Неточные совпадения
Толпа народа, в особенности женщин, окружала
освещенную для свадьбы церковь. Те, которые не успели проникнуть в средину, толпились около
окон, толкаясь, споря и заглядывая сквозь решетки.
Но уже утром он понял, что это не так. За
окном великолепно сияло солнце, празднично гудели колокола, но — все это было скучно, потому что «мальчик» существовал. Это ощущалось совершенно ясно. С поражающей силой, резко
освещенная солнцем, на подоконнике сидела Лидия Варавка, а он, стоя на коленях пред нею, целовал ее ноги. Какое строгое лицо было у нее тогда и как удивительно светились ее глаза! Моментами она умеет быть неотразимо красивой. Оскорбительно думать, что Диомидов…
Он хорошо помнил опыт Москвы пятого года и не выходил на улицу в день 27 февраля. Один, в нетопленой комнате,
освещенной жалким огоньком огарка стеариновой свечи, он стоял у
окна и смотрел во тьму позднего вечера, она в двух местах зловеще, докрасна раскалена была заревами пожаров и как будто плавилась, зарева росли, растекались, угрожая раскалить весь воздух над городом. Где-то далеко не торопясь вползали вверх разноцветные огненные шарики ракет и так же медленно опускались за крыши домов.
В этот вечер тщательно, со всей доступной ему объективностью, прощупав, пересмотрев все впечатления последних лет, Самгин почувствовал себя так совершенно одиноким человеком, таким чужим всем людям, что даже испытал тоскливую боль, крепко сжавшую в нем что-то очень чувствительное. Он приподнялся и долго сидел, безмысленно глядя на покрытые льдом стекла
окна, слабо
освещенные золотистым огнем фонаря. Он был в состоянии, близком к отчаянию. В памяти возникла фраза редактора «Нашего края...
— Вот как? — спросила женщина, остановясь у
окна флигеля и заглядывая в комнату, едва
освещенную маленькой ночной лампой. — Возможно, что есть и такие, — спокойно согласилась она. — Ну, пора спать.
Они остановились пред
окном маленького домика, и на фоне занавески,
освещенной изнутри, Самгин хорошо видел две головы: встрепанную Инокова и гладкую, в тюбетейке.
Ему показалось, что он принял твердое решение, и это несколько успокоило его. Встал, выпил еще стакан холодной, шипучей воды. Закурил другую папиросу, остановился у
окна. Внизу, по маленькой площади, ограниченной стенами домов,
освещенной неяркими пятнами желтых огней, скользили, точно в жидком жире, мелкие темные люди.
— Да, — сказала Варвара, усмехаясь, но глядя в сторону, в
окно,
освещенное луною.
В третьем, четвертом часу усталое вставанье с грязной постели, зельтерская вода с перепоя, кофе, ленивое шлянье по комнатам в пенюарах, кофтах, халатах, смотренье из-за занавесок в
окна, вялые перебранки друг с другом; потом обмывание, обмазывание, душение тела, волос, примериванье платьев, споры из-за них с хозяйкой, рассматриванье себя в зеркало, подкрашивание лица, бровей, сладкая, жирная пища; потом одеванье в яркое шелковое обнажающее тело платье; потом выход в разукрашенную ярко-освещенную залу, приезд гостей, музыка, танцы, конфеты, вино, куренье и прелюбодеяния с молодыми, средними, полудетьми и разрушающимися стариками, холостыми, женатыми, купцами, приказчиками, армянами, евреями, татарами, богатыми, бедными, здоровыми, больными, пьяными, трезвыми, грубыми, нежными, военными, штатскими, студентами, гимназистами — всех возможных сословий, возрастов и характеров.
По дороге к Ивану пришлось ему проходить мимо дома, в котором квартировала Катерина Ивановна. В
окнах был свет. Он вдруг остановился и решил войти. Катерину Ивановну он не видал уже более недели. Но ему теперь пришло на ум, что Иван может быть сейчас у ней, особенно накануне такого дня. Позвонив и войдя на лестницу, тускло
освещенную китайским фонарем, он увидал спускавшегося сверху человека, в котором, поравнявшись, узнал брата. Тот, стало быть, выходил уже от Катерины Ивановны.
