Неточные совпадения
Как бы пробудившись от сна, Левин долго не мог опомниться. Он оглядывал сытую
лошадь, взмылившуюся между ляжками и на шее, где терлись поводки, оглядывал Ивана кучера, сидевшего подле него, и вспоминал о том, что он ждал брата, что жена, вероятно,
беспокоится его долгим отсутствием, и старался догадаться, кто был гость, приехавший с братом. И брат, и жена, и неизвестный гость представлялись ему теперь иначе, чем прежде. Ему казалось, что теперь его отношения со всеми людьми уже будут другие.
Дождь, однако же, казалось, зарядил надолго. Лежавшая на дороге пыль быстро замесилась в грязь, и
лошадям ежеминутно становилось тяжелее тащить бричку. Чичиков уже начинал сильно
беспокоиться, не видя так долго деревни Собакевича. По расчету его, давно бы пора было приехать. Он высматривал по сторонам, но темнота была такая, хоть глаз выколи.
Я — ничего себе: всматривался в открывшиеся теперь совсем подробности нового берега, глядел не без удовольствия, как скачут через камни, точно бешеные белые
лошади, буруны, кипя пеной; наблюдал, как начальство
беспокоится, как появляется иногда и задумчиво поглядывает на рифы адмирал, как все примолкли и почти не говорят друг с другом.
Утром, как только мы отошли от бивака, тотчас же наткнулись на тропку. Она оказалась зверовой и шла куда-то в горы! Паначев повел по ней. Мы начали было
беспокоиться, но оказалось, что на этот раз он был прав. Тропа привела нас к зверовой фанзе. Теперь смешанный лес сменился лиственным редколесьем. Почуяв конец пути,
лошади прибавили шаг. Наконец показался просвет, и вслед за тем мы вышли на опушку леса. Перед нами была долина реки Улахе. Множество признаков указывало на то, что деревня недалеко.
Наконец он увидел, что едет не в ту сторону. Владимир остановился: начал думать, припоминать, соображать, и уверился, что должно было взять ему вправо. Он поехал вправо.
Лошадь его чуть ступала. Уже более часа он был в дороге. Жадрино должно было быть недалеко. Но он ехал, ехал, а полю не было конца. Все сугробы да овраги; поминутно сани опрокидывались, поминутно он их подымал. Время шло; Владимир начинал сильно
беспокоиться.
— Вы! Нет, уж вы не
беспокойтесь: я вашу
лошадь давно отослал домой и написал, что вы у нас, — сказал, останавливая Лизу, Гловацкий.
— Она хотела тотчас же ехать назад, — это мы ее удержали ночевать. Папа без ее ведома отослал
лошадь. Мы думали, что у вас никто не будет
беспокоиться, зная, что Лиза с нами.
Нежнолюбивая мать Мелкова держала для сына крепкий экипаж и хороших
лошадей и еще более того
беспокоилась, чтобы кучер был у него не пьяница, умел бы ездить и не выпрокинул бы как-нибудь барчика, — и кучер, в самом деле, был отличный.
— А если думали, так о чем же вам и
беспокоиться? — возразил Петр Михайлыч. — Позвольте мне, для первого знакомства, предложить мою колесницу.
Лошадь у меня прекрасная, дрожки тоже, хоть и не модного фасона, но хорошие. У меня здесь многие помещики, приезжая в город, берут.
— Вы так хорошо испортили «казенную» бумагу, что и «казенную»
лошадь можно за это простить. Не
беспокойтесь, за выпуск номера мы вас не привлечем. Я поговорю с цензором, а эти строчки я оставлю себе на память.
Нина. Весь день я
беспокоилась, мне было так страшно! Я боялась, что отец не пустит меня… Но он сейчас уехал с мачехой. Красное небо, уже начинает восходить луна, и я гнала
лошадь, гнала. (Смеется.) Но я рада. (Крепко жмет руку Сорина.)
Пан Чижевский. Да не
беспокойтесь! вас не обидим! В
лошадях, благодаря бога, здесь недостатка нет. Моя станция первая по всему тракту…
Ропшин скорыми шагами вышел за двери, и через минуту послышался топот отъезжавших
лошадей, а девушка подала Синтяниной записочку, набросанную карандашом, в которой распорядительный Генрих извещал ее, что сейчас же посылает десять верховых с фонарями искать Ларису Платоновну по всем направлениям, и потому просит генеральшу не
беспокоиться и подождать утра.
— Еще бы! Едем верхами! Коли нужно — сбить народ в Заводном. Иван Захарыч, вашими
лошадьми я распоряжусь… А вас не приглашаю… Александра Ивановна, прощайте! — Он подбежал к ней и пожал ей только руку. — Не
беспокойтесь! Может, там и ночевать придется.
Подали двенадцать повозок.
Лошади фыркали и ржали, мелькали фонари. Офицеры в своей палате играли в преферанс; поручик Шестов, с рукою на черной перевязи, лежал в постели и читал при свечке переводный роман Онэ. Главный врач сказал офицерам, чтоб они не
беспокоились и спали ночь спокойно, — их он успеет отправить завтра утром.
Жиляев предложил ему ехать с ним в Козлов на ярмарку, где у него много знакомых барышников, у которых можно выгодно купить
лошадей, о деньгах же он не советовал ему особенно
беспокоиться, так как он может их ему ссудить.
— Гос-споди, как он
беспокоится! — Он не спеша взглянул на часы. — Чего вы боитесь? Поспеете… Вот еще по стаканчику выпьем и поедем… — Он угрюмо покосился на жену. — Маша, скажи, чтоб подавали
лошадь.