Неточные совпадения
И за всем тем продолжали
считать себя самым мудрым
народом в мире.
— Так-то и единомыслие газет. Мне это растолковали: как только война, то им вдвое дохода. Как же им не
считать, что судьбы
народа и Славян… и всё это?
Он
считал переделку экономических условий вздором, но он всегда чувствовал несправедливость своего избытка в сравнении с бедностью
народа и теперь решил про себя, что, для того чтобы чувствовать себя вполне правым, он, хотя прежде много работал и нероскошно жил, теперь будет еще больше работать и еще меньше будет позволять себе роскоши.
Но любить или не любить
народ, как что-то особенное, он не мог, потому что не только жил с
народом, не только все его интересы были связаны с
народом, но он
считал и самого себя частью
народа, не видел в себе и
народе никаких особенных качеств и недостатков и не мог противопоставлять себя
народу.
Он не мог согласиться с этим, потому что и не видел выражения этих мыслей в
народе, в среде которого он жил, и не находил этих мыслей в себе (а он не мог себя ничем другим
считать, как одним из людей, составляющих русский
народ), а главное потому, что он вместе с
народом не знал, не мог знать того, в чем состоит общее благо, но твердо знал, что достижение этого общего блага возможно только при строгом исполнении того закона добра, который открыт каждому человеку, и потому не мог желать войны и проповедывать для каких бы то ни было общих целей.
Эх, тройка! птица тройка, кто тебя выдумал? знать, у бойкого
народа ты могла только родиться, в той земле, что не любит шутить, а ровнем-гладнем разметнулась на полсвета, да и ступай
считать версты, пока не зарябит тебе в очи.
— И на что бы так много! — горестно сказал побледневший жид, развязывая кожаный мешок свой; но он счастлив был, что в его кошельке не было более и что гайдук далее ста не умел
считать. — Пан, пан! уйдем скорее! Видите, какой тут нехороший
народ! — сказал Янкель, заметивши, что гайдук перебирал на руке деньги, как бы жалея о том, что не запросил более.
Чтоб умный, бодрый наш
народХотя по языку нас не
считал за немцев.
— Но бывает, что человек обманывается, ошибочно
считая себя лучше, ценнее других, — продолжал Самгин, уверенный, что этим людям не много надобно для того, чтоб они приняли истину, доступную их разуму. — Немцы, к несчастию, принадлежат к людям, которые убеждены, что именно они лучшие люди мира, а мы, славяне,
народ ничтожный и должны подчиняться им. Этот самообман сорок лет воспитывали в немцах их писатели, их царь, газеты…
Но этот
народ он не
считал тем, настоящим, о котором так много и заботливо говорят, сочиняют стихи, которого все любят, жалеют и единодушно желают ему счастья.
— Разве? Нет, я
считаю войну очень своевременной, чрезвычайно полезной, — она индивидуализирует
народы, объединяет их…
За сто лет вы, «аристократическая раса», люди компромисса, люди непревзойденного лицемерия и равнодушия к судьбам Европы, вы, комически чванные люди, сумели поработить столько
народов, что, говорят, на каждого англичанина работает пятеро индусов, не
считая других, порабощенных вами.
Виделась ему в ней — древняя еврейка, иерусалимская госпожа, родоначальница племени — с улыбкой горделивого презрения услышавшая в
народе глухое пророчество и угрозу: «снимется венец с
народа, не узнавшего посещения», «придут римляне и возьмут!» Не верила она,
считая незыблемым венец, возложенный рукою Иеговы на голову Израиля.
Давно ли все крайневосточные
народы, японцы особенно,
считали нас, европейцев, немного хуже собак? не хотели знаться, дичились, чуждались?
Сколько я мог узнать, якутов, кажется, несправедливо
считают кочующим
народом.
Решив, что всё существующее зло происходит от необразованности
народа, он, выйдя из университета, сошелся с народниками, поступил в село учителем и смело проповедывал и ученикам и крестьянам всё то, что
считал справедливым, и отрицал то, что
считал ложным.
Сам он в глубине души ни во что не верил и находил такое состояние очень удобным и приятным, но боялся, как бы
народ не пришел в такое же состояние, и
считал, как он говорил, священной своей обязанностью спасать от этого
народ.
