять в толк, за какую скрытность порицают ее — она никогда ничего не скрывала; ей
сказали — «я сама ничего не слышала», — перед нею извинились, что напрасно ее поклепали в скрытности, она побежала сообщить новость старшей горничной, старшая горничная
сказала: «значит, это он сделал потихоньку от матери, коли я ничего не слыхала, уж я все то должна знать, что Анна Петровна знает», и пошла сообщить барыне.
«Что твоя голова, Маша?» — спросил Гаврила Гаврилович. «Лучше,
папенька», — отвечала Маша. «Ты, верно, Маша, вчерась угорела», —
сказала Прасковья Петровна. «Может быть, маменька», — отвечала Маша.
—
Папенька, прикажите ему отдать кольцо, —
сказал Саша.
Однажды она даже осмелилась: бросилась перед дедушкой на колени и
сказала: «
Папенька! что же вы медлите, распоряжения не делаете?
Скажут им: нужно любить
папеньку с маменькой — они любят; прикинут сюда тетенек, дяденек, сестриц, братцев и даже православных христиан — они и их помянут в молитвах своих.
— Слушайся
папеньку с маменькой, —
сказала она, — родительское сердце, оно памятливое.
По окончании всенощной все подходят к хозяевам с поздравлениями, а дети по очереди целуют у старой полковницы ручку. Старушка очень приветлива, всякому найдет доброе слово
сказать, всякого спросит: «Хорошо ли, душенька, учишься? слушаешься ли
папеньку с маменькой?» — и, получив утвердительный ответ, потреплет по щеке и перекрестит.
— Ах, да ты, верно, старой Акули застыдился! так ведь ей, голубчик, за семьдесят! И мастерица уж она мыть! еще
папеньку твоего мывала, когда в Малиновце жила. Вздор, сударь, вздор! Иди-ка в баньку и мойся! в чужой монастырь с своим уставом не ходят! Настюша!
скажи Акулине да проведи его в баню!
— Слушайте, Бахарева, что я написала, —
сказала она, вставши, и прочла вслух следующее: «Мы живем самостоятельною жизнью и, к великому скандалу всех маменек и
папенек, набираем себе знакомых порядочных людей. Мы знаем, что их немного, но мы надеемся сформировать настоящее общество. Мы войдем в сношения с Красиным, который живет в Петербурге и о котором вы знаете: он даст нам письма. Метя на вас только как на порядочного человека, мы предлагаем быть у нас в Богородицком, с того угла в доме Шуркина». Хорошо?
Моя жена всегда плачет об нем…» Я курил свою трубочку и
сказал: «Как звали вашего сына и где он служил? может быть, я знаю его…» — «Его звали Карл Мауер, и он служил в австрийских егерях», —
сказал мой
папенька.
— «Наш сын, —
сказал папенька, — был Soldat, и вот девять лет он не писал нам, и мы не знаем, жив он или умер.
— Вы честный человек, Карл Иваныч! —
сказал мне
папенька и поцеловал меня. — Du bist ein braver Bursche! — sagte mir mein Vater und küsste mich.
—
Папенька! — я
сказал, — не говорите так, что «у вас был один сын, и вы с тем должны расстаться», у меня сердце хочет выпрыгнуть, когда я этого слышу. Брат Johann не будет служить — я буду Soldat!.. Карл здесь никому не нужен, и Карл будет Soldat.
Я взял его за руку и
сказал: «Зачем вы
сказали так,
папенька? Пойдемте со мной, я вам
скажу что-нибудь». И
папенька пошел.
Папенька пошел, и мы сели в трактир за маленький столик. «Дайте нам пару Bierkrug», [кружек пива (нем.).] — я
сказал, и нам принесли. Мы выпили по стаканчик, и брат Johann тоже выпил.
Извините меня, господа, — продолжал старик, уже обращаясь к прочим гостям, — барин мой изволил раз
сказать, что он меня за отца аки бы почитает; конечно, я, может, и не стою того, но так, как по чувствам моим сужу, не менее им добра желаю, как бы и
папенька ихний.
— Вот и
папенька воротился, —
сказала Наташа, заслышав его голос. — Пойдем, Ваня.
— А вы принудьте себя. Не всё склонность, надо и другим удовольствие сделать. Вот
папенька: ему только слово
сказали — он и готов, а вы… фи, какой вы недобрый! Может быть, вы любите, чтобы вас упрашивали?
— Любит бога ваш
папенька! нечего
сказать — очень любит! Не всякий это…
— Нет, не то что привыкла, а так как-то. Я не принуждала себя, а просто само собой сделалось. Терпелив он был. Вот и хозяйством я занялась — сама не знаю как. Когда я у
папеньки жила, ничто меня не интересовало — помнишь? Любила я, правда, помечтать, а спроси, об чем — и сама
сказать не сумею. А тут вдруг…
Я помню, смотрит, бывало,
папенька в окошко и говорит:"Вот пьяницу-станового везут". Приедет ли становой к помещику по делам — первое ему приветствие:"Что, пьяница! видно, кур по уезду сбирать ездишь!"Заикнется ли становой насчет починки мостов — ответ:"Кроме тебя, ездить здесь некому, а для тебя, пьяницы, и эти мосты — таковские". Словом
сказать, кроме «пьяницы» да «куроеда», и слов ему никаких нет!
Папенька мой держали меня очень строго, потому что человек в юношестве больше всего всякими соблазнами, как бы
сказать, обуреваем бывает, и хотя сватались за меня даже генералы, но он согласия своего на брак мой не дал, и осталась я после их смерти (маменька моя еще при жизни ихней скончались) девицею.
