Неточные совпадения
Казалось, что ежели
человека, ради сравнения с сверстниками,
лишают жизни, то хотя лично для него, быть может, особливого благополучия от сего не произойдет, но для сохранения общественной гармонии это полезно и даже необходимо.
Новости следовали одна за другой с небольшими перерывами, и казалось, что с каждым днем тюрьма становится все более шумной; заключенные перекликались между собой ликующими голосами, на прогулках Корнев кричал свои новости в окна, и надзиратели не мешали ему, только один раз начальник тюрьмы
лишил Корнева прогулок на три дня. Этот беспокойный
человек, наконец, встряхнул Самгина, простучав...
Самгин, слушая его, думал: действительно преступна власть, вызывающая недовольство того слоя
людей, который во всех других странах служит прочной опорой государства. Но он не любил думать о политике в терминах обычных, всеми принятых, находя, что термины эти
лишают его мысли своеобразия, уродуют их. Ему больше нравилось, когда тот же доктор, усмехаясь, бормотал...
— Подумайте, как это варварски бессмысленно — отнять у
человека право заниматься его любимым делом,
лишить его жизнь смысла!
Глаза Клима, жадно поглотив царя, все еще видели его голубовато-серую фигуру и на красивеньком лице — виноватую улыбку. Самгин чувствовал, что эта улыбка
лишила его надежды и опечалила до слез. Слезы явились у него раньше, но это были слезы радости, которая охватила и подняла над землею всех
людей. А теперь вслед царю и затихавшему вдали крику Клим плакал слезами печали и обиды.
Потом этот дьявол заражает
человека болезненными пороками, а истерзав его, долго держит в позоре старости, все еще не угашая в нем жажду любви, не
лишая памяти о прошлом, об искорках счастья, на минуты, обманно сверкавших пред ним, не позволяя забыть о пережитом горе, мучая завистью к радостям юных.
Он подумал, что гимназия, а особенно — университет
лишают этих
людей своеобразия, а ведь, в сущности, именно в этом своеобразии языка, мысли, быта, во всем, что еще сохраняет в себе отзвуки исторического прошлого, именно в этом подлинное лицо нации.
— Что ж? примем ее как новую стихию жизни… Да нет, этого не бывает, не может быть у нас! Это не твоя грусть; это общий недуг человечества. На тебя брызнула одна капля… Все это страшно, когда
человек отрывается от жизни… когда нет опоры. А у нас… Дай Бог, чтоб эта грусть твоя была то, что я думаю, а не признак какой-нибудь болезни… то хуже. Вот горе, перед которым я упаду без защиты, без силы… А то, ужели туман, грусть, какие-то сомнения, вопросы могут
лишить нас нашего блага, нашей…
Прослышали
люди, говорят ей: «Возрастет малый, сам попрекать тебя станет, что
лишила его такой судьбы».
Никому в голову не приходило, что те священники, которые воображают себе, что в виде хлеба и вина они едят тело и пьют кровь Христа, действительно едят тело и пьют кровь его, но не в кусочках и в вине, а тем, что не только соблазняют тех «малых сих», с которыми Христос отожествлял себя, но и
лишают их величайшего блага и подвергают жесточайшим мучениям, скрывая от
людей то возвещение блага, которое он принес им.
Старшина с торжественным видом нес лист. Он подошел к председателю и подал его. Председатель прочел и, видимо, удивленный, развел руками и обратился к товарищам, совещаясь. Председатель был удивлен тем, что присяжные, оговорив первое условие: «без умысла ограбления», не оговорили второго: «без намерения
лишить жизни». Выходило по решению присяжных, что Маслова не воровала, не грабила, а вместе с тем отравила
человека без всякой видимой цели.
В демократиях капиталистических деньги и подкупленная печать могут править обществом и
лишать реальной свободы, между тем как декларация прав
человека и гражданина имела религиозные истоки, она родилась в утверждении свободы совести реформацией.
