Неточные совпадения
Пожимаясь от холода, Левин быстро шел, глядя на
землю. «Это что? кто-то едет», подумал он, услыхав бубенцы, и поднял голову. В сорока шагах от него, ему навстречу, по той большой дороге-муравке, по которой он шел, ехала четверней карета с важами. Дышловые лошади жались от колей на дышло, но ловкий ямщик, боком сидевший на козлах, держал дышлом по колее, так что
колеса бежали по гладкому.
Хотя день был очень хорош, но
земля до такой степени загрязнилась, что
колеса брички, захватывая ее, сделались скоро покрытыми ею, как войлоком, что значительно отяжелило экипаж; к тому же почва была глиниста и цепка необыкновенно.
Он пролетел, сопровождаемый тысячеголосым ревом, такой же рев и встречал его. Мчались и еще какие-то экипажи, блестели мундиры и ордена, но уже было слышно, что лошади бьют подковами,
колеса катятся по камню и все вообще опустилось на
землю.
Отдохнувшие лошади пошли бойко; жердь, заменяя
колесо, чертила
землю, возница вел лошадей, покрикивая...
За городом работали сотни три землекопов, срезая гору, расковыривая лопатами зеленоватые и красные мергеля, — расчищали съезд к реке и место для вокзала. Согнувшись горбато, ходили люди в рубахах без поясов, с расстегнутыми воротами, обвязав кудлатые головы мочалом. Точно избитые собаки, визжали и скулили
колеса тачек. Трудовой шум и жирный запах сырой глины стоял в потном воздухе. Группа рабочих тащила волоком по
земле что-то железное, уродливое, один из них ревел...
Я вышел с анемометром, чтобы смерить его силу, но порывом его сломало
колесо прибора, а самого меня едва не опрокинуло на
землю.
То клячонка его, — он ездил на своей лошади в Тифлис и в Редут-Кале, — падала неподалеку
Земли донских казаков, то у него крали половину груза, то его двухколесная таратайка падала, причем французские духи лились, никем не оцененные, у подножия Эльбруса на сломанное
колесо; то он терял что-нибудь, и когда нечего было терять, терял свой пасс.
Боже мой! стук, гром, блеск; по обеим сторонам громоздятся четырехэтажные стены; стук копыт коня, звук
колеса отзывались громом и отдавались с четырех сторон; домы росли и будто подымались из
земли на каждом шагу; мосты дрожали; кареты летали; извозчики, форейторы кричали; снег свистел под тысячью летящих со всех сторон саней; пешеходы жались и теснились под домами, унизанными плошками, и огромные тени их мелькали по стенам, досягая головою труб и крыш.
Намоченная
земля сделалась мягка, и подъезжать к тетеревам стало удобно, не шумно даже на
колесах.
Кто мир нравственный уподобил
колесу, тот, сказав великую истину, не иное что, может быть, сделал, как взглянул на круглый образ
земли и других великих в пространстве носящихся тел, изрек только то, что зрел.
Осенью, когда
земля уже звенела под
колесами, Петр Елисеич был вызван в Мурмос для личных объяснений по поводу того проекта, который был составлен им еще зимой.
Между тем к вечеру пошел дождь, дорога сделалась грязна и тяжела; высунувшись из окошка, я видел, как налипала
земля к
колесам и потом отваливалась от них толстыми пластами; мне это было любопытно и весело, а лошадкам нашим накладно, и они начинали приставать.
Неудержимый поток света залил все небо, заставив спавшую
землю встрепенуться малейшей фиброй, точно кругом завертелись мириады невидимых
колес, валов и шестерней, заставлявших подниматься кверху ночной туман, сушивших росу на траве и передававших рядом таинственных процессов свое движение всему, что кругом зеленело, пищало и стрекотало в траве и разливалось в лесу тысячами музыкальных мелодий.
Серебряный поднял голову и увидел свежее пожарище. Кой-где
земля была недавно изрыта, а остатки строения и сломанное водяное
колесо показывали, что тут была мельница.
Слышно было, как старик плясал и притопывал ногами. Потом голос его стал слабеть, он лег на
землю, и вскоре раздалося его храпение, которое во всю ночь сливалось с шумом мельничного
колеса.
Старик прилег к
земле и, еще задыхаясь от страха, стал шептать какие-то слова. Князь смотрел под
колесо. Прошло несколько минут.
Хозяин хохочет, а я — хотя и знаю, что пароходы не тонут на глубоких местах, — не могу убедить в этом женщин. Старуха уверена, что пароход не плавает по воде, а идет, упираясь
колесами в дно реки, как телега по
земле.
Потом вагон пошел спокойнее, под
колесами зазвучала твердая
земля, поезд сошел с моста и потянулся, прибавляя ход, вдоль берега.
С этими мыслями лозищанин засыпал, стараясь не слышать, что кругом стоит шум, глухой, непрерывный, глубокий. Как ветер по лесу, пронесся опять под окнами ночной поезд, и окна тихо прозвенели и смолкли, — а Лозинскому казалось, что это опять гудит океан за бортом парохода… И когда он прижимался к подушке, то опять что-то стучало, ворочалось, громыхало под ухом… Это потому, что над
землей и в
земле стучали без отдыха машины, вертелись чугунные
колеса, бежали канаты…
«Человечество создано для того, чтобы жить и жить со свободой усовершенствования и улучшения своей судьбы, своего состояния путем мирного труда. Всеобщее согласие, которого добивается и которое проповедует всемирный конгресс мира, представляет из себя, быть может, только прекрасную мечту, но во всяком случае мечту, самую прекрасную из всех. Человек всегда имеет перед глазами обетованную
землю будущего, жатва будет поспевать, не опасаясь вреда от гранат и пушечных
колес.
