Припадем коленами на
мать сыру землю,
Пролием мы слезы, как быстрые реки,
Воздохнем в печали к создателю света:
«Боже ты наш, Боже, Боже отец наших,
Услыши ты, Боже, сию ти молитву,
Сию ти молитву, как блудного сына,
Приклони ты ухо к сердечному стону,
Прими ты к престолу текущие слезы,
Пожалей, создатель, бедное созданье,
Предели нас, Боже, к избранному стаду,
Запиши, родитель, в животную книгу,
Огради нас, бедных, своею оградой,
Приди в наши души с небесной отрадой,
Всех поставь нас, Боже,
Здесь на крепком камне,
Чтоб мы были крепки во время печали...
Неточные совпадения
Здесь с ним обедывал зимою
Покойный Ленский, наш сосед.
Сюда пожалуйте, за мною.
Вот это барский кабинет;
Здесь почивал он, кофей кушал,
Приказчика доклады слушал
И книжку поутру читал…
И старый барин здесь живал;
Со мной, бывало, в воскресенье,
Здесь под окном, надев очки,
Играть изволил в дурачки.
Дай Бог душе его спасенье,
А косточкам его покой
В могиле, в мать-земле
сырой...
Кто тело предаст общей нашей
матери,
сырой земле?
Он воротился еще задолго до обеда, бледный и расстроенный, и тетушка Татьяна Степановна рассказывала, что мой отец как скоро завидел могилу своей
матери, то бросился к ней, как исступленный, обнял руками
сырую землю, «да так и замер».
Когда сержант принес мадер и мы выпили по рюмочке, я взял его за руку и сказал: «Господин сержант, может быть, у вас есть отец и
мать?..» Он сказал: «Есть, господин Мауер…» — «Мой отец и
мать, — я сказал, — восемь лет не видали меня и не знают, жив ли я, или кости мои давно лежат в
сырой земле.
Расступилася вдруг под нею
мать сыра-земля, и разверзлася вся преисподняя огненная.
Узнали мы, что повезут их с тремя десятскими — что ж, попытать разве счастья, расступись, мол,
мать сыра-земля, разгуляйся, Волга-матушка!
— А я, ваше благородие, с малолетствия по своей охоте суету мирскую оставил и странником нарекаюсь; отец у меня царь небесный,
мать —
сыра земля; скитался я в лесах дремучих со зверьми дикиими, в пустынях жил со львы лютыими; слеп был и прозрел, нем — и возглаголал. А более ничего вашему благородию объяснить не могу, по той причине, что сам об себе сведений никаких не имею.
Зазвенел тугой татарский лук, спела тетива, провизжала стрела, угодила Максиму в белу грудь, угодила каленая под самое сердце. Закачался Максим на седле, ухватился за конскую гриву; не хочется пасть добру молодцу, но доспел ему час, на роду написанный, и свалился он на
сыру землю, зацепя стремя ногою. Поволок его конь по чисту полю, и летит Максим, лежа навзничь, раскидав белые руки, и метут его кудри
мать сыру-земли, и бежит за ним по полю кровавый след.
— «У нас Индра-зверь, — продолжал Перстень, — над зверями зверь, и он ходит, зверь, по подземелью, яко солнышко по поднебесью; он копает рогом
сыру мать-землю, выкопает ключи всё глубокие; он пущает реки, ручьявиночки, прочищает ручьи и проточины, дает людям питанийца, питанийца, обмыванийца.
— Расступись же подо мной,
мать сыра-земля! — простонала она, — не жилица я на белом свете! Наложу на себя руки, изведу себя отравой! Не переживу тебя, Никита Романыч! Я люблю тебя боле жизни, боле свету божьего, я никого, кроме тебя, не люблю и любить не буду!
Вот Стрибожьи вылетели внуки —
Зашумели ветры у реки,
И взметнули вражеские луки
Тучу стрел на русские полки.
Стоном стонет мать-земля
сырая,
Мутно реки быстрые текут,
Пыль несется, поле покрывая.
Стяги плещут: половцы идут!
С Дона, с моря с криками и с воем
Валит враг, но, полон ратных сил,
Русский стан сомкнулся перед боем
Щит к щиту — и степь загородил.
Сестра билась в судорогах, руки ее царапали
землю, поднимая белую пыль; она плакала долго, больше месяца, а потом стала похожа на
мать — похудела, вытянулась и начала говорить
сырым, холодным голосом...
Много тогда таких волшебников было, а нынче и вдвое против того больше стало. Но какие волшебники были искуснее, тогдашние или нынешние, — этого сказать не умею. Кажется, впрочем, что в обоих случаях вернее воскликнуть: как только
мать —
сыра земля носит!