— Ах нет, есть
люди глубоко чувствующие, но как-то придавленные. Шутовство у них вроде злобной иронии на тех, которым в глаза они не смеют сказать правды от долговременной унизительной робости пред ними. Поверьте, Красоткин, что такое шутовство чрезвычайно иногда трагично. У него все теперь, все на земле совокупилось в Илюше, и умри Илюша, он или с ума сойдет с горя, или
лишит себя жизни. Я почти убежден в этом, когда теперь на него смотрю!
Иду убивать
человека доброго, умного, благородного, ни в чем предо мной не повинного, а супругу его тем навеки счастья
лишу, измучаю и убью.
Но Дубровский уже ее не слышал, боль раны и сильные волнения души
лишили его силы. Он упал у колеса, разбойники окружили его. Он успел сказать им несколько слов, они посадили его верхом, двое из них его поддерживали, третий взял лошадь под уздцы, и все поехали в сторону, оставя карету посреди дороги,
людей связанных, лошадей отпряженных, но не разграбя ничего и не пролив ни единой капли крови в отмщение за кровь своего атамана.
В ней было изображено, что государь, рассмотрев доклад комиссии и взяв в особенное внимание молодые лета преступников, повелел под суд нас не отдавать, а объявить нам, что по закону следовало бы нас, как
людей, уличенных в оскорблении величества пением возмутительных песен, —
лишить живота; а в силу других законов сослать на вечную каторжную работу.
— Иване! не выберу я ему скоро казни; выбери ты сам ему казнь!» Долго думал Иван, вымышляя казнь, и наконец, сказал: «Великую обиду нанес мне сей
человек: предал своего брата, как Иуда, и
лишил меня честного моего рода и потомства на земле.
Но самая идея вечных адских мук, безобразная и садичная, но представляющая сложную философскую проблему, в сущности,
лишает ценности духовную и моральную жизнь
человека.
Впрочем, это общая черта всех
людей, выбившихся из полной неизвестности. Успех
лишает известного чувства меры и вызывает ничем не оправдываемую предприимчивость.
Потом Михею Зотычу сделалось страшно уже не за себя, а за других, за потемневший разум, за страшное зверство, которое дремлет в каждом
человеке. Убитому лучше — раз потерпеть, а убивцы будут всю жизнь казниться и муку мученическую принимать. Хуже всякого зверя
человек, когда господь
лишит разума.
Сам Великий Инквизитор хочет дать миллиону миллионов
людей счастье слабосильных младенцев, сняв с них непосильное бремя свободы,
лишив их свободы духа [См. мою книгу «Миросозерцание Достоевского», в основу которой положено истолкование «Легенды о Великом Инквизиторе».].
Живому
человеку не легче от этих гносеологических ухищрений, его повергают в царство призрачности,
лишают и личности, и свободы, и реальности бытия.
— Вообрази себе, — говорил мне некогда мой друг, — что кофе, налитый в твоей чашке, и сахар, распущенный в оном,
лишали покоя тебе подобного
человека, что они были причиною превосходящих его силы трудов, причиною его слез, стенаний, казни и поругания; дерзай, жестокосердой, усладить гортань твою. — Вид прещения, сопутствовавший сему изречению, поколебнул меня до внутренности. Рука моя задрожала, и кофе пролился.
— Я вам уже имел честь доложить, что у нас нет в виду ни одного обстоятельства, обвиняющего вашего сына в поступке, за который мы могли бы взять его под арест. Может быть, вы желаете обвинить его в чем-нибудь, тогда, разумеется, другое дело: мы к вашим услугам. А без всякой вины у нас
людей не
лишают свободы.
Таково было тогдашнее настроение умов нашей интеллигенции, и вследствие этого «политических» не только не
лишали огня и воды, но даже не в пример охотнее принимали в домах, нежели шулеров, чему, впрочем, много способствовало и то, что «политические», по большей части, были
люди молодые, образованные и обладавшие приличными манерами.
— Опять про это! — сказал надзиратель, обижаясь. — Я говорю — нельзя!
Человека лишили воли, чтобы он ничего не знал, а ты — свое! Надо понимать, чего нельзя.
