Неточные совпадения
— А, Костя! — вдруг проговорил он, узнав брата, и глаза его засветились радостью. Но в ту же секунду он оглянулся
на молодого человека и сделал столь знакомое Константину судорожное движение головой и
шеей, как будто галстук жал его; и совсем другое, дикое, страдальческое и жестокое выражение
остановилось на его исхудалом лице.
Он
на пороге
остановился: ему хотелось пожать мне руку… и если б я показал ему малейшее
на это желание, то он бросился бы мне
на шею; но я остался холоден, как камень, — и он вышел.
Но несносная лошадка, поравнявшись с упряжными, несмотря
на все мои усилия,
остановилась так неожиданно, что я перескочил с седла
на шею и чуть-чуть не полетел.
Как плавающий в небе ястреб, давши много кругов сильными крылами, вдруг
останавливается распластанный
на одном месте и бьет оттуда стрелой
на раскричавшегося у самой дороги самца-перепела, — так Тарасов сын, Остап, налетел вдруг
на хорунжего и сразу накинул ему
на шею веревку.
Вдруг ему представится, что эти целомудренные руки когда-нибудь обовьются вокруг его
шеи, что эти гордые губы ответят
на его поцелуй, что эти умные глаза с нежностию — да, с нежностию
остановятся на его глазах, и голова его закружится, и он забудется
на миг, пока опять не вспыхнет в нем негодование.
Она до обеда не показывалась и все ходила взад и вперед по своей комнате, заложив руки назад, изредка
останавливаясь то перед окном, то перед зеркалом, и медленно проводила платком по
шее,
на которой ей все чудилось горячее пятно.
Она
остановилась, положила ему руку
на плечо, долго глядела
на него и вдруг, отбросив зонтик в сторону, быстро и жарко обвила его
шею руками, поцеловала, потом вся вспыхнула, прижала лицо к его груди и прибавила тихо...
Нам прислали быков и зелени. Когда поднимали с баркаса одного быка, вдруг петля сползла у него с брюха и
остановилась у
шеи; бык стал было задыхаться, но его быстро подняли
на палубу и освободили. Один матрос
на баркасе, вообразив, что бык упадет назад в баркас, предпочел лучше броситься в воду и плавать, пока бык будет падать; но падение не состоялось, и предосторожность его возбудила общий хохот, в том числе и мой, как мне ни было скучно.
Алеша хотел было обнять его, до того он был доволен. Но, взглянув
на него, он вдруг
остановился: тот стоял, вытянув
шею, вытянув губы, с исступленным и побледневшим лицом и что-то шептал губами, как будто желая что-то выговорить; звуков не было, а он все шептал губами, было как-то странно.
—
На вопрос, который не был предложен? Но разве я так мало знаю вас, чтобы мне нужно было думать три дня? — Катерина Васильевна
остановилась, положила руку
на шею Бьюмонту, нагнула его голову к себе и поцеловала его в лоб.
Как он это сказал, что я стала ему нравиться, я так обрадовалась, что хотела к нему
на шею броситься, да не посмела,
остановилась.
Пока человек идет скорым шагом вперед, не
останавливаясь, не задумываясь, пока не пришел к оврагу или не сломал себе
шеи, он все полагает, что его жизнь впереди, свысока смотрит
на прошедшее и не умеет ценить настоящего. Но когда опыт прибил весенние цветы и остудил летний румянец, когда он догадывается, что жизнь, собственно, прошла, а осталось ее продолжение, тогда он иначе возвращается к светлым, к теплым, к прекрасным воспоминаниям первой молодости.
Когда они все бывали в сборе в Москве и садились за свой простой обед, старушка была вне себя от радости, ходила около стола, хлопотала и, вдруг
останавливаясь, смотрела
на свою молодежь с такою гордостью, с таким счастием и потом поднимала
на меня глаза, как будто спрашивая: «Не правда ли, как они хороши?» Как в эти минуты мне хотелось броситься ей
на шею, поцеловать ее руку. И к тому же они действительно все были даже наружно очень красивы.
Бедный словесник, задержанный неожиданно в своем задумчивом шествии,
остановился, постоял, попробовал двинуться дальше, но видя, что препятствие не уступает, спокойно размотал башлык с
шеи, оставив его
на заборе, и с облегчением продолжая путь.
Все четверо начинают гонять пугливого иноходца
на корде, но он постоянно срывает и затягивает повод. Кончается это представление тем, что иноходец
останавливается, храпит и затягивает
шею до того, что из ноздрей показывается кровь.