Она крыта соломой, с трубой; одно
окно, словно зоркий глаз, обращено к оврагу и в зимние вечера,
освещенное изнутри, далеко виднеется в тусклом тумане мороза и не одному проезжему мужичку мерцает путеводной звездою.
Остальное время я скитался по большим почернелым комнатам с закрытыми
окнами днем, едва
освещенными вечером, ничего не делая или читая всякую всячину.
Я его ни разу не видал — то есть порядочно; но однажды я сидел один в горнице (в комиссии), допрос кончился, из моего
окна видны были
освещенные сени; подали дрожки, я бросился инстинктивно к
окну, отворил форточку и видел, как сели плац-адъютант и с ним Огарев, дрожки укатились, и ему нельзя было меня заметить.
Я очутился в большой длинной комнате с нависшими толстенным сводами, с глубокой амбразурой маленького, темного, с решеткой
окна, черное пятно которого зияло на
освещенной стене. И представилось мне, что у
окна, за столом сидит летописец и пишет…
Вечера стояли теплые, и когда после чаю я вышел на двор, то отовсюду на меня глядели
освещенные и раскрытые настежь
окна.
Мне мог идти тогда второй год, но я совершенно ясно вижу и теперь языки пламени над крышей сарая во дворе, странно
освещенные среди ночи стены большого каменного дома и его отсвечивающие пламенем
окна.
Если встать на лавку, то в верхние стекла
окна, через крыши, видны
освещенные фонарями ворота завода, раскрытые, как беззубый черный рот старого нищего, — в него густо лезет толпа маленьких людей.
Ночь глядела в черные отверстия
окон; кое-где из сада заглядывали с любопытством зеленые группы листьев,
освещенных светом лампы. Гости, подготовленные только что смолкшим смутным рокотом пианино, отчасти охваченные веянием странного вдохновения, витавшего над бледным лицом слепого, сидели в молчаливом ожидании.
Рациборский отдернул за шнурок эту плотную занавеску, и они вошли в большую, ярко
освещенную комнату, застланную во весь пол толстым плетеным ковром и с
окнами, закрытыми тяжелыми шерстяными занавесками.
Лиза вшила одну кость в спину лифа и взглянула в открытое
окно. В тени дома, лежавшей темным силуэтом на ярко
освещенных кустах и клумбах палисадника, под самым
окном, растянулась Никитушкина Розка. Собака тяжело дышала, высунув свой длинный язык, и беспрестанно отмахивалась от докучливой мухи.
Простившись с Помадою, он завернул за угол и остановился среди улицы. Улица, несмотря на ранний час, была совершенно пуста; подслеповатые московские фонари слабо светились, две цепные собаки хрипло лаяли в подворотни, да в
окна одного большого купеческого дома тихо и безмятежно смотрели строгие лики окладных образов, ярко
освещенных множеством теплящихся лампад.
Ромашов зажмурил глаза и съежился. Ему казалось, что если он сейчас пошевелится, то все сидящие в столовой заметят это и высунутся из
окон. Так простоял он минуту или две. Потом, стараясь дышать как можно тише, сгорбившись и спрятав голову в плечи, он на цыпочках двинулся вдоль стены, прошел, все ускоряя шаг, до ворот и, быстро перебежав
освещенную луной улицу, скрылся в густой тени противоположного забора.
В своих черных клобуках и широких рясах,
освещенные сумеречным дневным светом, падавшим на них из узкого, затемненного железною решеткою
окна, они были в каком-то полумраке и пели складными, тихими басами, как бы напоминая собой первобытных христиан, таинственно совершавших свое молебствие в мрачных пещерах.
А уж при лунном свете я решительно не мог не вставать с постели и не ложиться на
окно в палисадник и, вглядываясь в
освещенную крышу Шапошникова дома, и стройную колокольню нашего прихода, и в вечернюю тень забора и куста, ложившуюся на дорожку садика, не мог не просиживать так долго, что потом просыпался с трудом только в десять часов утра.