Во-первых, она слепит и режет путнику глаза; во-вторых, совершенно
лишает его удовольствия открыть рот, что для многих составляет существенную потребность; в-третьих, вообще содержит
человека в каком-то насильственном заключении, не дозволяя ему ни распахнуться, ни высморкать нос…
— Вашему высокоблагородию известно, что, собственно, от моей невинности-с; по той причине, что можно и голубицу оклеветать, и чрез это
лишить общества образованных
людей… Однако сам господин становой видели мою невинность и оправдали меня, потому как я единственно из-за своей простоты страдаю-с…
— И я решительно бы тогда что-нибудь над собою сделала, — продолжала Настенька, — потому что, думаю, если этот
человек умер, что ж мне? Для чего осталось жить на свете? Лучше уж руки на себя наложить, — и только бог еще, видно, не хотел совершенной моей погибели и внушил мне мысль и желание причаститься… Отговела я тогда и пошла на исповедь к этому отцу Серафиму — помнишь? — настоятель в монастыре: все ему рассказала, как ты меня полюбил, оставил, а теперь умер, и что я решилась
лишить себя жизни!
Начав писать первое письмо, она твердо решила не передавать Егору Егорычу желание старика Углакова, что, как мы видели, и исполнила; но, отправив письмо на почту, впала почти в отчаяние от мысли, что зачем же она
лишает себя отрады получить хоть коротенькое известие о здоровье
человека, который оттого, вероятно, и болен, что влюблен в нее безумно.
Неужели деньги купца Парамонова до такой степени дороги вашему сердцу, что вы
лишите бедного
человека возможности поправить свои обстоятельства?
Крепко, свежо и радостно пахло морским воздухом. Но ничто не радовало глаз Елены. У нее было такое чувство, точно не
люди, а какое-то высшее, всемогущее, злобное и насмешливое существо вдруг нелепо взяло и опоганило ее тело, осквернило ее мысли, ломало ее гордость и навеки
лишило ее спокойной, доверчивой радости жизни. Она сама не знала, что ей делать, и думала об этом так же вяло и безразлично, как глядела она на берег, на небо, на море.
Такому
человеку, как плац-майор, надо было везде кого-нибудь придавить, что-нибудь отнять, кого-нибудь
лишить права, одним словом — где-нибудь произвести распорядок.
Стоит
человеку понять, что цель его жизни есть исполнение закона бога, для того чтоб этот закон, заменив для него все другие законы и подчинив его себе, этим самым подчинением
лишил бы в его глазах все человеческие законы их обязательности и стеснительности.
Развращает, озлобляет, озверяет и потому разъединяет
людей не воровство, не грабеж, не убийство, не блуд, не подлоги, а ложь, та особенная ложь лицемерия, которая уничтожает в сознании
людей различие между добром и злом,
лишает их этим возможности избегать зла и искать добра,
лишает их того, что составляет сущность истинной человеческой жизни, и потому стоит на пути всякого совершенствования
людей.
Или, что еще поразительнее, вполне в остальном здоровый душевно, молодой, свободный и даже обеспеченный
человек только оттого, что он назвался и его назвали судебным следователем или земским начальником, хватает несчастную вдову от ее малолетних детей и запирает или устраивает ее заключение в тюрьме, оставляя без матери ее детей, и всё это из-за того, что эта несчастная тайно торговала вином и этим
лишила казну 25 рублей дохода, и не чувствует при этом ни малейшего раскаяния.
Нужны особенные, сверхъестественные усилия. И такие усилия, всё более и более напрягая их, и употребляют церкви. У нас в России (кроме всех других) употребляется простое, грубое насилие покорной церкви власти.
Людей, отступающих от внешнего выражения веры и высказывающих это, или прямо наказывают, или
лишают прав;
людей же, строго держащихся внешних форм веры, награждают, дают права.
Дети, как и взрослые, производили впечатление
людей, которые поселились в этом месте временно, — они ничего не любят тут, им ничего не жалко. Город был застроен тесно, но было много пустырей; почти везде на дворах густо росли сорные травы, ветер заносил в огороды их семена, гряды овощей приходилось полоть по два, по три раза; все плодовые деревья в садах были покрыты
лишаями, росли коряво, медленно и давали плохой урожай.