Под влиянием этого же временного отсутствия мысли — рассеянности почти — крестьянский парень лет семнадцати, осматривая лезвие только что отточенного топора подле лавки,
на которой лицом вниз спит его старик отец, вдруг размахивается топором и с тупым любопытством смотрит, как сочится под лавку кровь из разрубленной
шеи; под влиянием этого же отсутствия мысли и инстинктивного любопытства человек находит какое-то наслаждение
остановиться на самом краю обрыва и думать: а что, если туда броситься? или приставить ко лбу заряженный пистолет и думать: а что, ежели пожать гашетку? или смотреть
на какое-нибудь очень важное лицо, к которому все общество чувствует подобострастное уважение, и думать: а что, ежели подойти к нему, взять его за нос и сказать: «А ну-ка, любезный, пойдем»?
Я принялся расхаживать взад и вперед вдоль берега, ведя за собой лошадей и бранясь с Электриком, который
на ходу то и дело дергал головой, встряхивался, фыркал, ржал; а когда я
останавливался, попеременно рыл копытом землю, с визгом кусал моего клепера в
шею, словом, вел себя как избалованный pur sang.
Вероятно, он заметил кого-то в наших рядах: поднялся
на цыпочки, вытянул
шею,
остановился.
Они медленно, неудержимо пропахали сквозь толпу — и ясно, будь вместо нас
на пути у них стена, дерево, дом — они все так же, не
останавливаясь, пропахали бы сквозь стену, дерево, дом. Вот — они уже
на середине проспекта. Свинтившись под руку — растянулись в цепь, лицом к нам. И мы — напряженный, ощетинившийся головами комок — ждем.
Шеи гусино вытянуты. Тучи. Ветер свистит.
Он
остановился и поднял голову кверху. Катя Лыкачева стояла по ту сторону забора
на садовой скамеечке. Она была в утреннем легком японском халатике, треугольный вырез которого оставлял голою ее тоненькую прелестную девичью
шею. И вся она была такая розовая, свежая, вкусная, что Ромашову
на минуту стало весело.
Извозчик опять вытягивает
шею, приподнимается и с тяжелой грацией взмахивает кнутом. Несколько раз потом оглядывается он
на седока, но тот закрыл глаза и, по-видимому, не расположен слушать. Высадив его
на Выборгской, он
останавливается у трактира, сгибается
на козлах и опять не шевельнется… Мокрый снег опять красит набело его и лошаденку. Проходит час, другой…
Властно захватило новое, неизведанное чувство: в приятном остром напряжении, вытянув
шею, он всматривался в темноту, стараясь выделить из неё знакомую коренастую фигуру. Так, точно собака
на охоте, он крался, думая только о том, чтобы его не заметили, вздрагивая и
останавливаясь при каждом звуке, и вдруг впереди резко звякнуло кольцо калитки, взвизгнули петли, он
остановился удивлённый, прислушался — звук шагов Максима пропал.
На лице женщины неподвижно, точно приклеенная, лежала сладкая улыбка, холодно блестели её зубы; она вытянула
шею вперёд, глаза её обежали двумя искрами комнату, ощупали постель и, найдя в углу человека,
остановились, тяжело прижимая его к стене. Точно плывя по воздуху, женщина прокрадывалась в угол, она что-то шептала, и казалось, что тени, поднимаясь с пола, хватают её за ноги, бросаются
на грудь и
на лицо ей.
Они
остановились при виде дам; но один из них, огромного росту, с бычачьей
шеей и бычачьими воспаленными глазами, отделился от своих товарищей и, неловко раскланиваясь и покачиваясь
на ходу, приблизился к окаменевшей от испуга Анне Васильевне.
Покрасневший, с вытянутой
шеей, от чего голова стала еще более похожа
на лошадиную, загремел огромный майор
на Шептуна. Все замерло. Даже поднятые розги
на момент
остановились в воздухе и тихо опустились
на тело.
Но поступь у него тихая и походка осторожная, вкрадчивая; при встрече в узком коридоре он всегда первый
останавливается, чтобы дать дорогу, и не басом, как ждешь, а тонким, мягким тенорком говорит: «Виноват!» У него
на шее небольшая опухоль, которая мешает ему носить жесткие крахмальные воротнички, и потому он всегда ходит в мягкой полотняной или ситцевой сорочке.
Проводив его глазами, Егорушка обнял колени руками и склонил голову… Горячие лучи жгли ему затылок,
шею и спину. Заунывная песня то замирала, то опять проносилась в стоячем, душном воздухе, ручей монотонно журчал, лошади жевали, а время тянулось бесконечно, точно и оно застыло и
остановилось. Казалось, что с утра прошло уже сто лет… Не хотел ли бог, чтобы Егорушка, бричка и лошади замерли в этом воздухе и, как холмы, окаменели бы и остались навеки
на одном месте?
