Неточные совпадения
— Говорят, что это очень трудно, что только злое смешно, —
начал он
с улыбкою. — Но я попробую. Дайте тему. Всё дело в теме. Если тема дана, то вышивать по ней уже легко. Я часто думаю, что знаменитые говоруны
прошлого века были бы теперь в затруднении говорить умно. Всё умное так надоело…
Выпив водки, старый писатель любил рассказывать о
прошлом, о людях,
с которыми он
начал работать. Молодежь слышала имена литераторов, незнакомых ей, и недоумевала, переглядывалась...
Я на
прошлой неделе заговорила было
с князем — вым о Бисмарке, потому что очень интересовалась, а сама не умела решить, и вообразите, он сел подле и
начал мне рассказывать, даже очень подробно, но все
с какой-то иронией и
с тою именно нестерпимою для меня снисходительностью,
с которою обыкновенно говорят «великие мужи»
с нами, женщинами, если те сунутся «не в свое дело»…
Я
начинаю, то есть я хотел бы
начать, мои записки
с девятнадцатого сентября
прошлого года, то есть ровно
с того дня, когда я в первый раз встретил…
И потому ему хотелось
начать и кончить раньше заседание нынешнего дня
с тем, чтобы до шести успеть посетить эту рыженькую Клару Васильевну,
с которой у него
прошлым летом на даче завязался роман.
Он глядел на это
прошлое с бесконечным состраданием и решил со всем пламенем своей страсти, что раз Грушенька выговорит ему, что его любит и за него идет, то тотчас же и начнется совсем новая Грушенька, а вместе
с нею и совсем новый Дмитрий Федорович, безо всяких уже пороков, а лишь
с одними добродетелями: оба они друг другу простят и
начнут свою жизнь уже совсем по-новому.
«Там новые люди, — решил ты еще
прошлою весной, сюда собираясь, — они полагают разрушить все и
начать с антропофагии.
С января до апреля 1907 года я был занят составлением отчетов за
прошлую экспедицию и только в половине мая мог
начать сборы в новое путешествие. В этих сборах есть всегда много прелести. Общий план экспедиции был давно уже предрешен, оставалось только разработать детали.
Так прошло у них время третьего года и
прошлого года, так идет у них и нынешний год, и зима нынешнего года уж почти проходила, снег
начинал таять, и Вера Павловна спрашивала: «да будет ли еще хоть один морозный день, чтобы хоть еще раз устроить зимний пикник?», и никто не мог отвечать на ее вопрос, только день проходил за днем, все оттепелью, и
с каждым днем вероятность зимнего пикника уменьшалась.
Может, в конце
прошлого и
начале нашего века была в аристократии закраинка русских иностранцев, оборвавших все связи
с народной жизнью; но у них не было ни живых интересов, ни кругов, основанных на убеждениях, ни своей литературы.
Наполз нэп. Опять засверкал «Эрмитаж» ночными огнями. Затолпились вокруг оборванные извозчики вперемежку
с оборванными лихачами, но все еще на дутых шинах.
Начали подъезжать и отъезжать пьяные автомобили. Бывший распорядитель «Эрмитажа» ухитрился мишурно повторить
прошлое модного ресторана. Опять появились на карточках названия: котлеты Помпадур, Мари Луиз, Валларуа, салат Оливье… Но неугрызимые котлеты — на касторовом масле, и салат Оливье был из огрызков… Впрочем, вполне к лицу посетителям-нэпманам.
В
начале прошлого столетия, в 1806 году, о Китайгородской стене писал П.
С. Валуев: «Стены Китая от злоупотребления обращены в постыдное положение.
— Я…
прошлый раз… —
начал Заруцкий глухо и затем,
с внезапной резкостью, закончил: — Я извиняюсь.
Ведь так ясно, чтобы
начать жить в настоящем, надо сначала искупить наше
прошлое, покончить
с ним, а искупить его можно только страданием, только необычайным, непрерывным трудом.
