Неточные совпадения
Собакевич отвечал, что Чичиков, по его мнению,
человек хороший, а что крестьян он ему продал на выбор и
народ во всех отношениях живой; но что он не ручается за то, что случится вперед, что если они попримрут во время трудностей переселения в дороге, то не его вина, и в том властен Бог, а горячек и
разных смертоносных болезней есть на свете немало, и бывают примеры, что вымирают-де целые деревни.
Народ был в разгоне, и Привалов проездил по городу до вечера, разыскивая
разных нужных
людей.
С утра толпы
народа запрудили улицу, любуясь на щегольской фасад «нового стиля» с фронтоном, на котором вместо княжеского герба белелось что-то из мифологии, какие-то классические фигуры. На тротуаре была толчея
людей, жадно рассматривавших сквозь зеркальные стекла причудливые постройки из
разных неведомых доселе Москве товаров.
— Да как же не ясно? Надо из ума выжить, чтоб не видать, что все это безумие. Из раскольников, смирнейших
людей в мире, которым дай только право молиться свободно да верить по-своему, революционеров посочинили. Тут… вон… общину в коммуну перетолковали: сумасшествие, да и только! Недостает, чтоб еще в храме Божием манифестацию сделали:
разные этакие афиши, что ли, бросили… так народ-то еще один раз кулаки почешет.
Там было
человек двенадцать
разного народу — студентов, офицеров, художников; был один писатель… они все вас знают, Иван Петрович, то есть читали ваши сочинения и много ждут от вас в будущем.
— Товарищи! Говорят, на земле
разные народы живут — евреи и немцы, англичане и татары. А я — в это не верю! Есть только два
народа, два племени непримиримых — богатые и бедные!
Люди разно одеваются и разно говорят, а поглядите, как богатые французы, немцы, англичане обращаются с рабочим
народом, так и увидите, что все они для рабочего — тоже башибузуки, кость им в горло!
Между тем настал день, назначенный для судного поединка. Еще до восхода солнца
народ столпился на Красной площади; все окна были заняты зрителями, все крыши ими усыпаны. Весть о предстоящем бое давно разнеслась по окрестностям. Знаменитые имена сторон привлекли толпы из
разных сел и городов, и даже от самой Москвы приехали
люди всех сословий посмотреть, кому господь дарует одоление в этом деле.
Это нужно было всегда и всё становилось нужнее и нужнее по мере развивавшегося образования в
народах, по мере усиления общения между
людьми одной и
разных национальностей и стало особенно необходимо теперь, при коммунистическом, социалистическом, анархистическом и общем рабочем движении.
А между тем как
человеку женатому и с детьми невозможно продолжать понимать жизнь так же, как он понимал ее, будучи ребенком, так и человечеству нельзя уже, при совершившихся разнообразных изменениях: и густоты населения, и установившегося общения между
разными народами, и усовершенствования способов борьбы с природой, и накопления знаний, — продолжать понимать жизнь попрежнему, а необходимо установить новое жизнепонимание, из которого и вытекла бы и деятельность, соответствующая тому новому состоянию, в которое оно вступило или вступает.
Первее всего обнаружилось, что рабочий и
разный ремесленный, а также мелкослужащий
народ довольно подробно понимает свои выгоды, а про купечество этого никак нельзя сказать, даже и при добром желании, и очень может быть, что в государственную думу, которой дана будет вся власть, перепрыгнет через купца этот самый мелкий
человек, рассуждающий обо всём весьма сокрушительно и руководимый в своём уме инородными людями, как-то — евреями и прочими, кто поумнее нас.
«Вот — сидят пятеро
людей, все
разные, а во всех есть одно — бесприютный
народ…»
— В Воргороде творится несосветимое — собирается
народ в большие толпы и кричит, а
разные люди — и русские и жиды, а больше всего просто подростки — говорят ему
разное возбуждающее.