Погубить же, разорить, быть причиной ссылки и заточения сотен невинных людей вследствие их привязанности к своему
народу и религии отцов, как он сделал это в то время, как был губернатором в одной из губерний Царства Польского, он не только не
считал бесчестным, но
считал подвигом благородства, мужества, патриотизма; не
считал также бесчестным то, что он обобрал влюбленную в себя жену и свояченицу.
Русский
народ и истинно русский человек живут святостью не в том смысле, что видят в святости свой путь или
считают святость для себя в какой-либо мере достижимой или обязательной.
Розанов, напротив,
считает русский
народ народом государственным по преимуществу.
Славянофилы
считали русский
народ —
народом безгосударственным, и очень многое на этом строили.
Из инстинкта самосохранения русский
народ привык подчиняться внешней силе, чтобы она не раздавила его, но внутренно он
считает состояние силы не высшим, а низшим состоянием.
Русский
народ Вронский
считал богоносным
народом.
Русский
народ должен искупить свою историческую вину перед
народом польским, понять чуждое ему в душе Польши и не
считать дурным непохожий на его собственный духовный склад.
— Больше тысячи пошло на них, Митрий Федорович, — твердо опроверг Трифон Борисович, — бросали зря, а они подымали. Народ-то ведь этот вор и мошенник, конокрады они, угнали их отселева, а то они сами, может, показали бы, скольким от вас поживились. Сам я в руках у вас тогда сумму видел —
считать не
считал, вы мне не давали, это справедливо, а на глаз, помню, многим больше было, чем полторы тысячи… Куды полторы! Видывали и мы деньги, могим судить…
На разъездах, переправах и в других тому подобных местах люди Вячеслава Илларионыча не шумят и не кричат; напротив, раздвигая
народ или вызывая карету, говорят приятным горловым баритоном: «Позвольте, позвольте, дайте генералу Хвалынскому пройти», или: «Генерала Хвалынского экипаж…» Экипаж, правда, у Хвалынского формы довольно старинной; на лакеях ливрея довольно потертая (о том, что она серая с красными выпушками, кажется, едва ли нужно упомянуть); лошади тоже довольно пожили и послужили на своем веку, но на щегольство Вячеслав Илларионыч притязаний не имеет и не
считает даже званию своему приличным пускать пыль в глаза.
Конечно, и то правда, что, подписывая на пьяной исповеди Марьи Алексевны «правда», Лопухов прибавил бы: «а так как, по вашему собственному признанию, Марья Алексевна, новые порядки лучше прежних, то я и не запрещаю хлопотать о их заведении тем людям, которые находят себе в том удовольствие; что же касается до глупости
народа, которую вы
считаете помехою заведению новых порядков, то, действительно, она помеха делу; но вы сами не будете спорить, Марья Алексевна, что люди довольно скоро умнеют, когда замечают, что им выгодно стало поумнеть, в чем прежде не замечалась ими надобность; вы согласитесь также, что прежде и не было им возможности научиться уму — разуму, а доставьте им эту возможность, то, пожалуй, ведь они и воспользуются ею».
Я
считаю, мне кажется (поправил он свой американизм), что и русский
народ должен бы видеть себя в таком положении: по — моему, у него тоже слишком много дела на руках.
Я
считаю большим несчастием положение
народа, которого молодое поколение не имеет юности; мы уже заметили, что одной молодости на это недостаточно. Самый уродливый период немецкого студентства во сто раз лучше мещанского совершеннолетия молодежи во Франции и Англии; для меня американские пожилые люди лет в пятнадцать от роду — просто противны.
…Вятские мужики вообще не очень выносливы. Зато их и
считают чиновники ябедниками и беспокойными. Настоящий клад для земской полиции это вотяки, мордва, чуваши;
народ жалкий, робкий, бездарный. Исправники дают двойной окуп губернаторам за назначение их в уезды, населенные финнами.
Между тем как я
считаю главным вопросом вопрос об отношении к русскому
народу, к советскому
народу, к революции как внутреннему моменту в судьбе русского
народа.
Революционер должен всегда
считать народ готовым к революции.
Он признает, что у русского
народа есть склонность к анархии, но
считает это великим злом.
