Если понимать принцип критицизма формально, как исследование природы познания, то критическая философия начала свое существование задолго до Канта:
критикой познания занималась еще греческая философия и всякая настоящая философия непременно критическая.
И все дело тут в том, что
критика познания, рефлексия разума над самим собой есть жизненный опыт, а не отвлеченная теория, за которую она себя выдает.
Но
критика познания ставит вопрос, в какой степени в то, что мы называем бытием, приходят продукты мысли, в какой степени активность субъекта конструирует «бытие», которое потом представляется первичным.
Неточные совпадения
И радикальна сейчас не гносеологическая
критика философии, ее задач и ее компетенции, а
критика религиозная, воистину предшествующая всякому философскому
познанию и воистину главенствующая над ним.
Так, напр., Вл. Соловьев в своей первой теории
познания, развитой в «
Критике отвлеченных начал» [См.: Соловьев В. С. Соч.
Для рассудка («чистого разума») такое удостоверение, может быть, и является «мистическим» и установляется «верою», но это показывает только всю условность и недостаточность отвлеченно-рассудочного понимания
познания, ибо корень
познания жизненно-прагматический, и понятие эмпирии должно уже наперед включать в себя признак действенности, ощупывающей вещи и отличающей идеальности от реальностей (кантовские «талеры» в воображении или в кошельке) [Имеется в виду рассуждение И. Канта в «
Критике чистого разума» (Кант И. Соч · · В 6 т. М., 1964.
Фактическая обусловленность и второй
критики Канта еще более очевидна, чем даже в первом случае, ибо речь идет здесь уже не о
познании, логика которого кажется для всех более или менее принудительной, но о направлении воли, природа которой состоит в свободе.
Но в этом смысле в психологизме могут считаться повинны решительно все деятельности духа: разве
познание не есть также факт душевной жизни, разве мораль не имеет своей психологии (более придирчивые
критики и рассматривают мораль лишь как психологический факт)?
Опытное происхождение догмата, своего рода религиозный эмпиризм, делая догмат неуязвимым для
критики рассудочного
познания, в то же время ведет к тому, что его выражение в понятиях порождает противоречия и нелепицы с точки зрения рассудочного мышления.
Учение Канта о «разумной вере» страдает половинчатостью, это полувера-полуразум: хотя ею переступается область познаваемого разумом, но в то же время разум не хочет отказаться от своего господства и контроля и в этой чуждой ему области [Для противоречивости и двойственности идей Канта в вопросе о вере характерна глава «
Критики практического разума» под заглавием: «Каким образом возможно мыслить расширение чистого разума в практическом отношении, не расширяя при этом его
познания как разума спекулятивного?» Здесь «теоретическое
познание чистого разума еще не получает прироста.
Реалистические
критики идеализма, защищающие философию объекта, забывают, что активность субъекта совсем не тождественна мышлению, что сам субъект причастен бытию, экзистенциален, что через субъект возможно подлинное
познание реальности.