— Я понимаю — он хочет всё как лучше. Только не выйдет это, похуже будет, лучше — не будет! От
человека всё ведь, а
людей — много нынче стало, и всё
разный народ, да…
— Месяц и двадцать три дня я за ними ухаживал — н-на! Наконец — доношу: имею, мол, в руках след подозрительных
людей. Поехали. Кто таков? Русый, который котлету ел, говорит — не ваше дело. Жид назвался верно. Взяли с ними ещё женщину, — уже третий раз она попадается. Едем в
разные другие места, собираем
народ, как грибы, однако всё шваль, известная нам. Я было огорчился, но вдруг русый вчера назвал своё имя, — оказывается господин серьёзный, бежал из Сибири, — н-на! Получу на Новый год награду!
— Достаточно и этих подлецов… Никуда не годен
человек, — ну и валяй на сплав! У нас все уйдет. Нам ведь с них не воду пить. Нынче по заводам, с печами Сименса […с печами Сименса. — Сименс Фридрих, немецкий инженер, усовершенствовал процесс варки стали.] да
разными машинами, все меньше и меньше
народу нужно — вот и бредут к нам. Все же хоть из-за хлеба на воду заработает.
На стойбище сбилось
народу до двух тысяч. Тут были и киргизы, и башкиры, и казаки, и
разные воровские русские
люди, укрывавшиеся в орде и по казачьим станицам. Не было только женщин и детей, потому что весь этот сброд составлял передовой отряд. Пленников привязали к коновязям, обыскали и стали добывать языка: кто? откуда? и т. д. Арефа отрывисто рассказал свою историю, а Гарусов начал путаться и возбудил общее подозрение.
— Ты что-то часто говоришь об этом: портятся
люди, портятся. Но ведь это дело не наше; это дело попов, учителей, ну — кого там? Лекарей
разных, начальства. Это им наблюдать, чтобы
народ не портился, это — их товар, а мы с тобой — покупатели. Всё, брат, понемножку портится. Ты вот стареешь, и я тоже. Однако ведь ты не скажешь девке: не живи, девка, старухой будешь!
Гости были важные, — поп, конечно, становой, двое волостных старшин и ещё
разные осетры, а под окнами сельский
народ собрался, и в нём Мигун — весёлый
человек. Балалайка его тренькает.
А те парни, которые к Михайле ходят, всегда впереди, говорят громче всех и совершенно ничего не боятся. Раньше, когда я о
народе не думал, то и
людей не замечал, а теперь смотрю на них и всё хочу разнообразие открыть, чтобы каждый предо мной отдельно стоял. И добиваюсь этого и — нет: речи
разные, и у каждого своё лицо, но вера у всех одна и намерение едино, — не торопясь, но дружно и усердно строят они нечто.
И снова начал рассказывать о несправедливой жизни, — снова сгрудился базарный
народ большой толпой, полицейский теряется в ней, затирают его. Вспоминаю Костю и заводских ребят, чувствую гордость в себе и великую радость — снова я силён и как во сне… Свистит полицейский, мелькают
разные лица, горит множество глаз, качаются
люди жаркой волной, подталкивают меня, и лёгок я среди них. Кто-то за плечо схватил, шепчет мне в ухо...
Сотни тысяч
народа в каких-нибудь пять-шесть месяцев, без всяких предварительных возбуждений и прокламаций, в
разных концах обширного царства, отказались от водки, столь необходимой для рабочего
человека в нашем климате!
Не раз видел я под Севастополем, когда во время перемирия сходились солдаты русские и французские, как они, не понимая слов друг друга, все-таки дружески, братски улыбались, делая знаки, похлопывая друг друга по плечу или брюху. Насколько
люди эти были выше тех
людей, которые устраивали войны и во время войны прекращали перемирие и, внушая добрым
людям, что они не братья, а враждебные члены
разных народов, опять заставляли их убивать друг друга.
Быть в единении с
людьми это большое благо, но как сделать так, чтобы соединиться со всеми? Ну, я соединяюсь с своими семейными, а с остальными как же? Ну, соединяюсь с своими друзьями, со всеми русскими, со всеми единоверцами. Ну, а как же с теми, кого я не знаю, с другими
народами, с иноверцами?
Людей так много, и все они такие
разные. Как же быть?