В нем слышен голос настоящего чародейства; имена каких-то темных бесов, призываемых на помощь, изобличают высшее напряжение любовной тоски: «Во имя сатаны, и судьи его демона, почтенного демона пилатата игемона, встану я, добрый молодец, и пойду я, добрый молодец, ни путем, ни дорогою, заячьим следом, собачьим набегом, и вступлю на злобное место, и посмотрю в чистое поле в западную сторону под сыру-матерую
землю…
— Хорошо, сударь, обвывает, — отвечал Сергеич с каким-то умилением, — причитывает все к отцу,
матери с такими речами: «Не лес к
сырой земле клонится, добрые люди богу молятся.
Меня зовут Фернандо!
Вот всё, что я могу сказать, другое
Пусть спит в груди моей, как прах твоих отцов
В
земле сырой!.. я не скажу моих отцов.
Я ни отца, ни
матери не знаю!..
Но полно: я прошу, не спрашивай меня
Вторично об таких вещах!..
Ты этим ни отца, ни
матери не дашь мне!
Под ногами быстро текут невидимые ручьи. Тяжело и плотно легла на грудь
земли сырая ночь, и пьёт
земля животворную влагу, захлёбываясь ею, как ребёнок молоком
матери.
И прямо рассеченной губой он упал на
землю — и затих в порыве немого горя. Лицо его мягко и нежно щекотала молодая трава; густой, успокаивающий запах подымался от
сырой земли, и была в ней могучая сила и страстный призыв к жизни. Как вековечная
мать,
земля принимала в свои объятия грешного сына и теплом, любовью и надеждой поила его страдающее сердце.
И сказал вечно юный, вечно радостный светлый Яр: «Взглянем сквозь тьму кромешную на Мать-Сыру
Землю, хороша ль, пригожа ль она, придется ль по мысли нам?»
Мать-Сыра
Земля со живой водой тот цветок породили — оттого ровна у него сила на водяницу и на поляницу [Водяница — нечистая сила в водах, поляница — в полях и вообще на
земле.].
Лежит Настя, не шелохнется; приустали резвы ноженьки, притомились белы рученьки, сошел белый свет с ясных очей. Лежит Настя, разметавшись на тесовой кроватушке — скосила ее болезнь трудная… Не дождевая вода в Мать-Сыру
Землю уходит, не белы-то снеги от вешнего солнышка тают, не красное солнышко за облачком теряется — тает-потухает бездольная девица. Вянет майский цвет, тускнет райский свет — красота ненаглядная кончается.
То были вещие слова, с которыми наши предки в мольбах обращались к Небу ходячему, к Солнцу высокому, к Матери-Сырой
Земле…
Плачется Мать-Сыра
Земля: «Не жалеешь ты, Ярило, меня, бедную, не жалеешь, светлый Боже, детей своих!.. Пожалей хоть любимое детище, что на речи твои громовые отвечал тебе вещим словом, речью крылатою… И наг он и слаб — сгинуть ему прежде всех, когда лишишь нас тепла и света…»
Со временем в иных заговорах появились обращения к христианским святым и к византийским бесам, о которых понятия не имели старорусские поклонники Грома Гремучего и Матери-Сырой
Земли.
Ликовала Мать-Сыра
Земля в счастье, в радости, чаяла, что Ярилиной любви ни конца ни края нет… Но по малом времени красно солнышко стало низиться, светлые дни укоротились, дунули ветры холодные, замолкли птицы певчие, завыли звери дубравные, и вздрогнул от стужи царь и владыка всей твари дышащей и не дышащей…
— Когда Господь поволит
мать сыру-землю наградить, — продолжал Артемий, — пошлет он ангела небесного на солнце и велит ему иверень [Иверень — осколок, черепок, небольшая отбитая часть от какой-нибудь вещи.] от солнца отщербить [Отщербить — отбить, отломить, говоря о посуде и вообще о хрупкой вещи.] и вложить его в громовую тучу…
И полились через солнце жаркие волны лучезарного Ярилина света. Мать-Сыра
Земля ото сна пробуждалася и в юной красе, как невеста на брачном ложе, раскинулась… Жадно пила она золотые лучи живоносного света, и от того света палящая жизнь и томящая нега разлились по недрам ее.
Минул праздник Микулы, минули именины Матери-Сырой
Земли, с первым сбором целебных зелий и с зилотовыми хороводами [Зилотовы хороводы справляются в день, когда «
Земля именинница», 10 мая.
Таким образом, одновременно справляется двое похорон: одни церковные, другие древние старорусские, веющие той стариной, когда предки наши еще поклонялись Облаку ходячему, потом Солнцу высокому, потом Грому Гремучему и Матери-Сырой
Земле [В глубокой древности наши предки поклонялись ходячему небу или ходячему облаку — это Сварог.
— Где ее сыщешь? — печально молвил Иван Григорьич. — Не жену надо мне,
мать детям нужна. Ни богатства, ни красоты мне не надо, деток бы только любила, заместо бы родной
матери была до них. А такую и днем с огнем не найдешь. Немало я думал, немало на вдов да на девок умом своим вскидывал. Ни единая не подходит… Ах, сироты вы мои, сиротки горькие!.. Лучше уж вам за
матерью следом в
сыру землю пойти.
