Неточные совпадения
Солнце уже спускалось к деревьям, когда они, побрякивая брусницами, вошли в лесной овражек Машкина Верха. Трава была по пояс в середине лощины, и
нежная и мягкая, лопушистая, кое-где по лесу пестреющая Иваном-да-Марьей.
— Конечно. Вот рай!.. Он у меня, видишь? — Грэй тихо засмеялся, раскрыв свою маленькую руку.
Нежная, но твердых очертаний ладонь озарилась
солнцем, и мальчик сжал пальцы в кулак. — Вот он, здесь!.. То тут, то опять нет…
Ему все мерещилось это чистое,
нежное, боязливо приподнятое лицо; он чувствовал под ладонями рук своих эти мягкие волосы, видел эти невинные, слегка раскрытые губы, из-за которых влажно блистали на
солнце жемчужные зубки.
Все это часто повторялось с ним, повторилось бы и теперь: он ждал и боялся этого. Но еще в нем не изжили пока свой срок впечатления наивной среды, куда он попал. Ему еще пока приятен был ласковый луч
солнца, добрый взгляд бабушки, радушная услужливость дворни, рождающаяся
нежная симпатия Марфеньки — особенно последнее.
Плывите скорей сюда и скажите, как назвать этот
нежный воздух, который, как теплые волны, омывает, нежит и лелеет вас, этот блеск неба в его фантастическом неописанном уборе, эти цвета, среди которых утопает вечернее
солнце?
Едешь как будто среди неизмеримых возделанных садов и парков всесветного богача. Страстное, горячее дыхание
солнца вечно охраняет эти места от холода и непогоды, а другой деятель, могучая влага, умеряет силу
солнца, питает почву, родит
нежные плоды и… убивает человека испарениями.
За городом дорога пошла берегом. Я смотрел на необозримый залив, на наши суда, на озаряемые
солнцем горы, одни, поближе, пурпуровые, подальше — лиловые; самые дальние синели в тумане небосклона. Картина впереди — еще лучше: мы мчались по большому зеленому лугу с декорацией индийских деревень, прячущихся в тени бананов и пальм. Это одна бесконечная шпалера зелени — на бананах
нежной, яркой до желтизны, на пальмах темной и жесткой.
Мне казалось, что я с этого утра только и начал путешествовать, что судьба нарочно послала нам грозные, тяжелые и скучные испытания, крепкий, семь дней без устали свирепствовавший холодный ветер и серое небо, чтоб живее тронуть мягкостью воздуха, теплым блеском
солнца,
нежным колоритом красок и всей этой гармонией волшебного острова, которая связует здесь небо с морем, море с землей — и все вместе с душой человека.
Внутренность рощи, влажной от дождя, беспрестанно изменялась, смотря по тому, светило ли
солнце, или закрывалось облаком; она то озарялась вся, словно вдруг в ней все улыбнулось: тонкие стволы не слишком частых берез внезапно принимали
нежный отблеск белого шелка, лежавшие на земле мелкие листья вдруг пестрели и загорались червонным золотом, а красивые стебли высоких кудрявых папоротников, уже окрашенных в свой осенний цвет, подобный цвету переспелого винограда, так и сквозили, бесконечно путаясь и пересекаясь перед глазами; то вдруг опять все кругом слегка синело: яркие краски мгновенно гасли, березы стояли все белые, без блеску, белые, как только что выпавший снег, до которого еще не коснулся холодно играющий луч зимнего
солнца; и украдкой, лукаво, начинал сеяться и шептать по лесу мельчайший дождь.
Если бы Галактион любил ее попрежнему, Харитина, наверное, не отвечала бы ему тою же монетой, а теперь она боялась даже проявить свою любовь в полной мере и точно прятала ее, как прячут от
солнца нежное растение.
С первых же шагов, когда лучи теплого дня ударили ему в лицо, согрели
нежную кожу, он инстинктивно поворачивал к
солнцу свои незрячие глаза, как будто чувствуя, к какому центру тяготеет все окружающее.
Наконец взошло было
солнце и для ее материнского сердца; хоть одна дочь, хоть Аделаида будет наконец пристроена: «Хоть одну с плеч долой», — говорила Лизавета Прокофьевна, когда приходилось выражаться вслух (про себя она выражалась несравненно
нежнее).
