Неточные совпадения
— Вот, я приехал к тебе, — сказал Николай глухим голосом, ни на секунду не спуская глаз с лица брата. — Я
давно хотел, да всё нездоровилось. Теперь же я
очень поправился, — говорил он, обтирая свою бороду большими худыми ладонями.
— Да ведь я ее
давно знаю. Она
очень добрая, кажется, mais excessivement terre-à-terre. [но
очень прозаическая.] Но всё-таки я ей
очень был рад.
В Левинском,
давно пустынном доме теперь было так много народа, что почти все комнаты были заняты, и почти каждый день старой княгине приходилось, садясь зa стол, пересчитывать всех и отсаживать тринадцатого внука или внучку за особенный столик. И для Кити, старательно занимавшейся хозяйством, было не мало хлопот о приобретении кур, индюшек, уток, которых при летних аппетитах гостей и детей выходило
очень много.
— Здравствуйте, княжна! — сказала Анна Павловна с притворною улыбкой, столь непохожею на прежнее ее обращение. —
Очень приятно познакомиться, — обратилась она к князю. — Вас
давно ждали, князь.
Левин уже
давно сделал замечание, что, когда с людьми бывает неловко от их излишней уступчивости, покорности, то
очень скоро сделается невыносимо от их излишней требовательности и придирчивости. Он чувствовал, что это случится и с братом. И, действительно, кротости брата Николая хватило не надолго. Он с другого же утра стал раздражителен и старательно придирался к брату, затрогивая его за самые больные места.
— Я вас
давно знаю и
очень рада узнать вас ближе. Les amis de nos amis sont nos amis. [Друзья наших друзей — наши друзья.] Но для того чтобы быть другом, надо вдумываться в состояние души друга, а я боюсь, что вы этого не делаете в отношении к Алексею Александровичу. Вы понимаете, о чем я говорю, — сказала она, поднимая свои прекрасные задумчивые глаза.
— А! — начал он радостно. —
Давно ли? Я и не знал, что ты тут.
Очень рад вас видеть.
― Как я рад, ― сказал он, ― что ты узнаешь ее. Ты знаешь, Долли
давно этого желала. И Львов был же у нее и бывает. Хоть она мне и сестра, ― продолжал Степан Аркадьич, ― я смело могу сказать, что это замечательная женщина. Вот ты увидишь. Положение ее
очень тяжело, в особенности теперь.
— Может быть, — сказал Степан Аркадьич. — Что-то мне показалось такое вчера. Да, если он рано уехал и был еще не в духе, то это так… Он так
давно влюблен, и мне его
очень жаль.
— Мы тебя
давно ждали, — сказал Степан Аркадьич, войдя в кабинет и выпустив руку Левина, как бы этим показывая, что тут опасности кончились. —
Очень,
очень рад тебя видеть, — продолжал он. — Ну, что ты? Как? Когда приехал?
—
Очень,
очень рада, — повторила она, и в устах ее для Левина эти простые слова почему-то получили особенное значение. — Я вас
давно знаю и люблю и по дружбе со Стивой и за вашу жену… я знала ее
очень мало времени, но она оставила во мне впечатление прелестного цветка, именно цветка. И она уж скоро будет матерью!
— Ну вот, я
очень рад или, напротив,
очень не рад, что сошелся со Спенсером; только это я
давно знаю. Школы не помогут, а поможет такое экономическое устройство, при котором народ будет богаче, будет больше досуга, — и тогда будут и школы.
— И оставлю! И
давно пора, и убирайся к чорту! И
очень жалею, что приехал!
Я не намекал ни разу ни о пьяном господине, ни о прежнем моем поведении, ни о Грушницком. Впечатление, произведенное на нее неприятною сценою, мало-помалу рассеялось; личико ее расцвело; она шутила
очень мило; ее разговор был остер, без притязания на остроту, жив и свободен; ее замечания иногда глубоки… Я дал ей почувствовать
очень запутанной фразой, что она мне
давно нравится. Она наклонила головку и слегка покраснела.
Уже Ноздрев
давно перестал вертеть, но в шарманке была одна дудка
очень бойкая, никак не хотевшая угомониться, и долго еще потом свистела она одна.
Впрочем, можно догадываться, что оно выражено было
очень метко, потому что Чичиков, хотя мужик
давно уже пропал из виду и много уехали вперед, однако ж все еще усмехался, сидя в бричке.
Это было уже
давно решено: «Бросить все в канаву, и концы в воду, и дело с концом». Так порешил он еще ночью, в бреду, в те мгновения, когда, он помнил это, несколько раз порывался встать и идти: «Поскорей, поскорей, и все выбросить». Но выбросить оказалось
очень трудно.
— Да ведь и я знаю, что не вошь, — ответил он, странно смотря на нее. — А впрочем, я вру, Соня, — прибавил он, —
давно уже вру… Это все не то; ты справедливо говоришь. Совсем, совсем, совсем тут другие причины!.. Я
давно ни с кем не говорил, Соня… Голова у меня теперь
очень болит.
