Неточные совпадения
Прежде бывало, — говорил Голенищев, не замечая или не желая заметить, что и Анне и Вронскому хотелось говорить, — прежде бывало вольнодумец был человек, который воспитался в понятиях
религии, закона, нравственности и сам борьбой и трудом доходил до вольнодумства; но теперь является
новый тип самородных вольнодумцев, которые вырастают и не слыхав даже, что были законы нравственности,
религии, что были авторитеты, а которые прямо вырастают в понятиях отрицания всего, т. е. дикими.
Он был верующий человек, интересовавшийся
религией преимущественно в политическом смысле, а
новое учение, позволявшее себе некоторые
новые толкования, потому именно, что оно открывало двери спору и анализу, по принципу было неприятно ему.
На днях священник Запольский получил поручение ехать на юг, по радиусу тысячи в полторы верст или и больше: тут еще никто не измерял расстояний; это
новое место. Он едет разведать, кто там живет, или, лучше сказать, живет ли там кто-нибудь, и если живет, то исповедует ли какую-нибудь
религию...
Дальше Лоскутов очень подробно развивал мысль, что необходимо, на основании абсолютной субстанции духа, создать
новую вселенскую
религию, в которой примирятся все народы и все племена.
И все мучительные противоречия и раздвоения найдут себе разрешения в
новой мистике, которая глубже
религии и должна объединить
религии.
Все
религии боролись против этого рабства и сами потом создавали
новое рабство объективации.
Только
новое сознание в христианстве, только понимание его как
религии не только личного, но и социального и космического преображения, т. е. усиление в христианском сознании мессианства и пророчества, может привести к разрешению мучительной проблемы отношений человека и общества.
Торжественно и поэтически являлись середь мещанского мира эти восторженные юноши с своими неразрезными жилетами, с отрощенными бородами. Они возвестили
новую веру, им было что сказать и было во имя чего позвать перед свой суд старый порядок вещей, хотевший их судить по кодексу Наполеона и по орлеанской
религии.
Косность мысли принадлежит
религии и доктринаризму; они предполагают упорную ограниченность, оконченную замкнутость, живущую особняком или в своем тесном круге, отвергающем все, что жизнь вносит
нового… или, по крайней мере, не заботясь о том.
Враждебная камера смолкнула, и Прудон, глядя с презрением на защитников
религии и семьи, сошел с трибуны. Вот где его сила, — в этих словах резко слышится язык
нового мира, идущего с своим судом и со своими казнями.
Новое религиозное сознание есть
религия духа.
Но перед лицом западных христианских течений эпохи я все же чувствовал себя очень «левым», «модернистом», ставящим перед христианским сознанием
новые проблемы, исповедующим христианство как
религию свободы и творчества, а не авторитета и традиции.
Но это произошло лишь в части интеллигенции, большая часть ее продолжала жить старыми материалистическими и позитивистическими идеями, враждебными
религии, мистике, метафизике, эстетике и
новым течениям в искусстве, и такую установку считали обязательной для всех, кто участвует в освободительном движении и борется за социальную правду.
Обожение человеческой природы, богочеловечность и есть
новая религиозная антропология, противоположная безрелигиозной антропологии
религии человечества,
религии человеческого самообожествления и самоудовлетворенности.
Естественные
религии рода перестали человека удовлетворять; он перерос их, жаждал
новой веры, которой заключалось бы высшее сознание.
Новый гуманизм имел свои корни в
религии Христа; без Христа в прошлом он не мог бы так возвысить человека, но не сознавал своего происхождения.
Вся историческая драма
религии Нового Завета в том, что
Новый Завет человека с Богом, Завет любви и свободы не был еще соборным соединением человечества с Божеством.
Причудливая диалектика истории передала идею прогресса в руки
нового человечества, настроенного гуманистически и рационалистически, отпавшего от христианской
религии, принявшего веру атеистическую.
Ясно, что множественность и повторяемость в индийской философии и
религии, отрицание смысла конкретной истории, допущение скитания душ по разным краям бытия, по темным коридорам и индивидуального спасения этих душ путем превращения в
новые и
новые формы — все это несовместимо с принятием Христа и с надеждой на спасительный конец истории мира.