Но, почти помимо их сознания, их чувственность — не воображение, а простая, здоровая, инстинктивная чувственность молодых игривых самцов — зажигалась от Нечаянных встреч их рук с женскими руками и от товарищеских услужливых объятий, когда приходилось помогать барышням входить в лодку или выскакивать на берег, от
нежного запаха девичьих одежд, разогретых
солнцем, от женских кокетливо-испуганных криков на реке, от зрелища женских фигур, небрежно полулежащих с наивной нескромностью в зеленой траве, вокруг самовара, от всех этих невинных вольностей, которые так обычны и неизбежны на пикниках, загородных прогулках и речных катаниях, когда в человеке, в бесконечной глубине его души, тайно пробуждается от беспечного соприкосновения с землей, травами, водой и
солнцем древний, прекрасный, свободный, но обезображенный и напуганный людьми зверь.
И разве он не видал, что каждый раз перед визитом благоухающего и накрахмаленного Павла Эдуардовича, какого-то балбеса при каком-то посольстве, с которым мама, в подражание модным петербургским прогулкам на Стрелку, ездила на Днепр глядеть на то, как закатывается
солнце на другой стороне реки, в Черниговской губернии, — разве он не видел, как ходила мамина грудь и как рдели ее щеки под пудрой, разве он не улавливал в эти моменты много нового и странного, разве он не слышал ее голос, совсем чужой голос, как бы актерский, нервно прерывающийся, беспощадно злой к семейным и прислуге и вдруг
нежный, как бархат, как зеленый луг под
солнцем, когда приходил Павел Эдуардович.
О жрица неги, счастлив тот,
Кого на одр твой прихотливый
С закатом
солнца позовет
Твой взор то
нежный, то стыдливый!
Кто на взволнованных красах
Минутой счастья жизнь обманет
И в утро с ложа неги встанет
С приметной томностью в очах!
Пью ее угощенье, а сам через стакан ей в лицо смотрю и никак не разберу: смугла она или бела она, а меж тем вижу, как у нее под тонкою кожею, точно в сливе на
солнце, краска рдеет и на
нежном виске жилка бьет…
Есть прелестный подбор цветов этого времени года: красные, белые, розовые, душистые, пушистые кашки; наглые маргаритки; молочно-белые с ярко-желтой серединой «любишь-не-любишь» с своей прелой пряной вонью; желтая сурепка с своим медовым запахом; высоко стоящие лиловые и белые тюльпановидные колокольчики; ползучие горошки; желтые, красные, розовые, лиловые, аккуратные скабиозы; с чуть розовым пухом и чуть слышным приятным запахом подорожник; васильки, ярко-синие на
солнце и в молодости и голубые и краснеющие вечером и под старость; и
нежные, с миндальным запахом, тотчас же вянущие, цветы повилики.
— Не смейся, пострел, — сказала Людмила, взяла его за другое ухо и продолжала: — сладкая амброзия, и над нею гудят пчелы, это — его радость. И еще он пахнет
нежною ванилью, и уже это не для пчел, а для того, о ком мечтают, и это — его желание, — цветок и золотое
солнце над ним. И третий его дух, он пахнет
нежным, сладким телом, для того, кто любит, и это — его любовь, — бедный цветок и полдневный тяжелый зной. Пчела,
солнце, зной, — понимаешь, мой светик?
Марк Васильич второй день чего-то грустен, ходит по горнице, курит непрерывно и свистит. Глаза ввалились, блестят неестественно, и слышать он хуже стал, всё переспрашивает, объясняя, что в ушах у него звон. В доме скушно, как осенью, а небо синё и
солнце нежное, хоть и холодно ещё. Запаздывает весна».
После дождя на минуту выглядывало
солнце, обливая радостным сверканием облитую дождем молодую, еще
нежную зелень сиреней, сплошь наполнявших мой палисадник; громче становился задорный крик воробьев на рыхлых огородных грядках; сильнее благоухали клейкие коричневые почки тополя.
Гришка сидел на корме челнока и, свесив смуглые худые ноги свои через борт, болтал ими в воде. Ваня сидел между тем в трюме, и наружу выглядывало только свежее, румяное личико его. Белокурая голова мальчика, освещенная палящими лучами полуденного
солнца, казалась еще миловиднее и
нежнее посреди черных, грубо высмоленных досок палубы.
Невеста Литвинова была девушка великороссийской крови, русая, несколько полная и с чертами лица немного тяжелыми, но с удивительным выражением доброты и кротости в умных, светло-карих глазах, с
нежным белым лбом, на котором, казалось, постоянно лежал луч
солнца.
— Мы оба сели у окна, — угрюмо продолжал слесарь, — сели так, чтобы нас не видело
солнце, и вот слышим
нежный голосок блондинки этой — она с подругой и доктором идет по саду, за окном, и говорит на французском языке, который я хорошо понимаю.
