Неточные совпадения
Пережитое мною
откровение творчества, которое есть
откровение человека, а не
Бога, нашло себе выражение в книге «Смысл творчества.
Чистый, отвлеченный трансцендентизм делает невозможным
откровение, не может раскрыть путей к
Богу и исключает возможность общения между человеком и
Богом.
Откровение есть внутреннее действие
Бога на человека.
Если бы человеческая личность не была идеальной по отношению к реальным условиям ее собственного существования, человек и не мог бы иметь идеи
Бога, и никакое
откровение никогда бы не могло сообщить ему эту идею, потому что он не в состоянии был бы понять ее…
— По мнению мистиков, для уразумения
бога, кроме
откровения, существует в человеке внутреннее сознание божества, которое каждый из нас может развивать в себе силою созерцательного чувствования: русские масоны по преимуществу избрали для себя путь уединения, путь жизни аскетов; но, по-моему, это — путь слишком аристократический и вместе с тем мрачный; он пригоден для людей, нежно и деликатно воспитавших свое тело; тогда как есть еще гораздо большая масса людей, у которых тело могучее духа…
— Кот? А кот сразу поверил… и раскис. Замурлыкал, как котенок, тычется головой, кружится, как пьяный, вот-вот заплачет или скажет что-нибудь. И с того вечера стал я для него единственной любовью,
откровением, радостью,
Богом, что ли, уж не знаю, как это на ихнем языке: ходит за мною по пятам, лезет на колена, его уж другие бьют, а он лезет, как слепой; а то ночью заберется на постель и так развязно, к самому лицу — даже неловко ему сказать, что он облезлый и что даже кухарка им гнушается!
В творении мира любовь Божия хочет не этого jeu divin [Божественная шутка, игра (фр.).], и в Слове Божием «игра» приписывается не
Богу, но Его Премудрости, которая, восприемля
откровение Божественного творчества, ощущает радость и упоение им.
Таким исканием является и язычество, которое содержит в себе или, по крайней мере, может содержать положительное знание о
Боге, некое о Нем
откровение.
Он хочет и делает в себе самом только одну вещь, именно Он рождает себя в Отце, Сыне и Духе Св., в мудрости своего
откровения; кроме этого единый, безосновный
Бог не хочет в себе ничего и не имеет в себе самом совета о многом.
Если мир содержится в
Боге, но не есть
Бог, ибо отделен от Божества непереходимой бездной трансцендентности, то и подлинная религия может основываться на нисхождении Божества в мир, на вольном в него вхождении, приближении к человеку, т. е. на
откровении, или, иначе говоря, она необходимо является делом благодати, сверхприродного или сверхмирного действия Божества в человеке.
В религиозном своем существе язычество есть познание невидимого чрез видимое,
Бога через мир,
откровение Божества в твари.
Но раз установленные, они объясняются один из другого уже причинно-механически, на основе логического принципа непрерывности, в единой связной метафизической системе: в бемовском
Боге от первого его движения к
откровению до отдаленного уголка мироздания, от ангела до последнего клопа, все понятно, все объясняется, все рационализуется.
С. 271: «Религия
откровения есть открытая религия, потому что в ней
Бог полностью открыл себя.
Бог открывается в Софии и через Софию, которая, женственно приемля это
откровение, есть «слава Божия» (шехина Каббалы). София есть женственное начало, приемлющее силу Логоса, и это единение описывается в Слове Божием, как «брак Агнца». Вот на какую священную тайну указует ап. Павел.
В этом смысле понимается и идея «
откровения» и «откровенной» религии: «откровенная (geoffenbarte) религия есть очевидная (offenbare), ибо в ней
Бог стал вполне очевидным.
Итак, когда единый всяческих
Бог является через
откровение единой разумной душе, тогда открывается ей всякое благо и в одно и то же время созерцается (ощущается) всеми вместе чувствами ее.
Православие не в том, чтобы отрицать мир в его подлинности, но в том, чтобы делать центром человечности обращенное к
Богу, молитвенно пламенеющее сердце, а не автономное мышление и не самоутверждающуюся волю: вне этого центра и мир перестает быть космосом, творением и
откровением Божиим, но становится орудием для искусителя, обольщающим кумиром.
Иегова,
Бог Синая, вовсе не есть
откровение ипостаси Отца.
Откровение мира в Красоте есть тот «святой Иерусалим, который нисходит с неба от
Бога» и «имеет славу Божию» (Откров.
Шеллинг, которому принадлежит заслуга отчетливой постановки этого вопроса, усматривает в язычестве
откровение Второй Ипостаси и в языческих
богах видит лики Христа до Его пришествия в мир.
Апокалипсис раскрывает будущее, заложенное в настоящем, но он не ограничивается этим; ибо содержит и
откровение о том, что
Бог сотворит с миром промышлением Своим и всемогуществом Своим.
Бог и природа, как «нечто», есть
откровение «Ничто», «Offenbarung aus dem Nichts zu Etwas» [
Откровение из Ничто в нечто (лат.).] [Böhme's sämmtl. Werke, hrsg. von Schiebler.
Вера и надежда говорят нам о чуде, т. е. о новом
откровении, о творческом акте
Бога в человеке.
К сожалению, он не вполне остается ей верен в «Философии
откровения», где развивается мысль о творении
Богом мира из себя, хотя и в прикровенном и осложненном виде (II, III, 284 и сл.).].
И первое
откровение о
Боге, данное Моисею, было о Нем как Лице: Сый [Церковнослав.: Сущий.
