Неточные совпадения
— Я знал, я знал! — повторял он свою любимую фразу и, схватив ее руку, которая ласкала его волосы, стал прижимать ее
ладонью к своему
рту и целовать ее.
Долганов оскалил крупные, желтые зубы, хотел сказать, видимо, что-то резкое, но дернул себя за усы и так закрыл
рот. Но тотчас же заговорил снова, раскачиваясь на стуле, потирая колени
ладонями...
— Домой, это…? Нет, — решительно ответил Дмитрий, опустив глаза и вытирая
ладонью мокрые усы, — усы у него загибались в
рот, и это очень усиливало добродушное выражение его лица. — Я, знаешь, недолюбливаю Варавку. Тут еще этот его «Наш край», — прескверная газетка! И — черт его знает! — он как-то садится на все, на дома, леса, на людей…
А технолог выл, приложив
ладони ко
рту...
— Папиросу выклянчил? — спросил он и, ловко вытащив папиросу из-за уха парня, сунул ее под свои рыжие усы в угол
рта; поддернул штаны, сшитые из мешка, уперся
ладонями в бедра и, стоя фертом, стал рассматривать Самгина, неестественно выкатив белесые, насмешливые глаза. Лицо у него было грубое, солдатское, ворот рубахи надорван, и, распахнувшись, она обнажала его грудь, такую же полосатую от пыли и пота, как лицо его.
— Товарищи! — командовал, приложив
ладони ко
рту, как рупор, гривастый, похожий на протодьякона, одетый в синюю блузу с разорванным воротом. — По пяти в ряд!
Ел Никодим Иванович много, некрасиво и, должно быть, зная это, старался есть незаметно, глотал пищу быстро, не разжевывая ее. А желудок у него был плохой, писатель страдал икотой; наглотавшись, он сконфуженно мигал и прикрывал
рот ладонью, затем, сунув нос в рукав, покашливая, отходил к окну, становился спиною ко всем и тайно потирал живот.
А хромой, взглянув на Варавку, широко ухмыльнулся, но сейчас же прикрыл
рот ладонью. Это не помогло, громко фыркнув в
ладонь, он отмахнул рукой в сторону и вскричал тоненько...
Было очень неприятно наблюдать внимание Лидии к речам Маракуева. Поставив локти на стол, сжимая виски
ладонями, она смотрела в круглое лицо студента читающим взглядом, точно в книгу. Клим опасался, что книга интересует ее более, чем следовало бы. Иногда Лидия, слушая рассказы о Софии Перовской, Вере Фигнер, даже раскрывала немножко
рот; обнажалась полоска мелких зубов, придавая лицу ее выражение, которое Климу иногда казалось хищным, иногда — неумным.
От волнения он удваивал начальные слога некоторых слов. Кутузов смотрел на него улыбаясь и вежливо пускал дым из угла
рта в сторону патрона, патрон отмахивался
ладонью; лицо у него было безнадежное, он гладил подбородок карандашом и смотрел на синий череп, качавшийся пред ним. Поярков неистово кричал...
Он стал говорить громче и как будто веселее, а после каламбура даже засмеялся, но тотчас же, прикрыв
рот ладонью, подавился смехом — потому что из окна высунулась Дуняша, укоризненно качая головой.
Протолкнув его в следующую комнату, она прижалась плечом к двери, вытерла лицо
ладонями, потом, достав платок, смяла его в ком и крепко прижала ко
рту.
Не сказав, чего именно достойна мать, он взмахнул рукою и почесал подбородок. Климу показалось, что он хотел
ладонью прикрыть пухлый
рот свой.
Толстая женщина встала, вытерла
рот ладонью и сказала довольно громко...
Он снова глотнул из фляжки и, зажав уши
ладонями, долго полоскал коньяком
рот. Потом, выкатив глаза, держа руки на затылке, стал говорить громче...
Вот он кончил наслаждаться телятиной, аккуратно, как парижанин, собрал с тарелки остатки соуса куском хлеба, отправил в
рот, проглотил, запил вином, благодарно пошлепал
ладонями по щекам своим. Все это почти не мешало ему извергать звонкие словечки, и можно было думать, что пища, попадая в его желудок, тотчас же переваривается в слова. Откинув плечи на спинку стула, сунув руки в карманы брюк, он говорил...
Пищик. Не надо принимать медикаменты, милейшая… от них ни вреда, ни пользы… Дайте-ка сюда… многоуважаемая. (Берет пилюли, высыпает их себе на
ладонь, дует на них, кладет в
рот и запивает квасом.) Вот!
Дед приподнял
ладонью бородку, сунул ее в
рот и закрыл глаза. Щеки у него дрожали. Я понял, что он внутренно смеется.
Она не появлялась минут десять, а то и четверть часа, и чем дальше тянулось время, тем более разрастались у артистов неопределенные, но заманчивые надежды. Дедушка даже шепнул мальчугану, прикрыв из осторожности
рот ладонью, как щитком...