Передо мной мелькнул освещенный
солнцем нежный розовый профиль. Она быстро нырнула в подъезд, только остались в памяти серые валенки, сверкнувшие из-под черной юбки.
Чистенькая белая комната молочной красавицы была облита
нежным красным светом только что окунувшегося в море горячего
солнца; старый ореховый комод, закрытый белой салфеткой, молящийся бронзовый купидон и грустный лик Мадонны, с сердцем, пронзенным семью мечами, — все смотрело необыкновенно тихо, нежно и серьезно.
Чтобы идти в Дубечню, я встал рано утром, с восходом
солнца. На нашей Большой Дворянской не было ни души, все еще спали, и шаги мои раздавались одиноко и глухо. Тополи, покрытые росой, наполняли воздух
нежным ароматом. Мне было грустно и не хотелось уходить из города. Я любил свой родной город. Он казался мне таким красивым и теплым! Я любил эту зелень, тихие солнечные утра, звон наших колоколов; но люди, с которыми я жил в этом городе, были мне скучны, чужды и порой даже гадки. Я не любил и не понимал их.
Молодая женщина, скинув обувь, измокшую от росы, обтирала концом большого платка розовую, маленькую ножку, едва разрисованную лиловыми тонкими жилками, украшенную
нежными прозрачными ноготками; она по временам поднимала голову, отряхнув волосы, ниспадающие на лицо, и улыбалась своему спутнику, который, облокотясь на руку, кидал рассеянные взгляды, то на нее, то на небо, то в чащу леса; по временам он наморщивал брови, когда мрачная мысль прокрадывалась в уме его, по временам неожиданная влажность покрывала его голубые глаза, и если в это время они встречали радужную улыбку подруги, то быстро опускались, как будто бы пораженные ярким лучом
солнца.
Молитва моя без содержания была, вроде птичьей песни
солнцу, — стал я молиться за него и за жену, а больше всего за Ольгуньку, — очень хорошая девочка росла, тихая, красивая,
нежная.
Солнце невыносимо пекло нам затылки, Коновалов устроил из моей солдатской шинели нечто вроде ширмы, воткнув в землю палки и распялив на них шинель. Издали долетал глухой шум работ на бухте, но ее мы не видели, справа от нас лежал на берегу город тяжелыми глыбами белых домов, слева — море, пред нами — оно же, уходившее в неизмеримую даль, где в мягких полутонах смешались в фантастическое марево какие-то дивные и
нежные, невиданные краски, ласкающие глаз и душу неуловимой красотой своих оттенков…
Пред ним, по пояс в воде, стояла Варенька, наклонив голову, выжимая руками мокрые волосы. Её тело — розовое от холода и лучей
солнца, и на нём блестели капли воды, как серебряная чешуя. Они, медленно стекая по её плечам и груди, падали в воду, и перед тем как упасть, каждая капля долго блестела на
солнце, как будто ей не хотелось расстаться с телом, омытым ею. И из волос её лилась вода, проходя между розовых пальцев девушки, лилась с
нежным, ласкающим ухо звуком.
Сидя на краю обрыва, Николай и Ольга видели, как заходило
солнце, как небо, золотое и багровое, отражалось в реке, в окнах храма и во всем воздухе,
нежном, покойном, невыразимо чистом, какого никогда не бывает в Москве. А когда
солнце село, с блеяньем и ревом прошло стадо, прилетели с той стороны гуси, — и все смолкло, тихий свет погас в воздухе, и стала быстро надвигаться вечерняя темнота.
— Как же ты долго спишь! — сказал
нежный женский голос. Ордынов оглянулся, и к нему склонилось с приветливою и светлою, как
солнце, улыбкою лицо красавицы хозяйки его.
Одиночеством ли развилась эта крайняя впечатлительность, обнаженность и незащищенность чувства; приготовлялась ли в томительном, душном и безвыходном безмолвии долгих, бессонных ночей, среди бессознательных стремлений и нетерпеливых потрясений духа, эта порывчатость сердца, готовая, наконец, разорваться или найти излияние; и так должно было быть ей, как внезапно в знойный, душный день вдруг зачернеет все небо, и гроза разольется дождем и огнем на взалкавшую землю, повиснет перлами дождя на изумрудных ветвях, сомнет траву, поля, прибьет к земле
нежные чашечки цветов, чтоб потом, при первых лучах
солнца, все, опять оживая, устремилось, поднялось навстречу ему и торжественно, до неба послало ему свой роскошный, сладостный фимиам, веселясь и радуясь обновленной своей жизни…
Она оборотилась к нему — и вот ее лицо, с глазами светлыми, сверкающими, острыми, с пеньем вторгавшимися в душу, уже приближалось к нему, уже было на поверхности и, задрожав сверкающим смехом, удалялось, — и вот она опрокинулась на спину, и облачные перси ее, матовые, как фарфор, не покрытый глазурью, просвечивали пред
солнцем по краям своей белой, эластически-нежной окружности.