Да, он был рад, он был
очень рад, что никого не было, что они были наедине с матерью. Как бы за все это ужасное время разом размягчилось его сердце. Он упал перед нею, он ноги ей целовал, и оба, обнявшись, плакали. И она не удивлялась и не расспрашивала на этот раз. Она уже
давно понимала, что с сыном что-то ужасное происходит, а теперь приспела какая-то страшная для него минута.
— Да и я у вас
давно не был. Теперь у вас здесь
очень хорошо.
Но в этот вечер они смотрели на него с вожделением, как смотрят любители вкусно поесть на редкое блюдо. Они слушали его рассказ с таким безмолвным напряжением внимания, точно он столичный профессор, который читает лекцию в глухом провинциальном городе обывателям,
давно стосковавшимся о необыкновенном. В комнате было тесно, немножко жарко, в полумраке сидели согнувшись покорные люди, и было
очень хорошо сознавать, что вчерашний день — уже история.
Проповедник посмотрел в книжку и продолжал
очень спокойно, словно он рассказывает обыкновенное и
давно известное всем...
Он славился как человек
очень деловой, любил кутнуть в «Стрельне», у «Яра», ежегодно ездил в Париж, с женою
давно развелся, жил одиноко в большой, холодной квартире, где даже в ясные дни стоял пыльный сумрак, неистребимый запах сигар и сухого тления.
Самгин был
очень польщен тем, что Дуняша встретила его как любовника, которого
давно и жадно ждала. Через час сидели пред самоваром, и она, разливая чай, поспешно говорила...
Зашли в ресторан, в круглый зал, освещенный ярко, но мягко, на маленькой эстраде играл струнный квартет, музыка
очень хорошо вторила картавому говору, смеху женщин, звону стекла, народа было
очень много, и все как будто
давно знакомы друг с другом; столики расставлены как будто так, чтоб удобно было любоваться костюмами дам; в центре круга вальсировали высокий блондин во фраке и тоненькая дама в красном платье, на голове ее, точно хохол необыкновенной птицы, возвышался большой гребень, сверкая цветными камнями.
Самгин не мог сосредоточить внимание на ораторе, речь его казалась
давно знакомой. И он был
очень доволен, когда Декаполитов, наклонясь вперед, сказал...
—
Давно это было. И —
очень похоже на анекдот.
Эти новые мысли слагались
очень легко и просто, как
давно уже прочувствованные. Соблазнительно легко. Но мешал думать гул голосов вокруг. За спиной Самгина, в соседнем отделении, уже началась дорожная беседа, говорило несколько голосов одновременно, — и каждый как бы старался прервать ехидно сладкий, взвизгивающий голосок, который быстро произносил вятским говорком...
— Возмущенных — мало! — сказал он, встряхнув головой. — Возмущенных я не видел. Нет. А какой-то… странный человек в белой шляпе собирал добровольцев могилы копать. И меня приглашал.
Очень… деловитый. Приглашал так, как будто он
давно ждал случая выкопать могилу. И — большую, для многих.
Самгин
давно не беседовал с ним, и антипатия к этому человеку несколько растворилась в равнодушии к нему. В этот вечер Безбедов казался смешным и жалким, было в нем даже что-то детское. Толстый, в синей блузе с незастегнутым воротом, с обнаженной белой пухлой шеей, с безбородым лицом, он
очень напоминал «Недоросля» в изображении бесталанного актера. В его унылой воркотне слышалось нечто капризное.
Бальзаминова. Говорят: за чем пойдешь, то и найдешь! Видно, не всегда так бывает. Вот Миша ходит-ходит, а все не находит ничего. Другой бы бросил
давно, а мой все не унимается. Да коли правду сказать, так Миша
очень справедливо рассуждает: «Ведь мне, говорит, убытку нет, что я хожу, а прибыль может быть большая; следовательно, я должен ходить. Ходить понапрасну, говорит, скучно, а бедность-то еще скучней». Что правда то правда. Нечего с ним и спорить.
— Не говори, не поминай! — торопливо перебил его Обломов, — я и то вынес горячку, когда увидел, какая бездна лежит между мной и ею, когда убедился, что я не стою ее… Ах, Андрей! если ты любишь меня, не мучь, не поминай о ней: я
давно указывал ей ошибку, она не хотела верить… право, я не
очень виноват…
Не то, чтобы полиция или иные какие пристава должнику мирволили — говорят, что тот им самим
давно надоел и что они все старушку
очень жалеют и рады ей помочь, да не смеют…
— Как
давно: я
очень часто обедаю с художниками.
— Ах,
очень приятно! — сказал Марк, шаркая обеими туфлями и крепко тряся за руку Райского, — я
давно искал случая услужить вам…
—
Давно я думаю, что они пара, Марья Егоровна, — говорила Бережкова, — боялась только, что молоды уж
очень оба. А как погляжу на них да подумаю, так вижу, что они никогда старше и не будут.