Закончу это историческое введение словами св. Александра Невского, которые можно
считать характерными для России и русского
народа: «Не в силе Бог, а в правде».
Историк умственного развития России Щапов, близкий идеям Писарева,
считал идеалистическую философию и эстетику аристократическими и признавал демократическими естественные науки [А. Щапов. «Социально-педагогические условия умственного развития русского
народа».].
Люди Московского царства
считали себя избранным
народом.
Чтобы слиться с
народом и его верой, он одно время принуждал себя
считать православным, соблюдал все предписания православной церкви, но не в силах был смириться, взбунтовался и начал проповедовать свою веру, свое христианство, свое Евангелие.
Кто не знает тетерева, простого, обыкновенного, полевого тетерева березовика, которого
народ называет тетеря, а чаще тетерька? Глухарь, или глухой тетерев, — это дело другое. Он не пользуется такою известностью, такою народностью. Вероятно, многим и видеть его не случалось, разве за обедом, но я уже говорил о глухаре особо. Итак, я не
считаю нужным описывать в подробности величину, фигуру и цвет перьев полевого тетерева, тем более что, говоря о его жизни, я буду говорить об изменениях его наружного вида.
Считали свой труд ни во что
Для нас эти люди простые,
Но горечи в чашу не подлил никто,
Никто — из
народа, родные!..
Но подобно тому французу-семинаристу, о котором только что напечатан был анекдот и который нарочно допустил посвятить себя в сан священника, нарочно сам просил этого посвящения, исполнил все обряды, все поклонения, лобызания, клятвы и пр., чтобы на другой же день публично объявить письмом своему епископу, что он, не веруя в бога,
считает бесчестным обманывать
народ и кормиться от него даром, а потому слагает с себя вчерашний сан, а письмо свое печатает в либеральных газетах, — подобно этому атеисту, сфальшивил будто бы в своем роде и князь.
— Сердитые времена настали! — отзывается другой. —
Сочти, сколько теперь
народу без хлеба осталось!
— Не понимаете? тем хуже для вас. Я
считаю долгом предостеречь вас. Нашему брату, старому холостяку, можно сюда ходить: что нам делается? мы
народ прокаленный, нас ничем не проберешь; а у вас кожица еще нежная; здесь для вас воздух вредный — поверьте мне, заразиться можете.
— Я отказался от защиты, я ничего не буду говорить, суд ваш
считаю незаконным! Кто вы?
Народ ли дал вам право судить нас? Нет, он не давал! Я вас не знаю!
Много
народа служит и пьяного, совсем отчаянного, много и такого, что взятку за самое обыкновенное дело
считают.
— Я ничего против этого не говорю и всегда
считал за благо для
народов миропомазанную власть, тем более ныне, когда вся Европа и здесь все мятутся и чают скорого пришествия антихриста!.. Что это такое и откуда? Как по-вашему?.. — вопросил Егор Егорыч со строгостью.
— И вы справедливы! — отвечал ему на это Михаил Михайлыч. — Вы вдумайтесь хорошенько, не есть ли державство то же священство и не следует ли
считать это установление божественным? Державец не человек, не лицо, а это — возможный порядок, высший разум, изрекатель будущих судеб
народа!
Народ продувной, ловкий, всезнающий; и вот он смотрит на своих товарищей с почтительным изумлением; он еще никогда не видал таких; он
считает их самым высшим обществом, которое только может быть в свете.
Певчие —
народ пьяный и малоинтересный; пели они неохотно, только ради угощения, и почти всегда церковное, а так как благочестивые пьяницы
считали, что церковному в трактире не место, хозяин приглашал их к себе в комнату, а я мог слушать пение только сквозь дверь.
Ахилла
считал эти деньги вполне достаточными для того, чтобы возвести монумент на диво временам и
народам, монумент столь огромный, что идеальный план его не умещался даже в его голове.
Протест свой он еще не
считает достаточно сильным, ибо сказал, „что я сам для себя думаю обо всем чудодейственном, то про мой обиход при мне и остается, а не могу же я разделять бездельничьих желаний — отнимать у
народа то, что одно только пока и вселяет в него навык думать, что он принадлежит немножечко к высшей сфере бытия, чем его полосатая свинья и корова“.