Европейская культура идет быстрыми шагами к пределу человеческого самообоготворения, к
новой безбожной
религии, к земному богу, который уже всех поработит и которому поклонятся окончательно.
Гуманизм,
религия человечества, человеческого могущества и человеческого совершенства, стал пафосом
нового, потерявшего Бога человечества.
— Совершенно справедливо, все они — дрянь! — подтвердил Павел и вскоре после того, по поводу своей
новой, как сам он выражался,
религии, имел довольно продолжительный спор с Неведомовым, которого прежде того он считал было совершенно на своей стороне. Он зашел к нему однажды и нарочно завел с ним разговор об этом предмете.
Не имей я в душе твердой
религии, я, конечно бы, опять решилась на самоубийство, потому что явно выхожу отцеубийцей; но тут именно взглянула на это, как на
новое для себя испытание, и решилась отречься от мира, ходить за отцом — и он, сокровище мое, кажется, понимал это: никому не позволял, кроме меня, лекарства ему подавать, белье переменять…
— Если вы знакомы с историей
религий, сект, философских систем, политических и государственных устройств, то можете заметить, что эти прирожденные человечеству великие идеи только изменяются в своих сочетаниях, но число их остается одинаким, и ни единого
нового камешка не прибавляется, и эти камешки являются то в фигурах мрачных и таинственных, — какова
религия индийская, — то в ясных и красивых, — как вера греков, — то в нескладных и исковерканных представлениях разных наших иноверцев.
Я ожидал, что вольнодумные писатели посмотрят на Xриста не только как на установителя
религии поклонения и личного спасения (как его понимают церковники), а, выражаясь их языком, и как на реформатора, разрушающего старые и дающего
новые основы жизни, реформа которого не совершилась еще, а продолжается и до сих пор.
На это-то требование и отвечает особенная способность человечества выделять из себя людей, дающих
новый смысл всей жизни человеческой, — смысл, из которого вытекает вся иная, чем прежняя, деятельность. Установление этого, свойственного человечеству в тех
новых условиях, в которые оно вступает, жизнепонимания и вытекающей из него деятельности и есть то, что называется
религия.
Я бы, кажется, имела основание уподобить состояние бабушки с состоянием известной сверстницы Августа Саксонского, графини Кόзель, когда ее заключили в замке. Обе они были женщины умные и с большими характерами, и обе обречены на одиночество, и обе стали анализировать свою
религию, но Кόзель оторвала от своей Библии и выбросила в ров
Новый Завет, а бабушка это одно именно для себя только и выбрала и лишь это одно сохранила и все еще добивалась, где тут материк?
Но сверх всего этого Роберт Овэн оказал неоцененную услугу открытием и обнародованием
новой, разумной системы общества и
религии — дело, которого развитие теперь уже невозможно остановить.
Христос великий учитель. Он проповедовал истинную всеобщую
религию любви к богу и человеку. Но не надо думать, что у бога не могут быть такие же и даже еще более великие учителя. Если мы будем думать так, мы этим не уменьшим величия Христа, а только признаем величие бога. Если же мы будем думать, что после Христа бог уже не будет больше прямо открываться людям, то с
новыми великими учителями, когда они придут, случится то же, что было с Христом: побьют живого пророка для того, чтобы боготворить умершего.
Это была эстафета от полковника Пшецыньского, который объяснял, что, вследствие возникших недоразумений и волнений между крестьянами деревни Пчелихи и села Коршаны, невзирая на недавний пример энергического укрощения в селе Высокие Снежки, он, Пшецыньский, немедленно, по получении совместного с губернатором донесения местной власти о сем происшествии, самолично отправился на место и убедился в довольно широких размерах
новых беспорядков, причем с его стороны истощены уже все меры кротости, приложены все старания вселить благоразумие, но ни голос совести, ни внушения власти, ни слова святой
религии на мятежных пчелихинских и коршанских крестьян не оказывают достодолжного воздействия, — «а посему, — писал он, — ощущается необходимая и настоятельнейшая надобность в немедленной присылке военной силы; иначе невозможно будет через день уже поручиться за спокойствие и безопасность целого края».