Пегий, шершавый ослик, запряженный в тележку с углем,
остановился, вытянул
шею и — прискорбно закричал, но, должно быть, ему не понравился свой голос в этот день, — сконфуженно оборвав крик
на высокой ноте, он встряхнул мохнатыми ушами и, опустив голову, побежал дальше, цокая копытами.
Сценарист Яковлев сверкнул
на меня очками и предупредительно поднял руку, но я сам слушаю знакомые реплики, и в тот момент, когда Яковлев опустил руку, я рванулся
на сцену, будто продолжаю дальний бег, перепрыгиваю группу около костра и еще через два прыжка
останавливаюсь перед атаманом, высоко подняв руку, с веревочной петлей
на шее, и отчеканиваю
на высокой ноте...
Она прошлась по комнате, шагая лениво и неслышно,
остановилась перед зеркалом и долго, не мигая, смотрела
на своё лицо. Пощупала руками полную белую
шею, — у неё вздрогнули плечи, руки грузно опустились, — и снова начала, покачивая бёдрами, ходить по комнате. Что-то запела, не открывая рта, — пение напоминало стон человека, у которого болят зубы.
Я пошел. Отец уже сидел за столом и чертил план дачи с готическими окнами и с толстою башней, похожею
на пожарную каланчу, — нечто необыкновенно упрямое и бездарное. Я, войдя в кабинет,
остановился так, что мне был виден этот чертеж. Я не знал, зачем я пришел к отцу, но помню, когда я увидел его тощее лицо, красную
шею, его тень
на стене, то мне захотелось броситься к нему
на шею и, как учила Аксинья, поклониться ему в ноги; но вид дачи с готическими окнами и с толстою башней удержал меня.
— Пади берегись! — покрикивает Феофан, и народ сторонится и
останавливается и
шею кривит, оглядываясь
на красавца мерина, красавца кучера и красавца барина.
«Как мальчишку, он меня учит», — обиженно подумал Пётр, проводив его. Пошёл в угол к умывальнику и
остановился, увидав, что рядом с ним бесшумно двигается похожий
на него человек, несчастно растрёпанный, с измятым лицом, испуганно выкатившимися глазами, двигается и красной рукою гладит мокрую бороду, волосатую грудь. Несколько секунд он не верил, что это его отражение в зеркале, над диваном, потом жалобно усмехнулся и снова стал вытирать куском льда лицо,
шею, грудь.
В десяти шагах от меня, из лесу вышла высокая молодая девушка с высоко подтыканным ситцевым сарафаном; кумачный платок сбился
на затылок и открывал замечательно красивую голову с шелковыми русыми волосами и карими большими глазами. От ходьбы по лесу лицо разгорелось, губы были полуоткрыты;
на белой полной
шее блестели стеклянные бусы. Девушка заметила меня,
остановилась и с вызывающей улыбкой смотрела прямо в глаза, прикрывая передником берестяную коробку с свежей малиной.
Бессеменов. Знаю я… Всё знаю… (Уходит в сени. Елена пожимает плечами вслед ему. Проходит к окнам, садится
на кушетку и, закинув руки за
шею, о чем-то думает.
На лице у нее является улыбка, она мечтательно закрывает глаза. Петр входит, сумрачный, растрепанный. Он встряхивает головой, как бы желая сбросить с нее что-то. Видит Елену,
останавливается.)
Все
останавливались против меня, осматривали меня с ног до головы, старались познакомиться со мною, спрашивали: какой портной
шьет на меня?..
Ольге Михайловне нравилось молчать, ждать и глядеть
на Варвару. Она согласилась бы простоять так, молча и без всякой надобности, до самой ночи. Но нужно было идти. Едва она отошла от избы, как уж к ней навстречу бежали Любочка, Вата и Ната. Две последние не добежали до нее
на целую сажень и обе разом
остановились, как вкопанные; Любочка же добежала и повисла к ней
на шею.
Иногда Алексей Петрович
останавливался у окна; холодный пар лился ему
на разгоряченную голову,
на открытую
шею и грудь.
Мальва, закрыв глаза, лежала у него
на коленях и молчала. Грубоватое, но доброе, коричневое от солнца и ветра лицо Василия наклонилось над ней, его большая выцветшая борода щекотала ее
шею. Женщина не двигалась, только грудь ее вздымалась высоко и ровно. Глаза Василия то блуждали в море, то
останавливались на этой груди, близкой к нему. Он стал целовать ее в губы, не торопясь, чмокая так громко, точно горячую и жирно намасленную кашу ел.