Здесь также совершается в миги божественного озарения как бы некое пресуществление человеческого естества, его обожение: недаром же Моисей, сойдя с горы Синая, сохранил на себе след сияния Божества [«Когда сходил Моисей с горы Синая, и две скрижали
откровения были в руке у Моисея при сошествии его с горы, то Моисей не знал, что лице его стало сиять лучами оттого, что
Бог говорил с ним.
Вот схематическая таблица «
откровения седми духов
Бога или сил природы», составленная самим Беме [Myst. magn., V, 30, § 21.
Бог не есть трансцендентное, как многие себе представляют, он есть имманентное, т. е. трансцендентное, ставшее содержанием разума (нем.).] в некоторой догматической определенности, то, очевидно, должен быть мост, оба мира соединяющий; должны быть письмена, которыми начертываются божественные
откровения, и язык, на котором они могут быть высказаны.
Бог постижим только в силу и меру своего
откровения о Себе: «Видел дух мой с радостным ужасом, что вне пределов сего вечного округа (шара Вечности) ничего не было, как только бесконечное непостижимое Божество, без цели и пределов, и что вне сего шара Вечности ничего не можно было о самом
Боге ни видеть, ни познавать, кроме только отрицательного познания, то есть что Он не есть» (гл. V, § 6).
Итак, вера имеет две стороны: субъективное устремление, искание
Бога, религиозная жажда, вопрос человека, и объективное
откровение, ощущение Божественного мира, ответ
Бога.
«Если бы держал Он когда-либо в себе совет, каким образом открыться, то Его
откровение не было бы от вечности, вне чувства и места, стало быть, и тот совет должен был бы иметь начало и стать причиной в Божестве, ради которой
Бог совещался в Троице Своей, должны бы быть, следовательно, в
Боге мысли, которые явились Ему как бы в виде образов, когда Он хотел идти навстречу вещам.
«Вне природы
Бог есть тайна (ein Mysterium), понимай как Ничто, ибо вне природы есть Ничто, т. е. Око Вечности, неисследимое Око, которое стоит или смотрится в Ничто, ибо это бездна (Ungrund), и то же самое Око есть воля, понимаемая как стремление (Sehnen) к
откровению, чтобы найти Ничто» (De signatura rerum, Kap.
Можно встретить еще и такое суждение, заставляющее снова вспомнить об эманации мира из
Бога: «Творение есть не что иное, как
откровение всесущественного, безосновного
Бога.
Нельзя проникнуть в
Бога или даже за
Бога лишь путем углубления в свое собственное мировое естество (хотя оно и представляет собой «образ и подобие», некую природную икону Божества), без реальной встречи с премирным Божеством, без Его
откровения о Себе.
(Очевидна вся недостаточность этого аргумента, который скорее может быть приведен в защиту идеи
откровения, нежели для подтверждения общей точки зрения Гегеля: для него
Бог дан в мышлении, есть мышление, а при этом, строго говоря, некому и нечему открываться, и если сам Гегель и говорит об откровенной религии, то делает это по своей обычной манере пользоваться эмпирическими данными для нанизывания их на пан-логическую схему).
Через
откровение Божественное тварь получает знания о
Боге больше, чем может вместить, не только по греховности своей, но и по тварности своей.
Однако только опознанное в религиозном опыте Трансцендентное, сущее выше мира, открывает глаза на трансцендентное в мире, другими словами, лишь непосредственное чувство
Бога дает видеть божественное в мире, познавать мир как
откровение Божие, научает в имманентном постигать трансцендентное, воспринимать мир как
Бога, становящегося и открывающегося.
Из безмерных мук, из отчаяния и слез, из ощущения растерзанной и разъединенной жизни рождается радостное познание
бога и его
откровений, познание высшего единства мира, просветленное примирение с жизнью.
То несознаваемое, чем крепок Левин, оказывается христианским
богом, с «законами добра, явленным миру
откровением».
Бог откровения,
Бог Библии не есть Абсолютное, в Нём драматическая жизнь и движение, есть отношение к другому, к человеку и миру.
Но такое понимание
Бога получено не столько от библейского
откровения, сколько от философии Аристотеля.
Христианское
откровение открывает
Бога в аспекте жертвенной любви, но жертвенная любовь говорит совсем не о самодостаточности божественной жизни, она говорит о потребности выхода в другого.
Бог Библии,
Бог откровения совсем не есть чистый акт, в нем раскрывается аффективная и эмоциональная жизнь, драматизм всякой жизни, внутреннее движение, но раскрывается экзотерически.
Христианство в принципе разрешает его
откровением о богочеловечестве и богочеловеческой любви, о любви к
Богу и любви к людям, хотя трагический конфликт остается и изживается лишь в опыте и творчестве.
Это есть аспект
Бога, предшествующий христианскому
откровению.
Церковь есть мистическое тело Христово, духовная реальность, продолжающая в истории жизнь Христа, и источником ее является
откровение, действие
Бога на человека и мир.
Это есть библейский
Бог,
Бог откровения.
Но в подлинной реальной духовности
Бог совсем не есть авторитет,
откровение совсем не есть авторитет, ибо не существует объективности, без которой нет символической иллюзии авторитета.
Христианство может меняться не потому, что меняется
откровение, т. е. то, что идет от
Бога, а потому, что меняется человеческая среда, воспринимающая
откровение.
Профетическая религия есть религия
откровения личного
Бога.