Смех душил меня, вырывался клубами. Я заткнул
рот ладонью и опрометью кинулся вон.
Шульгович сложил
ладони рук в трубу около
рта и закричал старушке в самое ухо...
Они замолчали. На небе дрожащими зелеными точечками загорались первые звезды. Справа едва-едва доносились голоса, смех и чье-то пение. Остальная часть рощи, погруженная в мягкий мрак, была полна священной, задумчивой тишиной. Костра отсюда не было видно, но изредка по вершинам ближайших дубов, точно отблеск дальней зарницы, мгновенно пробегал красный трепещущий свет. Шурочка тихо гладила голову и лицо Ромашова; когда же он находил губами ее руку, она сама прижимала
ладонь к его
рту.
— В-вся
рота идет, к-как один ч-человек — ать! ать! ать! — говорил Слива, плавно подымая и опуская протянутую
ладонь, — а оно одно, точно на смех — о! о! — як тот козел. — Он суетливо и безобразно ткнул несколько раз указательным пальцем вверх. — Я ему п-прямо сказал б-без церемонии: уходите-ка, п-почтеннейший, в друг-гую
роту. А лучше бы вам и вовсе из п-полка уйти. Какой из вас к черту офицер? Так, м-междометие какое-то…
Но тут широкая
ладонь Отте мягко зажала ему
рот, и он едва успел встряхнуть головой.
Саша нагнулся, призакрыл глаза и понюхал. Людмила засмеялась, легонько хлопнула его
ладонью по губам и удержала руку на его
рте. Саша зарделся и поцеловал ее теплую, благоухающую
ладонь нежным прикосновением дрогнувших губ. Людмила вздохнула, разнеженное выражение пробежало по ее миловидному лицу и опять заменилось привычным выражением счастливой веселости. Она сказала...
Он был счастлив, качался на стуле, поглаживая
ладонями плисовые свои колени, и, широко открыв
рот, вторил ей басовитым грудным смешком.
Больт сел на складной стул. У него были приемы рассказчика, который ценит себя. Он прочесал бороду пятерней вверх, открыл
рот, слегка свесив язык, обвел всех присутствующих взглядом, провел огромной
ладонью по лицу вниз, крякнул и подсел ближе.
Зотушка только покачал своей птичьей головкой от умиления, — он был совсем пьян и точно плыл в каком-то блаженном тумане. Везде было по колено море. Теперь он не боялся больше ни грозной старухи, ни братца. «Наплевать… на все наплевать, — шептал он, делая такое движение руками, точно хотел вспорхнуть со стула. — Золото, жилка… плевать!.. Кругом шестнадцать вышло, вот тебе и жилка… Ха-ха!.. А старуха-то, старуха-то как похаживает!» Закрыв
рот ладонью, Зотушка хихикал с злорадством идиота.
Оглядываюсь — Игнат. Он значительно смотрит на меня и кладет четыре пальца себе на губы. Жест для понимающего известный: молчи и слушай. И тотчас же запускает щепоть в тавлинку, а рукой тихо и коротко дергает меня за рукав. Это значит: выйди за мною. А сам, понюхав, зажав
рот, громко шепчет: «Ну, зачихаю», — и выходит в коридор. Я тоже заряжаю нос, закрываю
ладонью, чтобы тоже не помешать будто бы чиханьем, и иду за Игнатом. Очень уж у него были неспокойные глаза.
Сам я играл Держиморду и в костюме квартального следил за выходами. Меня выпустил Вася. Он отворил дверь и высунул меня на сцену, так что я чуть не запнулся. Загремел огромными сапожищами со шпорами и действительно рявкнул на весь театр: «Был по приказанию», за что «съел аплодисменты» и вызвал одобрительную улыбку городничего — Григорьева, зажавшего мягкой
ладонью мне
рот. Это была моя вторая фраза, произнесенная на сцене, в первой все-таки уже ответственной роли.
Рояль был раскрыт, и на пюпитре стояли ноты — чуждая грамота для Саши! Нерешительно, разинув от волнения
рот, постукивал по клавишам Петруша и, словно боясь перепутать пальцы, по одному держал крепко и прямо, остальные ногтями вжимал в
ладонь; и то раскрывался в радости, когда получалось созвучие, то кисло морщился и еще торопливее бил не те. Солидно улыбался Андрей Иваныч и вкривь и вкось советовал...
Человек этот остановился, посмотрел на меня, широко разинул большой свой
рот и, захохотав металлическим хохотом, хлестко ударил себя
ладонью по ляжке сзади, причем высоко вынес ногу вперед.
Разбросав по подушке пепельные свои волосы, подложив
ладонь под раскрасневшуюся щечку, Верочка спала; но сон ее не был покоен. Грудь подымалась неровно под тонкой рубашкой, полураскрытые губки судорожно шевелились, а на щеке, лоснившейся от недавних слез, одна слезинка еще оставалась и тихо скользила в углу
рта.