Как
человеку, пойманному среди бела дня в грабеже, никак нельзя уверять всех, что он не знал того, что грабимый им
человек не желал отдать ему свой кошелек, так и богатым
людям нашего мира, казалось бы, нельзя уже уверять себя и других, что они не знали того, что те
люди рабочего
народа, которые вынуждены работать под землей, в воде, пекле по 10—14 часов в сутки и по ночам на
разных фабриках и заводах, работают такую мучительную работу потому, что только при такой работе богатые
люди дают им возможность существования.
Иду это я третьего числа с женой Анфисой тихо, благородно, смотрю — стоит на берегу куча
разного народа людей.
«Хотьков монастырь!» — повторил про себя Теркин и выглянул из окна. Вправо, на низине, виден был весь монастырь, с белой невысокой оградой и тонкой каланчой над главными воротами. От станции потянулась вереница —
человек в двести, в триста —
разного народа.
Ходил к нему
разный"сбродный"
народ: молодые
люди из Комедии или без всякого еще положения, девицы неизвестно какой профессии, в том числе и с замашками недорогих куртизанок.
Так что не благотворительные общества и не правительство с своими полицейскими и
разными судебными учреждениями ограждают нас,
людей достаточных классов, от напора на нас дошедшего и большей частью доведенного до последней степени нищеты и отчаяния бродячего, голодного и холодного, бездомного люда, а ограждает, так же как и содержит и кормит нас, опять-таки все та же основная сила жизни русского
народа — крестьянство.
Снова приступили к обсуждению
разного рода мер, к поднятию образования в
народе, искоренению взяточничества, запрещения публикаций о продаже
людей…
В такой колонии много
народу не нужно. Степа мне один заменяет большое общество. Когда начну я стариться, можно будет завести приятельницу, поумнее, с мужскими привычками. Устроить можно уютный домик, род asile [пристанище; убежище (фр.).], так чтобы русские могли найти всегда приют и чашку чаю. Ведь это очень приятно следить за
разными поколениями молодых
людей, особливо когда видишь их в пору искренних и честных стремлений.
Видишь, тут два
человека разные: один из Перекусихиной — там
народ все разбойничий, а другой из Белендряевки — когда проезжаешь, так все миром встают, будто единый
человек, и все в пояс, будто единое лицо.
И точно, и по Матфею и по Луке вслед за этим правилом он говорит, что для бога все равны, на всех светит одно солнце, на всех падает дождь; бог не делает различия между
народами и всем делает равное добро; то же должны делать и
люди для всех
людей без различия их народностей, а не так, как язычники, разделяющие себя на
разные народы.
И вот дошли до Ходынского поля. А тут уж
народ по всему полю чернеет. И из
разных мест дым идет. Заря была холодная, и
люди раздобываются сучьев, поленьев и раздувают костры.
Много
разного народа видал Гриша; но еще не случилось видать таких подвижников, про каких писано в Патериках и Прологах. «Неужли, — думает он, бывало, — неужли всех человеков греховная, мирская суета обуяла?.. Неужли все
люди работают плоти? Что за трудники, что за подвижники?.. Я и млад
человек и страстями борим, а правила постничества и молитвы тверже их сохраняю».
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два
человека к мосту. С
разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в 5-м часу приказал открыть Наполеон по городу, из 130-ти орудий.
Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Так это у нас, в России, и для всех мыслящих
людей и для большой массы
народа с нашей конституцией, думой и
разными революционными союзами и партиями.
Русские
люди разных направлений верили, что
народу естественно присуща мудрость, которой недостает им самим, и ждали дня освобождения
народа, когда мудрость эта раскроется.
Поймите это, особенно вы, молодежь, поколение будущего, перестаньте, как это делают теперь большинство из вас, искать этого воображаемого счастья в составлении блага
народа посредством участия в управлении, в суде, в обучении других
людей, поступления для этого в приучающие вас к праздности, самомнению, гордости, развращающие заведения всякого рода гимназий, университетов, перестаньте участвовать в
разных организациях, имеющих целью будто бы благо народных масс, а ищите одного того, что всегда одно нужно всякому
человеку, что всегда доступно всякому, что дает наибольшее благо ему самому и вернее всего служит благу его ближних.