Я нагибался к
шее лошади, закрывал глаза и забывался
на несколько минут; потом вдруг знакомый топот и шелест поражали меня: я озирался, — и мне казалось, что я стою
на месте, что черная стена, которая была передо мной, двигается
на меня, или что стена эта
остановилась, и я сейчас наеду
на нее.
Сергей Андреич пошел было дальше по набережной, но шагах в пятнадцати от Алексея встретил полного, краснолицего, не старого еще человека, пышущего здоровьем и довольством. Одет он был в свежий, как с иголочки, летний наряд из желтоватой бумажной ткани,
на голове у него была широкая соломенная шляпа,
на шее белоснежная косынка. Борода тщательно выбрита, зато отпущены длинные русые шелковистые бакенбарды. Встретя его, Колышкин
остановился.
Девушка старалась
шить прилежней, потому что чувствовала, будто сегодня ей как-то не шьется. Голова была занята чем-то другим; взор отрывался от работы и задумчиво летел куда-то вдаль,
на Заволжье, и долго, почти неподвижно тонул в этом вечереющем пространстве; рука почти машинально
останавливалась с иглою, и только по прошествии нескольких минут, словно бы опомнясь и придя в себя, девушка замечала, что шитье ее забыто, а непослушные мысли и глаза опять вот блуждали где-то!
Кстати, посмотрите
на обоз. Возов сорок с чайными цибиками тянется по самой насыпи… Колеса наполовину спрятались в глубоких колеях, тощие лошаденки вытягивают
шеи… Около возов идут возчики; вытаскивая ноги из грязи и помогая лошадям, они давно уже выбились из сил… Вот часть обоза
остановилась. Что такое? У одного из возов сломалось колесо… Нет, уж лучше не смотреть!
Увидев бегство Кишенского, Иосаф Платонович не знал уже меры своим восторгам: он кидался
на шею Бодростину и другим мужчинам, лобызал их, и наконец,
остановившись пред Глафирой, поклонился ей чуть не до земли и воскликнул...
— «Ишь, говорят, тоже фершал выискался! — продолжал он. — Иди, иди, говорят, а то мы тебя замуздаем по рылу!» — «Что ж, говорю, я пойду!» — Повернулся, — вдруг меня кто-то сзади по
шее. Бросились
на меня, начали бить… Я вырвался, ударился бежать. Добежал до Серебрянки;
остановился: куда идти? Никого у меня нету… Я пошел и заплакал. Думаю: пойду к доктору. Скучно мне стало, скучно: за что?…
Борис, племянник Мириманова, шушукался с Асей. Лицо у него было бледное, а глаза томные и странно-красивые. Барышни Агаповы сверкали тем особенным оживлением, какое бывает у девушек только в присутствии молодых мужчин. Они изящно были одеты, и красивые девические
шеи белели в вырезах платьев. Глаза их, когда случайно
останавливались на Кате, вдруг гасли и становились тайно-скучающими и маловидящими.
— «Ишь, — говорят, — тоже фершал выискался!» — продолжал он. — «Иди, иди, — говорят, — а то мы тебя замуздаем по рылу!» — «Что ж, — говорю, — я пойду». Повернулся, — вдруг меня сзади по
шее. Бросились
на меня, зачали бить. Я вырвался, ударился бежать. Добежал до конторы.
Остановился: куда идти? Никого у меня нету… Я пошел и заплакал. Думаю: пойду к доктору. Скучно мне стало, скучно: за что?
Монах
остановился и, о чем-то думая, начал смотреть
на нее…Солнце уже успело зайти. Взошла луна и бросала свои холодные лучи
на прекрасное лицо Марии. Недаром поэты, воспевая женщин, упоминают о луне! При луне женщина во сто крат прекраснее. Прекрасные черные волосы Марии, благодаря быстрой походке, рассыпались по плечам и по глубоко дышавшей, вздымавшейся груди…Поддерживая
на шее косынку, она обнажила руки до локтей…
И вот произошло то, чего все мы трое не ожидали. Графиня сделала два шага, приблизилась к Сане, и тонкие руки, прикрытые белым батистом матинэ, обвились вокруг
шеи девушки. Глаза графини с любовью
остановились на печальном, несколько смущенном и чуть-чуть испуганном лице Орловой, и она заговорила, тихим и нежным, как бы надломленным горем голосом.
При входе Петра Иннокентьевича она встала со стула, сделала шаг к нему навстречу и вдруг
остановилась, как бы не смея броситься к нему
на шею, как делала прежде.