Случалось ли вам летом лечь спать днем в пасмурную дождливую погоду и, проснувшись на закате солнца, открыть глаза и в расширяющемся четырехугольнике
окна, из-под полотняной сторы, которая, надувшись, бьется прутом об подоконник, увидать мокрую от дождя, тенистую, лиловатую сторону липовой аллеи и сырую садовую дорожку,
освещенную яркими косыми лучами, услыхать вдруг веселую жизнь птиц в саду и увидать насекомых, которые вьются в отверстии
окна, просвечивая на солнце, почувствовать запах последождевого воздуха и подумать: «Как мне не стыдно было проспать такой вечер», — и торопливо вскочить, чтобы идти в сад порадоваться жизнью?
У подъезда большого каменного дома, ярко
освещенного во всех
окнах, кучер остановил лошадей.
Через минуту Лена смотрела в открытое
окно, как исправник уселся, причем какая-то темная небольшая фигура противно суетилась около тарантаса. Лошади взяли с места, и тарантас покатился между рядами берез в том направлении, откуда только что приехали наши путники. Скоро он превратился в темную точку, и только меланхолический звон колокольчика как будто перекликался все, подавая голос издали, из темноты, на
освещенную станцию.
Был уж девятый час вечера, когда Митенька возвращался от предводителя домой. Дрожки его поравнялись с ярко
освещенным домом, сквозь
окна которого Митенька усмотрел Штановского, Валяй-Бурляя и Мерзопупиоса, резавшихся в преферанс. На столике у стены была поставлена закуска и водка. По комнате шныряли дети. Какая-то дама оливкового цвета сидела около Мерзопупиоса и заглядывала в его карты.
Сколько здесь было богатых домов, какие великолепные экипажи неслись мимо, и я наслаждался собственным ничтожеством, останавливаясь перед
окнами богатых магазинов, у ярко
освещенных подъездов, в местах, где скоплялась глазеющая праздная публика.
В обширном покое, за дубовым столом, покрытым остатками ужина, сидел Кручина-Шалонский с задушевным своим другом, боярином Истомою-Турениным; у дверей комнаты дремали, прислонясь к стене, двое слуг; при каждом новом порыве ветра, от которого стучали ставни и раздавался по лесу глухой гул, они, вздрогнув, посматривали робко друг на друга и, казалось, не смели взглянуть на
окна, из коих можно было различить, несмотря на темноту, часть западной стены и сторожевую башню, на которых отражались лучи ярко
освещенного покоя.
Кой-где мелькал сквозь
окна слабый свет лампад, висящих перед иконами, и одна только часть хором боярина Кручины казалась ярко
освещенною.
Дверь, очень скромная на вид, обитая железом, вела со двора в комнату с побуревшими от сырости, исписанными углем стенами и
освещенную узким
окном с железною решеткой, затем налево была другая комната, побольше и почище, с чугунною печью и двумя столами, но тоже с острожным
окном: это — контора, и уж отсюда узкая каменная лестница вела во второй этаж, где находилось главное помещение.
А когда проснулся поутру, то по
освещённой стене против
окна понял, что день ясный, морозный.
Шёл дождь и снег, было холодно, Евсею казалось, что экипаж всё время быстро катится с крутой горы в чёрный, грязный овраг. Остановились у большого дома в три этажа. Среди трёх рядов слепых и тёмных
окон сверкало несколько стёкол,
освещённых изнутри жёлтым огнём. С крыши, всхлипывая, лились ручьи воды.
На земле была тихая ночь; в бальзамическом воздухе носилось какое-то животворное влияние и круглые звезды мириадами смотрели с темно-синего неба. С надбережного дерева неслышно снялись две какие-то большие птицы, исчезли на мгновение в черной тени скалы и рядом потянули над тихо колеблющимся заливцем, а в открытое
окно из ярко
освещенной виллы бояр Онучиных неслись стройные звуки согласного дуэта.
В небольшой горенке, слабо
освещенной одним слуховым
окном, на постели с изорванным пологом, лежала, оборотясь к стене, больная женщина; не переменяя положения, она сказала тихим, но довольно твердым голосом...