— Гляжу я на тебя — ходишь ты тихонький и словно бы не здешний, думаю — уйдёт он за матерью своей, сирота,
лишит кого-то счастья-радости любовной! Сбились мы все тут, как зайцы в половодье, на острове маленьком, и отец твой, и я, и этот
человек, и всем нам каждому сиротство своё — как слепота!
Говорили, что, во время процветания крепостного права, у него был целый гарем, но какой-то гарем особенный, так что соседи шутя называли его Дон Жуаном наоборот; говорили, что он на своем веку не менее двадцати
человек засек или иным образом
лишил жизни; говорили, что он по ночам ходил к своим крестьянам с обыском и что ни один мужик не мог укрыть ничего ценного от зоркого его глаза.
Может быть, что в настоящем случае твердый нрав и крепкая воля Прасковьи Ивановны, сильно подкрепленные тем обстоятельством, что всё богатство принадлежало ей, могли бы в начале остановить ее супруга и он, как умный
человек, не захотел бы
лишить себя всех выгод роскошной жизни, не дошел бы до таких крайностей, не допустил бы вырасти вполне своим чудовищным страстям и кутил бы умеренно, втихомолку, как и многие другие.
— Как же вы, милостивый государь, осмелились в моем доме заводить такие шашни? Да что же вы думаете об моем доме? Да и я-то что, болван, что ли? Стыдно, молодой
человек, и безнравственно совращать бедную девушку, у которой ни родителей, ни защитников, ни состояния… Вот нынешний век! Оттого что всему учат вашего брата — грамматике, арифметике, а морали не учат… Ославить девушку,
лишить доброго имени…
При формальном же, бездушном отношении к личности, для того чтобы невинного
человека лишить всех прав состояния и присудить к каторге, судье нужно только одно: время.
Я говорил вам всем на первой сходке, что я поселился в деревне и посвятил свою жизнь для вас; что я готов сам
лишить себя всего, лишь бы вы были довольны и счастливы — и я перед Богом клянусь, что сдержу свое слово, — говорил юный помещик, не зная того, что такого рода излияния неспособны возбуждать доверия ни в каком, и в особенности в русском
человеке, любящем не слова, а дело, и неохотнике до выражения чувств, каких бы то ни было прекрасных.
Когда Евсей служил в полиции, там рассказывали о шпионах как о
людях, которые всё знают, всё держат в своих руках, всюду имеют друзей и помощников; они могли бы сразу поймать всех опасных
людей, но не делают этого, потому что не хотят
лишить себя службы на будущее время. Вступая в охрану, каждый из них даёт клятву никого не жалеть, ни мать, ни отца, ни брата, и ни слова не говорить друг другу о тайном деле, которому они поклялись служить всю жизнь.
— Как смотрит? Не сумасшедшая!.. Поняла, что нельзя
человека из пустой ревности
лишать пяти миллионов наследства.
— Главное, — снова продолжала она, — что я мужу всем обязана: он взял меня из грязи, из ничтожества; все, что я имею теперь, он сделал; чувство благодарности, которое даже животные имеют, заставляет меня не
лишать его пяти миллионов наследства, тем более, что у него своего теперь ничего нет, кроме как на руках женщина, которую он любит… Будь я мужчина, я бы возненавидела такую женщину, которая бы на моем месте так жестоко отнеслась к
человеку, когда-то близкому к ней.
Самый простой, здравый смысл и даже некоторое чувство великодушия говорили Домне Осиповне, что на таких условиях она должна была сойтись с мужем, — во-первых, затем, чтобы не
лишить его, все-таки близкого ей
человека, пяти миллионов (а что дед, если они не послушаются его, действительно исполнит свою угрозу, — в этом она не сомневалась); а потом — зачем же и самой ей терять пятьсот тысяч?
Он начал добродушно
лисить перед всеми
людьми герценовского кружка и, с свойственною русскому
человеку лукавинкою, сейчас смекнул, как ему здесь держать себя, чтобы на него глядели получше.
Как скоро в тот же или на другой день опять появится
человек на норе — лиса уводит детей дальше; если же, напротив, никто не приходит — лиса возвращается с своими
лисятами и поселяется по-прежнему в своей норе.