Катерина Львовна захватила своей
ладонью раскрытый в ужасе
рот испуганного ребенка и крикнула...
Долго хохотал о. Андроник, надрываясь всем своим существом, Асклипиодот вторил ему немного подобострастным хихиканьем, постоянно закрывая
рот широкой корявой
ладонью; этот смех прекратился только с появлением закуски и водки; о. Андроник выпил первую рюмку, после всех осмелился выпить Асклипиодот; последний долго не мог поймать вилкой маринованный рыжик, даже вспотел от этой неудачи и кончил тем, что взял увертливый рыжик с тарелки прямо рукой.
Марфа Андревна подумала и, не доходя до своей спальни, вдруг повернула с прямого пути и стала тихо выбираться по скрипучим ступеням деревянной лестницы в верхнюю девичью. Тихо, задыхаясь и дрожа, как осторожный любовник, отыскала она среди спящих здесь женщин сынову фаворитку, закрыла
ладонью ей
рот, тихо шепнула: «Иди со мной!» и увела ее к себе за рукав сорочки.
Поведение Ивана Архиповича показалось Буланину более чем странным. Прежде всего он с треском развернул журнал, хлопнул по нему
ладонью и, выпятив вперед нижнюю челюсть, сделал на класс страшные глаза. «Точь-в-точь, — подумалось Буланину, — как великан в сапогах-скороходах, прежде чем съесть одного за другим всех мальчиков». Потом он широко расставил локти на кафедре, подпер подбородок
ладонями и, запустив ногти в
рот, начал нараспев и сквозь зубы...
Через несколько минут Изумруда, уже распряженного, приводят опять к трибуне. Высокий человек в длинном пальто и новой блестящей шляпе, которого Изумруд часто видит у себя в конюшне, треплет его по шее и сует ему на
ладони в
рот кусок сахару. Англичанин стоит тут же, в толпе, и улыбается, морщась и скаля длинные зубы. С Изумруда снимают попону и устанавливают его перед ящиком на трех ногах, покрытым черной материей, под которую прячется и что-то там делает господин в сером.
Пианист заиграл веселую пляску, недоверчиво оглядываясь назад. Но Сашка здоровой рукой вынул из кармана какой-то небольшой, в
ладонь величиной, продолговатый черный инструмент с отростком, вставил этот отросток в
рот, и, весь изогнувшись налево, насколько ему это позволяла изуродованная, неподвижная рука, вдруг засвистел на окарине оглушительно веселого «Чабана».
Тут же, только тебя усадили за жирные пироги, из которых сок так и течет от изобильной приправы масла и сметаны, вдруг входит одна из дочерей хозяйских, или и чужая барышня, которой не было при моем приезде, и я с нею не виделся (то есть не подходил к ее руке), то я бросаю пирог и, как салфетки при завтраке не бывает, обтираю свой замасленный и засметаненный
рот носовым платком, а если позабыл его дома, то
ладонью, и подхожу к ручке новопришедшей барышни.
— Н-но-о? — изумился Мишка и сейчас же
ладонью закрыл Сосунову
рот. — Тише ты, аспид…
Он уже делает
ладони рупором вокруг
рта и набирает воздух, чтобы завыть по-волчьи, и знающий эту штуку Друг уже начинает наперед нервно скулить, но Астреин торопливо хватает Смирнова за руки.
Я остановился. Кэт сделала из
ладони вокруг своего
рта подобие рупора, наклонилась слегка вперед и тихо, но явственно прошептала...
Дарья, закрыв
рот ладонью, улыбалась, ресницы у неё дрожали, высокая грудь надулась.
Старуха ела непрерывно, сводя зрачки на кусок и жадно осматривая его, прежде чем сунуть в большой, дряблый
рот, собирала крошки на
ладонь, как деревенская баба, и ссыпала их в
рот, закидывая голову, выгибая круглый кадык.
Николай тяжело вздохнул, отирая
ладонью пот со лба. Ему не нравилось, как эти люди едят: Будилов брал лепёшки, словно брезгуя, концами тонких пальцев; поднося кусок ко
рту, вытягивал губы, как лошадь и морщил нос; потом, ощупав кусок губами, неохотно втягивал его в
рот и медленно, словно по обязанности, жевал, соря крошками; всё это казалось парню неприятным ломаньем человека избалованного и заевшегося.
Он приложил
ладони трубой ко
рту и закричал протяжно...
Действительно, восточный человек смотрел на нас и улыбался во весь
рот. Он даже хлопал
ладонью по подушке соседнего места, как бы приглашая Прокопа сесть возле него.
Он провел по нем
ладонью и засмеялся тоже. Когда он смеялся, он словно захлебывался, раскрывал широко
рот, закрывал глаза, а по лбу пробегали морщины снизу вверх, в три ряда, как волны.
А когда тот скрылся за дверью, начальник станции приложил
ладони рук рупором ко
рту и отчетливо объявил нам...