Между прочим, нельзя не поражаться близостью основного и наиболее интимного мотива федоровской
религии; религиозной любви к умершим отцам, к существу египетской
религии, которая вся вырастает из почитания мертвых: весь ее культ и ритуал есть разросшийся похоронный обряд [Египетская
религия основана на вере в загробное существование и воскресение для
новой жизни за гробом, причем культ богов и умерших Озириса и Озирисов (ибо всякий умерший рассматривался как ипостась Озириса) сливается в один ритуал.
То обстоятельство, что научное исследование нередко связывается с настроениями, враждебными
религии, не должно закрывать того факта, что в науке
религия получает
новую область жизненного влияния.
Но они, познав Бога, не прославили Его как Бога, и не возблагодарили, но осуетились в умствованиях своих… заменили истину ложью и служили твари вместо Творца» (1:21-5).] (понимая под ним «естественные»
религии, т. е. все, кроме иудео-христианства), обе же задачи одновременно разрешаются в откровенной
религии Ветхого и
Нового Завета.
Когда же распространившееся христианство силою вещей сделалось и общеимперской
религией, перед теократическим сознанием его встал
новый вопрос: какова же природа власти христианского императора и поглощено ли в ней начало звериное божественным, иначе говоря, есть ли она теократия?
Если нет причин считать язычество
религией Сына, то в такой же мере и иудейство не является
религией Отца, и для этого, также довольно распространенного, мнения не существует оснований ни в Ветхом, ни в
Новом Завете.
Можно, конечно, для обозначения этого чувства сочинить
новый термин, но, нам кажется, в этом нет никакой нужды, ибо в своем предварительном и формальном определении трансцендентное
религии пока еще не отличается от трансцендентного философии: это больше логический жест, чем понятие (каковым, впрочем, и неизбежно будет всякое логическое понятие трансцендентного, т. е. того, что находится выше понятий).], не принадлежит имманентному, — «миру» и «я», хотя его касается.
Поэтому одновременно с мировым бытием возникает и «страдающий бог» [Таким «страдающим богом» в Древней Греции был Дионис, которому посвятил специальное исследование В. И. Иванов («Эллинская
религия страдающего бога»
Новый путь. 1904.
Вдохновение певцов ловило и воплощало в образы настроения, которыми жили все кругом, и расцветала на Элладе
новая, бодрая, благородно-ясная
религия.
«Полковник навещал нас каждый день и в беседах и во время стола склонял разговор на свои цели. Он был чтитель Вольтера — не любил христианской
религии, не знал даже, что такое Ветхий и
Новый завет (?!); благочестие считал суеверием, церковные уставы — выдумками духовенства для корысти; признавал обязанности родителей к детям, но не допускал обязанностей детей к родителям. Вот в каком духе были беседы полковника с нами и с детьми генерала».
Я стал выведывать у него причины, побудившие его на такой серьезный и смелый шаг, как перемена
религии, но он твердил мне только одно, что «
Новый завет есть естественное продолжение Ветхого» — фразу, очевидно, чужую и заученную и которая совсем не разъясняла вопроса.
Но уже новозаветная
религия Христа открывает
новый аспект творения.
В
Новом Завете, в
религии искупления может быть лишь аскетическое преодоление пола.
Новый Завет переродился в
религию книжников и фарисеев.
Христианство должно стать
религией новых наступающих времен, если оно есть вечная
религия.
Но
новый пол в положительной форме не раскрывался в
религии искупления.
Но
религия искупления, освобождающая от греха родового пола, не открыла еще
нового, преображенного пола.
И он опять стал толковать о том, что
Новый завет есть естественное продолжение Ветхого, что иудаизм отжил свой век. Подбирая фразы, он как будто старался собрать все силы своего убеждения и заглушить ими беспокойство души, доказать себе, что, переменив
религию отцов, он не сделал ничего страшного и особенного, а поступил, как человек мыслящий и свободный от предрассудков, и что поэтому он смело может оставаться в комнате один на один со своею совестью. Он убеждал себя и глазами просил у меня помощи…
В
новые времена по-разному чувствовали, что нельзя искать истоков творчества ни в новозаветной
религии искупления, ни в ветхозаветной
религии закона.
Замечательно, что такие передовые моралисты
нового времени, как Кант и Л. Толстой, в своем морализме исповедовали
религию ветхозаветного законничества.
Религия в
новое время тоже стала дифференциальной частью культуры, ей было отведено отдельное и очень небольшое место.