Это чувствуется уже у Гюисманса, у Верлена, которых интересно сопоставить
с христианствующими романтиками
начала прошлого века.
Все действующие лица выучили уже свои роли, так как все они хорошо знали, что строгий их предприниматель,
с самого уже
начала репетиции стоявший у себя в зале навытяжке и сильно нахмурив брови, не любил шутить в этом случае и еще в
прошлом году одного предводителя дворянства, который до самого представления не выучивал своей роли, распек при целом обществе и, кроме того, к очередной награде еще не представил.
Я любил слушать, когда, бывало, Януш, усевшись под тополями,
с болтливостью 70-летнего старика,
начинал рассказывать о славном
прошлом умершего здания.
— Да точно так-с. Теперь конец месяца, а сами вы изволите помнить, что его высокородие еще в
прошлом месяце пытал меня бранить за то, что у меня много бумаг к отчетности остается, да посулил еще из службы за это выгнать. Ну, а если мы эту бумагу
начнем разрешать, так разрешим ее не раньше следующего месяца, а дополнительных-то сведений потребуешь, так хоть и не разрешена она досконально, а все как будто исполнена: его высокородие и останутся довольны.
Они представляют собой жизненный фонд, естественное продолжение всего
прошлого,
начиная с пеленок и кончая последнею, только что прожитою минутой, когда
с языка сорвалось — именно сорвалось, а не сказалось — последнее пустое слово.
— Пьер, возьми вот эту маленькую тетрадку
с окна! Это либретто, которое мне еще
прошлый год сочинил Ленский, и прочти
начало первого акта.
— Ну вот. Я знаю, что ты малый понятливый. Так вот ты следующий свой фельетон и
начни так:"в
прошлый, мол, раз я познакомил вас
с"негодяем", а теперь, мол, позвольте познакомить вас
с тою средой, в которой он, как рыба в воде, плавает". И чеши! чеши! Заснули, мол? очумели от страха? Да по головам-то тук-тук! А то что в самом деле! Ее, эту мякоть, честью просят: проснись! — а она только сопит в ответ!
Доктора сказали, что у Федора душевная болезнь. Лаптев не знал, что делается на Пятницкой, а темный амбар, в котором уже не показывались ни старик, ни Федор, производил на него впечатление склепа. Когда жена говорила ему, что ему необходимо каждый день бывать и в амбаре, и на Пятницкой, он или молчал, или же
начинал с раздражением говорить о своем детстве, о том, что он не в силах простить отцу своего
прошлого, что Пятницкая и амбар ему ненавистны и проч.
Знал о возбуждении против него лично, но он
начал с того самого места, на котором остановился в
прошлый раз, как будто ничего не случилось.
А кошка
с темным
прошлым мерцала загадочно желтыми глазами, жила еще в
прошлом; но вдруг опомнилась и
начала свой длительный и приятный обряд.
И теперь, в верхнее запыленное,
с прошлого лета не протиравшееся окно было видно очень странное и красивое небо: на первый взгляд оно казалось молочно-серым, дымчатым, а когда смотреть дольше — в нем
начинала проступать синева, оно
начинало голубеть все глубже, все ярче, все беспредельнее.
Оный же дворянин Перерепенко имеет посягательство на самую жизнь мою и до 7-го числа
прошлого месяца, содержа втайне сие намерение, пришел ко мне и
начал дружеским и хитрым образом выпрашивать у меня ружье, находившееся в моей комнате, и предлагал мне за него,
с свойственною ему скупостью, многие негодные вещи, как то: свинью бурую и две мерки овса.
Мы упоминаем здесь об этом факте только потому, что заметили в сатириках
прошлого века наклонность подсмеиваться, во имя административных распоряжений, над сознанием простых людей,
с самого
начала враждебно взглянувших на откупа.