— Что ж за глупость! Известно,
папенька из сидельцев вышли, Аксинья Ивановна! — вступается Боченков и, обращаясь к госпоже Хрептюгиной, прибавляет: — Это вы правильно, Анна Тимофевна,
сказали: Ивану Онуфричу денно и нощно бога молить следует за то, что он его, царь небесный, в большие люди произвел. Кабы не бог, так где бы вам родословной-то теперь своей искать? В червивом царстве, в мушином государстве? А теперь вот Иван Онуфрич, поди-кось, от римских цезарей, чай, себя по женской линии производит!
Конечно, я, как дочь, не смею против родителя роптать, однако и теперь могу
сказать, что отдай меня в ту пору
папенька за генерала, то не вышло бы ничего, и не осталась бы я навек несчастною…
Говорят, будто Баттенберг прослезился, когда ему доложили: «Карета готова!» Еще бы! Все лучше быть каким ни на есть державцем, нежели играть на бильярде в берлинских кофейнях. Притом же, на первых порах, его беспокоит вопрос: что
скажут свои?
папенька с маменькой, тетеньки, дяденьки, братцы и сестрицы? как-то встретят его прочие Баттенберги и Орлеаны? Наконец, ему ведь придется отвыкать говорить: «Болгария — любезное отечество наше!» Нет у него теперь отечества, нет и не будет!
Почти положительно можно
сказать, что прежние барышни страдали от любви; нынешние — оттого, что у
папеньки денег мало.
— Он на меня,
папенька, рассердился: я
сказала ему, что он не может быть литератором, — отвечала Настенька.
— Я за тетрадью,
папенька, пошлю Катю, —
сказала Настенька, — а сами вы не должны ходить, без вас найдут, — прибавила она Калиновичу.
— Что ж,
папенька, ваш смотритель не едет? Скучно его ждать! —
сказала Настенька.
— Послушайте! — вдруг заговорила она, робко оглядываясь во все стороны, — не уезжайте, ради бога, не уезжайте! я вам
скажу тайну… Здесь нас увидит
папенька из окошек: пойдемте к нам в сад, в беседку… она выходит в поле, я вас проведу.
— Я хотела послать
папеньку в город к вам, —
сказала она, — да не знала, где вы живете.
Не пойдешь?» — «Как вы,
папенька, маменька,
скажете».
— И не соблазняй ты меня! — замахала на него руками Арина Петровна, — уйди ты от меня, ради Христа! еще
папенька неравну услышит,
скажет, что я же тебя возмутила! Ах ты, Господи! Я, старуха, отдохнуть хотела, даже задремала совсем, а он вон с каким делом пришел!
Смолчи на этот раз Петенька, прими папенькино замечание с кротостью, а еще лучше, поцелуй у
папеньки ручку и
скажи ему: извините меня, добренький,
папенька! я ведь с дороги, устал! — и все бы обошлось благополучно. Но Петенька поступил совсем как неблагодарный.
Он уехал поздно, но мамаша успела мне сообщить, что я ему понравилась, что
папенька в восторге… Уж не
сказал ли он обо мне, что и у меня есть правила? А я чуть было не ответила мамаше, что мне очень жалко, но что у меня уже есть муж. Отчего тебя
папенька так не любит? С мамашей еще можно было бы как-нибудь…
Ее горничная вошла и
сказала ей, что
папенька в маменькиной спальне и зовет ее туда…
—
Папенька, — проговорила Елена, — я знаю, что вы хотите
сказать…
—
Папенька, — проговорила Елена (она вся дрожала с ног до головы, но голос ее был тверд), — вы вольны делать со мною все, что угодно, но напрасно вы обвиняете меня в бесстыдстве и в притворстве. Я не хотела… огорчать вас заранее, но я поневоле на днях сама бы все вам
сказала, потому что мы на будущей неделе уезжаем отсюда с мужем.
— Вчера я был на почте, — начал Савелий, — и встретил там человека Мановского. Он получил письмо с черною печатью. Я, признаться
сказать, попросил мне показать. На конверте написано, что из Кременчуга, а там живет
папенька Анны Павловны. Я боюсь, не умер ли он?
— Как барыне не послать? Помещица какая! Хозяйством не занимается, а только письма пишет — писательница! Как же, ведь
папеньку надобно поздравить с праздником, — только людей да лошадей гонять! Пошел,
скажи кучеру, чтобы съездил за кузнецом.
— Так вы
скажите папеньке, что у вас нога болит, а то неловко: будете путать.
Но я теперь спокойна; совесть меня не укоряет; если бы даже и
папенька узнал, я бы и тому
сказала, что я люблю тебя, но люблю благородною любовью.
— Сейчас только услышала от вашей девушки, что вы не так здоровы, — говорила она, поздоровавшись с хозяйкой, — давно сбиралась зайти, да все некогда. У Маровых свадьба затевается; ну, ведь вы знаете: этот дом, после вашего
папеньки, теперь, по моим чувствам, в глаза и за глаза можно
сказать, для меня первый дом. Что с вами-то, — время-то сырое — простудились, верно?
— Не плачь, ma soeur, — заговорила блондинка, —
папенька, может быть, еще не согласится… Ты
скажи, что просто не можешь, что у тебя к нему антипатия.
— Ты не давай
папеньке сигар, —
сказала шепотом Мари, — маменька терпеть не может, чтобы он курил, потому что он все сорит.
Нам известно, что Анет, как и
папенька, любила
сказать красное словцо, то есть задушевные свои мечтания выдать за действительность.