— Я, конечно, вас обижаю, — продолжал он как бы вне себя. — Это в самом деле, должно быть, то, что называют страстью… Я одно знаю, что я при вас кончен; без вас тоже. Все равно без вас или при вас, где бы вы ни были, вы все при мне. Знаю тоже, что я могу вас
очень ненавидеть, больше, чем любить… Впрочем, я
давно ни об чем не думаю — мне все равно. Мне жаль только, что я полюбил такую, как вы…
— Я знаю, что вы можете мне сделать множество неприятностей, — проговорила она, как бы отмахиваясь от его слов, — но я пришла не столько затем, чтобы уговорить вас меня не преследовать, сколько, чтоб вас самого видеть. Я даже
очень желала вас встретить уже
давно, сама… Но я встретила вас такого же, как и прежде, — вдруг прибавила она, как бы увлеченная особенною и решительною мыслью и даже каким-то странным и внезапным чувством.
Я вдруг и неожиданно увидал, что он уж
давно знает, кто я такой, и, может быть,
очень многое еще знает. Не понимаю только, зачем я вдруг покраснел и глупейшим образом смотрел, не отводя от него глаз. Он видимо торжествовал, он весело смотрел на меня, точно в чем-то хитрейшим образом поймал и уличил меня.
Я знал
давно, что он
очень мучил князя. Он уже раз или два приходил при мне. Я… я тоже имел с ним одно сношение в этот последний месяц, но на этот раз я, по одному случаю, немного удивился его приходу.
Все, что я говорю,
очень важно; путешественнику стыдно заниматься будничным делом: он должен посвящать себя преимущественно тому, чего уж нет
давно, или тому, что, может быть, было, а может быть, и нет.
— Ну, а что же ваша картина, она
очень интересует меня, — прибавила она. — Если бы не моя немощь, уж я
давно бы была у вас.
— И еще к тебе просьба, — не отвечая ему, сказал Нехлюдов. —
Давно очень я знал одну девушку — учительницу. Она
очень жалкое существо и теперь тоже в тюрьме, а желает повидаться со мной. Можешь ты мне дать и к ней пропуск?
Приказчик улыбался, делая вид, что он это самое
давно думал и
очень рад слышать, но в сущности ничего не понимал, очевидно не оттого, что Нехлюдов неясно выражался, но оттого, что по этому проекту выходило то, что Нехлюдов отказывался от своей выгоды для выгоды других, а между тем истина о том, что всякий человек заботится только о своей выгоде в ущерб выгоде других людей, так укоренилась в сознании приказчика, что он предполагал, что чего-нибудь не понимает, когда Нехлюдов говорил о том, что весь доход с земли должен поступать в общественный капитал крестьян.
Несмотря на то, что Новодворов был
очень уважаем всеми революционерами, несмотря на то, что он был
очень учен и считался
очень умным, Нехлюдов причислял его к тем революционерам, которые, будучи по нравственным своим качествам ниже среднего уровня, были гораздо ниже его. Умственные силы этого человека — его числитель — были большие; но мнение его о себе — его знаменатель — было несоизмеримо огромное и
давно уже переросло его умственные силы.
— Когда привыкнет, буду вынашивать, а потом вы примете участие в соколиной охоте, которую мы постараемся устроить в непродолжительном времени. Это
очень весело… Мне
давно хотелось побывать на такой охоте.
— Ежели вы, Игнатий Львович,
очень сумлеваетесь насчет жалованья, — начинает Илья, переминаясь с ноги на ногу, — так уж лучше совсем рассчитайте меня… Меня
давно Панафидины сманивают к себе… и пять рублей прибавки.
— Да
очень просто: взяла да ушла к брату… Весь город об этом говорит. Рассказывают, что тут разыгрался целый роман… Вы ведь знаете Лоскутова? Представьте себе, он
давно уже был влюблен в Надежду Васильевну, а Зося Ляховская была влюблена в него… Роман, настоящий роман! Помните тогда этот бал у Ляховского и болезнь Зоси? Мне сразу показалось, что тут что-то кроется, и вот вам разгадка; теперь весь город знает.
— Ах, извините, mon ange… Я боялась вам высказаться откровенно, но теперь должна сознаться, что Сергей Александрыч действительно немного того… как вам сказать… ну, недалек вообще (Хина повертела около своего лба пальцем). Если его сравнить, например, с Александром Павлычем… Ах, душечка, вся наша жизнь есть одна сплошная ошибка!
Давно ли я считала Александра Павлыча гордецом… Помните?.. А между тем он совсем не горд, совсем не горд… Я жестоко ошиблась. Не горд и
очень умен…
На Западе проблема демократии в ее отношении к проблеме личности
давно уже ставится
очень сложно.