Она поехала к портнихе, потом к Барнаю, который только вчера приехал, от Барная — в нотный магазин, и все время она думала о том, как она напишет Рябовскому холодное, жесткое, полное собственного достоинства письмо и как весною или летом она поедет
с Дымовым в Крым, освободится там окончательно от
прошлого и
начнет новую жизнь.
Конечно, нам могут привести длинный ряд выписок, из которых будет видно, что в литературе нашей постоянно высказывалось нерасположение к крепостному праву,
начиная по крайней мере
с половины
прошлого столетия.
Остается вопрос, которым
с начала прошлого года мгновенно наполнились не только все журналы, но и вся земля русская, — вопрос об освобождении крестьян.
Автор ее изумляется,
с какой стати вдруг литература набросилась на откупа, которых прежде не трогала, хотя зло от них было не менее сильно; а дело объясняется просто: в
начале прошлого года уже решено было падение нынешней откупной системы, — вот литераторы и принялись за нее…
Впрочем, пора уже и расстаться нам
с г. Жеребцовым. Читатели из нашей статьи, надеемся, успели уже познакомиться
с ним настолько, чтобы не желать продолжения этого знакомства. Поэтому, оставляя в покое его книгу, мы намерены теперь исполнить обещание, данное нами в
прошлой статье: сделать несколько замечаний относительно самых
начал, которые навязываются древней Руси ее защитниками и которые оказываются так несостоятельными пред судом истории и здравого смысла.
Наконец уехал последний гость. Красный круг на дороге закачался, поплыл в сторону, сузился и погас — это Василий унес
с крыльца лампу. В
прошлые разы обыкновенно, проводив гостей, Петр Дмитрич и Ольга Михайловна
начинали прыгать в зале друг перед другом, хлопать в ладоши и петь: «Уехали! уехали! уехали!» Теперь же Ольге Михайловне было не до того. Она пошла в спальню, разделась и легла в постель.
Социалистические брошюры
начал я читать всего за год до переворота жизни и будущее — понимаю, а в настоящем — разбираюсь
с большим трудом,
прошлое же русской земли — совсем тёмное дело для меня; тут, пожалуй, Егор больше знает, чем я.
Эта задача европейской науки и культуры была неведома Востоку; только
с прошлого столетия наиболее чуткие люди стран Азии
начали принимать великий научный опыт Европы, ее методы мышления и формы жизнедеятельности.
К сожалению, нет ничего общего между феодальным монархизмом
с его определенным
началом,
с его
прошлым,
с его социальной и религиозной идеею, и наполеоновским деспотизмом петербургского царя, имеющим за себя лишь печальную историческую необходимость, преходящую пользу, не опирающимся ни на какое нравственное
начало.
Его некоторые поставили главою современной русской литературы, и этому никто не думал противоречить, исключая г. К.
С. Аксакова, который в
начале прошлого года, обозревая в «Русской беседе» современную нашу литературу, выразил мнение, диаметрально противоположное взглядам поклонников
С. Т. Аксакова.
Степанида (усаживается у печки). А вот, девонька, видишь ты, какое дело-то вышло. Город-то наш на проезжей дороге; мещане мы. Живем-то хоть бедненько, а домишко-то у нас хоть куда. Вот и останавливаются у нас купцы и баре, случается. Семья-то у нас небольшая была: я
с мужем да дочка Дашенька; хозяин-то у меня уж старенек. Останавливался у нас проездом купец молодой,
начал он Дашу-то уговаривать да улещать. Нам и невдомек такое дело. А в
прошлом году, около святок, и сманил ее у нас.