Брызнул Ярило на камни молоньей, облил палючим взором деревья дубравные. И сказал Матери-Сырой
Земле: «Вот я разлил огонь по камням и деревьям. Я сам в том огне. Своим умом-разумом человек дойдет, как из дерева и камня свет и тепло брать. Тот огонь — дар мой любимому сыну. Всей живой твари будет на страх и ужас, ему одному на службу».
Затуманилась Мать-Сыра
Земля и с горя-печали оросила поблекшее лицо свое слезами горькими — дождями дробными.
Плачется Мать-Сыра
Земля: «О ветре-ветрило!.. Зачем дышишь на меня постылою стужей?.. Око Ярилино — красное солнышко!.. Зачем греешь и светишь ты не по-прежнему?.. Разлюбил меня Ярило-бог — лишиться мне красоты своей, погибать моим детушкам, и опять мне во мраке и стуже лежать!.. И зачем узнавала я свет, зачем узнавала жизнь и любовь?.. Зачем спознавалась с лучами ясными, с поцелуями бога Ярилы горячими?..»
Вот сказанье наших праотцев о том, как бог Ярило возлюбил Мать-Сыру
Землю и как она породила всех земнородных.
Микула свет, с милостью
Приходи к нам, с радостью,
С великой благостью!
Держимся за сошку,
За кривую ножку…
Мать-Сыра
Земля добра,
Уроди нам хлеба,
Лошадушкам овсеца,
Коровушкам травки!..
В Царьград я один воротился, молодые трудники все до единого пошли в
мать сыру-землю…
Лежала Мать-Сыра
Земля во мраке и стуже. Мертва была — ни света, ни тепла, ни звуков, никакого движенья.
Потом пала ниц нá
землю. Тут на иной лад, иным напевом завела она мольбу к Матери-Сырой
Земле...
«Не себя мне жаль, — плачется Мать-Сыра
Земля, сжимаясь от холода, — скорбит сердце
матери по милым по детушкам».
Перелески чернеют, пушистыми волнами серебряный туман кроет Мать-Сыру
Землю… Грозный Гром Гремучий не кроет небо тучами, со звездной высоты любуется он на Ярилины гулянки, глядит, как развеселый Яр меж людей увивается…
Ты ударь, Гром Гремучий, огнем полымем,
Расшиби ты, громова стрела,
Еще матушку — Мать-Сыру
Землю…
Однако прибавим шагу, туманы вздымаются, роса умывает лицо Матери-Сырой
Земли…
В лесах на севере в тот день первый оратай русской
земли вспоминался, любимый сын Матери-Сырой
Земли, богатырь, крестьянством излюбленный, Микула Селянинович, с его сошкой дорогá чёрна дерева, с его гужиками шелкóвыми, с омешиком [Омéжь — сошник, лемех — часть сохи. Присóшек то же, что полица — железная лопаточка у сохи, служащая для отвалу
земли.] серебряным, с присóшками красна золота.
В день Микулы с кормом, после пиров-столований у богатых мужиков, заволжски ребята с лошадьми всю ночь в поле празднуют… Тогда-то в ночной тишине раздаются громкие микульские песни… Ими приветствуют наступающий день именин Матери-Сырой
Земли.
Оклички женщинами справляются, мужчинами никогда. Когда вслушиваешься в эти оклички, в эти «жальные причитанья», глубокой стариной пахнет!.. Те слова десять веков переходят в устах народа из рода в род… Старым богам те песни поются: Грому Гремучему да Матери-Сырой
Земле.
Верит народ, что Велик Гром Гремучий каждую весну поднимается от долгого сна и, сев на кóней своих — сизые тучи, — хлещет золотой вожжой — палючей молоньей — Мать-Сыру
Землю…
Приносили на погост девушку, укрывали белое лицо гробовой доской, опускали ее в могилу глубокую, отдавали Матери-Сырой
Земле, засыпали рудожелтым песком.
Несутся в солнечных лучах сладкие речи бога любви, вечно юного бога Ярилы: «Ох ты гой еси, Мать-Сыра
Земля! Полюби меня, бога светлого, за любовь за твою я украшу тебя синими морями, желтыми песками, зеленой муравой, цветами алыми, лазоревыми; народишь от меня милых детушек число несметное…»
Утираться ими Матери-Сырой
Земле…
И все молчат… А хмелевая ночка темней да темней, а в дышащем истомой и негой воздухе тише да тише. Ни звуков, ни голосов — все стихло, заснуло… Стопами неслышными безмолвно, невидимо развеселый Ярило ступает по Матери-Сырой
Земле, тихонько веет он яровыми колосьями и алыми цветами, распаляет-разжигает кровь молодую, туманит головы, сладкое забытье наводит…