В ту минуту мне казалось, что я весь занят этими ощущениями. За
окном на ветках виднелись хлопья снега,
освещенные желтыми лучами солнца. Золотисто-желтая полоса ярко била в
окна и играла на чайнике, который (я знал это) только что принес Маркелыч. Маркелыча сейчас не было, но я чувствовал его недавнее присутствие и разговор с Титом.
Не было ни ясного дня, ни
освещенных хлопьев снега за
окном.
Дом темнел вблизи; пятнами красноватого света рисовались на нем
освещенные длинные
окна.
Я отворяю
окно, и мне кажется, что я вижу сон: под
окном, прижавшись к стене, стоит женщина в черном платье, ярко
освещенная луной, и глядит на меня большими глазами. Лицо ее бледно, строго и фантастично от луны, как мраморное, подбородок дрожит.
Дрожа от робости, ожиданья и счастья, расстегнула Суламифь свои одежды, опустила их вниз к ногам и, перешагнув через них, осталась среди комнаты нагая, лицом к
окну,
освещенная луною через переплет решетки.
С большим трудом повернув голову направо и налево, отчего у меня зашумело в ушах, я увидел слабо
освещенную длинную палату с двумя рядами постелей, на которых лежали закутанные фигуры больных, какого-то рыцаря в медных доспехах, стоявшего между больших
окон с опущенными белыми шторами и оказавшегося просто огромным медным умывальником, образ Спасителя в углу с слабо теплившейся лампадкою, две колоссальные кафельные печи.
Полная луна, глядя в
окно, перерезала полусумрак комнаты ярким светом. Полоса эта озаряла стоящий под
окном стул. Вдруг Елизавета Федоровна с привычным проворством вскочила с дивана и, подхватив плетеный стул, поставила его рядом с
освещенным луною.
В сенях пищат и возятся крысы, в пекарне мычит и стонет девица. Я вышел на двор, там лениво, почти бесшумно сыплется мелкий дождь, нo все-таки душно, воздух насыщен запахом гари — горят леса. Уже далеко за полночь. В доме напротив булочной открыты
окна; в комнатах, неярко
освещенных, поют...
Выла и стонала февральская вьюга, торкалась в
окна, зловеще гудела в трубе; сумрак пекарни, едва
освещенной маленькой лампой, тихо колебался, откуда-то втекали струи холода, крепко обнимая ноги; я месил тесто, а хозяин, присев на мешок муки около ларя, говорил...
Это была большая комната со сводами, с липким каменным полом,
освещенная одним, сделанным в углу,
окном; стены и своды были выкрашены темно-красною масляною краскою; в почерневшем от грязи полу, в уровень с ним, были вделаны две каменные ванны, как две овальные, наполненные водою ямы.
Справа подымалось белое здание больницы с
освещенными изнутри
окнами с железными решетками; слева — белая, яркая от луны, глухая стена мертвецкой.
От спанья в одежде было нехорошо в голове, тело изнемогало от лени. Ученики, каждый день ждавшие роспуска перед экзаменами, ничего не делали, томились, шалили от скуки. Никитин тоже томился, не замечал шалостей и то и дело подходил к
окну. Ему была видна улица, ярко
освещенная солнцем. Над домами прозрачное голубое небо, птицы, а далеко-далеко, за зелеными садами и домами, просторная, бесконечная даль с синеющими рощами, с дымком от бегущего поезда…
Пискарев сбежал с лестницы. На дворе точно стояла карета. Он сел в нее, дверцы хлопнули, камни мостовой загремели под колесами и копытами — и
освещенная перспектива домов с яркими вывесками понеслась мимо каретных
окон. Пискарев думал во всю дорогу и не знал, как разрешить это приключение. Собственный дом, карета, лакей в богатой ливрее… — всё это он никак не мог согласить с комнатою в четвертом этаже, пыльными
окнами и расстроенным фортепианом.
На
освещенном циферблате часов, поставленных в одном из
окон огромного здания, стрелки показывали половину восьмого.