Ветер ласково гладил атласную грудь моря;
солнце грело ее своими горячими лучами, и море, дремотно вздыхая под
нежной силой этих ласк, насыщало жаркий воздух соленым ароматом испарений. Зеленоватые волны, взбегая на желтый песок, сбрасывали на него белую пену, она с тихим звуком таяла на горячем песке, увлажняя его.
Светило
солнце, такое радостное, и
нежное, и равнодушное… В саду кричали дрозды… За рекой, на той стороне, звонили к поздней обедне.
Все меньше становилось снега и все больше воды; тепло и радостно светило
солнце, и в лучах его блестел и сверкал тающий
нежный покров.
Наконец и это сияние померкло, и только невысоко над землей, в том месте, где закатилось
солнце, осталась неясная длинная розовая полоска, незаметно переходившая наверху в
нежный голубоватый оттенок вечернего неба, а внизу в тяжелую сизоватую мглу, подымавшуюся от земли.
День стоял прекрасный. Теплое и весенне-яркое
солнце высоко горело среди чистого весенне-синего неба. Молодая
нежная поросль быстро прорезывалась из почек и мягко-желтоватою зеленью запушила сочно налитые, упругие ветви, в которых свистали, заливались и перекликивались весенние птицы.
Солнце заходило, заливая окрестности своим
нежным пурпуром.
А
солнце все выше и выше поднималось по нежно-голубой синеве неба, по которому бежали
нежные перистые облачка; в остром утреннем воздухе, полном какой-то бодрящей свежести, чувствовалась уже теплая струя благодатного юга.
После жары и духоты внизу — здесь, в этих аллеях, по которым бесшумно катилась коляска, было нежарко.
Солнце близилось к закату, и лучи его не так палили. Чистый воздух напоен был ароматом. Высокое небо цвета голубой лазури глядело сверху, безоблачное, прелестное и
нежное.
Солнце быстро катилось к закату и скоро зажгло пылающим заревом далекий горизонт, расцвечивая небо волшебными переливами всевозможных красок и цветов, то ярких, то
нежных, и заливая блеском пурпура и золота и полосу океана и обнаженные верхушки вулканических гор высокого зеленеющего острова, резко очерченного в прозрачной ясности воздуха.
К таким симпатичным портам принадлежал и Гонолулу, и когда ранним прелестным утром «Коршун» тихим ходом выбрался из лагуны, проходя мимо стоявших на рейде судов, все — и офицеры и матросы — смотрели на этот маленький городок, утопавший в зелени и сверкавший под лучами
солнца, с
нежным чувством, расставаясь с ним не без сожаления.
Апрель… Солнечный и прекрасный, он вливается в настежь раскрытые окна приюта… Он несет благовонные ароматы весны, предвестницы скорого лета, первых ландышей, что продаются оборванной нищей детворой на шумных улицах Петербурга. Улыбки
солнца рассылает он щедро властной рукою и дышит в лицо чистым прохладным и
нежным дыханием, напоминающим дыхание ребенка.
Алый пламень заката все еще купает в своем кровавом зареве сад: и старые липы, и стройные, как свечи, серебристые тополи, и
нежные белостволые березки. Волшебными кажутся в этот час краски неба. A пурпуровый диск
солнца, как исполинский рубин, готов ежеминутно погаснуть там, позади белой каменной ограды, на меловом фоне которой так вычурно-прихотливо плетет узоры кружево листвы, густо разросшихся вдоль белой стены кустов и деревьев.
Но вода еще свежа, она охватывает тело мягкою,
нежною прохладою; плывешь, еле двигая руками и ногами, в этой прозрачно-зеленой, далеко вглубь освещенной
солнцем воде.
Между тем наступал вечер. Запад заалел
нежным заревом.
Солнце пряталось в горы…
На станционный садик, на платформу и на поле легла уже вечерняя тень; вокзал заслонял собою закат, но по самым верхним клубам дыма, выходившего из паровоза и окрашенного в
нежный розовый цвет, видно было, что
солнце еще не совсем спряталось.
Ветер слабо дул с запада, шелестя травой; с ветром несся издалека тонкий,
нежный запах свежего сена, но запах шел не от рядов и копен, а от травы, на корню сохшей под жгучим
солнцем.