И вот —
с прошлого года — литература
начала ополчаться против откупов, откупщики стали возвышать цену на вино, разбавленное более, нежели когда-нибудь, начальство стало подтверждать и напоминать указную цену, откупщики изобрели специальную водку, народ стал требовать вина по указной цепе, целовальники давали ему отравленную воду, народ шумел, полиция связывала и укрощала шумящих, литература писала обо всем этом безыменные статейки…
— Я прошу вас забыть все
прошлое, — трудно дыша, смущенным, но решительным тоном
начал Бейгуш. — Я виноват пред общим делом… виноват тем, что допустил себя увлечься своим личным чувством, но… теперь я приехал сказать вам, что
с этой минуты я по-прежнему ваш… весь ваш!.. Забудьте и протяните мне честно вашу руку!
— Я вас помню, ваше благородие, —
начал цирульник, ставя одиннадцатую банку. — Вы у нас в
прошлую субботу изволили мыться, и тогда же еще я вам мозоли срезывал. Я цирульник Михайло… Помните-с? Тогда же вы еще изволили меня насчет невест расспрашивать.
Когда девочка
начинала рассказывать обо всем пережитом ею в ее недавнем таком богатом впечатлениями
прошлом, лицо ее менялось сразу, делалось старше и строже, осмысленнее как-то
с первых же слов… Черные глаза уходили вовнутрь, глубоко, и в них мгновенно гасли их игривые насмешливые огоньки, а глухая красивая печаль мерцала из темной пропасти этих глаз, таких грустных и прекрасных!
Он находился в той самой поре, которую свахи называют «мужчина в самом соку», то есть не был ни молод, ни стар, любил хорошо поесть, выпить и похвалить
прошлое, слегка задыхался при ходьбе, во сне громко храпел, а в обращении
с окружающими проявлял уже то покойное, невозмутимое добродушие, какое приобретается порядочными людьми, когда они переваливают в штаб-офицерские чины и
начинают полнеть.
Сейчас баронесса Шепплинг
начнет тебе рассказывать, что мама служила у нее в экономках и что мы
с мамой неблагодарные, не благодарим ее за
прошлые благодеяния теперь, когда она впала в бедность…
В
начале объявления мы напишем, что чаи только что получены, а в конце мы так скажем: «Имея большой запас чаев
с оплатой прежней пошлины, мы без ущерба собственным интересам можем продавать их по прейскуранту
прошлых лет… и т. д.» Ну-с, на другой странице будет прейскурант.
В вестибюле мы разбирали верхнюю одежду. У Ольги — стильная шляпа
начала прошлого столетия, и вся она,
с ее мечтательной внешностью, кажется барышней другого века. Недаром ее называли в институте «Пушкинской Татьяной». Это мнение разделял, очевидно, и Боб Денисов.
События последнего времени показали, что ваша
прошлая деятельность, в связи
с настоящею рыцарскою доблестью нашего государя, сделали то, что дуновение вихря политических страстей было остановлено в самом
начале преданной армией, вы подготовили — государь довершил спасение спокойствия Империи…
Николай Герасимович дошел в своих воспоминаниях до этого момента своего
прошлого, — момента,
с которого мы
начали свой рассказ, — после возвращения его из конторы дома предварительного заключения, где он, если припомнит читатель, так неожиданно встретил друга своей юности, свою названную сестру Зиновию Николаевну Ястребову.
— Господа, теперь сведя счеты
с прошлым, нужно подумать о настоящем, — возбужденным, ненатуральным голосом
начала Надежда Александровна. — Надо забыть все, что было, и приняться за новое. Искусство должно быть у нас на первом плане, нашей единственной целью! Мы должны отрешиться от наших личных интересов и желаний, работая для общего дела. Для этой цели все надо принести в жертву. Что теперь делать? Кого выбирать? — вот вопросы.
Она медленно
начала свой рассказ. Подробно останавливалась она на своих мечтах, разбившихся мечтах… воспроизвела свое свидание
с Минкиной, вероломство Бахметьевой и письмо Настасьи, полученное ею вчера… Она ни одним словом, ни намеком не дала понять ему о своей
прошлой, не только настоящей любви к нему, но он понял это душою в тоне ее исповеди и какое-то почти светлое, радостное чувство охватило все его существо.