Через полчаса он сидел в маленьком плетёном шарабане, ненужно погоняя лошадь; в лицо и на грудь ему прыгали брызги тёплой грязи; хлюпали
колёса, фыркал, играя селезёнкой, сытый конь и чётко бил копытами по лужам воды, ещё не выпитой
землёю.
И стало видно, что в двух шагах от его
колес, поперек рельс, лежит, сняв фуражку с седой головы, вагоновожатый, с лицом солдата, он лежит вверх грудью, и усы его грозно торчат в небо. Рядом с ним бросился на
землю еще маленький, ловкий, как обезьянка, юноша, вслед за ним, не торопясь, опускаются на
землю еще и еще люди…
— Ты сердишься, а — напрасно. Ты подумай: люди живут для работы, а работа для них… а они? Выходит —
колесо… Вертится, вертится, а всё на одном месте. И непонятно, — зачем? И где бог? Ведь вот она, ось-то, — бог! Сказано им Адаму и Еве: плодитесь, множьтесь и населяйте
землю, — а зачем?
И ожил! Вынул ее. Сжал в руках и чувствую, что держусь за что-то прочное, — и о проволоках забыл! Забыл о своей боязни, открыл, с величайшим наслаждением понюхал — и все время играл этой табакеркой, думая только, как бы не уронить ее, до тех пор пока опять не запрыгали
колеса по
земле и я не стал на твердую
землю...
Поезд катился тяжело и медленно, но уже оглушал лязгом сцеплений, равномерными ударами
колёс на стыках рельс, его тяжёлое дыхание ревело и толкало Климкова в спину, и всё вокруг Евсея и в нём тряслось, бурно волновалось, отрывая его от
земли.
К следующему дню снег наполовину стаял. Кое-где проглянула черная
земля, а к вечеру прихватило чуть-чуть изморозью. Воздух стал прозрачнее для света и звуков. Шум поездов несся так отчетливо и ясно, что, казалось, можно различить каждый удар поршней локомотива, а когда поезд выходил из лощины, то было видно мелькание
колес. Он тянулся черной змеей над пестрыми полями, и под ним что-то бурлило, варилось и клокотало…
Закружатся в темной высоте гонимые ветром редкие хлопья снега и все мимо будут лететь, не опускаясь на
землю, — а уже забелели каменные следы
колес, и в каждой ямочке, за каждым бугорком и столбиком сбираются сухие, легкие как пух снежинки.
Юрий, не отвечая ни слова, схватил лошадь под уздцы; «что ты, что ты, боярин! — закричал грубо мужик, — уж не впрямь ли хочешь со мною съездить!.. эк всполошился!» — продолжал он ударив лошадь кнутом и присвиснув; добрый конь рванулся… но Юрий, коего силы удвоило отчаяние, так крепко вцепился в узду, что лошадь принуждена была кинуться в сторону; между тем
колесо телеги сильно ударилось о камень, и она едва не опрокинулась; мужик, потерявший равновесие, упал, но не выпустил вожжи; он уж занес ногу, чтоб опять вскочить в телегу, когда неожиданный удар по голове поверг его на
землю, и сильная рука вырвала вожжи… «Разбой!» — заревел мужик, опомнившись и стараясь приподняться; но Юрий уже успел схватить Ольгу, посадить ее в телегу, повернуть лошадь и ударить ее изо всей мочи; она кинулась со всех ног; мужик еще раз успел хриплым голосом закричать: «разбой!»
Колесо переехало ему через грудь, и он замолк, вероятно навеки.
По узкой, лесной дороге неразличимо во тьме хлынул поток воды,
земля под ногами лошадей растаяла и потекла, заливая
колёса шарабана до осей.
Потом лошадей на дворе запрягали, и они, недовольно фыркая, гулко били копытами о сухую
землю. Хлопали двери, шуршали
колеса коляски, и скрипели ворота ограды. Ходил по саду Антоний и негромко взывал...
Он поморщился и остался в своём кресле, глядя в парк. Откуда-то доносился быстрый топот лошади и шорох
колёс о
землю.
Самой живой сценой бывает, когда какой-нибудь мальчишка покатится вдруг
колесом и врежется в самый хоровод, причем какая-нибудь баба, посердитее на лицо, не упустит случая, проговоря: «Я те, пес-баловник этакой!», толкнуть его ногой в бок, а тот повалится на
землю и начнет дрегать ногами: девки смеются…
Это была бешеная скачка. Лошади прижали уши и понеслись, точно в смертельном страхе, а ямщик то и дело приподнимался и без слова помахивал правою рукой. Тройка как будто чуяла, хотя и не могла видеть этих движений…
Земля убегала из-под
колес, деревья, кусты бежали навстречу и будто падали за нами назад, скошенные бешеным вихрем…
Подскакивавший студент, чтобы сохранить равновесие и не вылететь из тарантаса, нагнулся вперед и стал искать, за что бы ухватиться, но кожаные тюки были скользки, и ямщик, за пояс которого ухватился было студент, сам подскакивали каждое мгновение готов был свалиться. Сквозь шум
колес и визг тарантаса послышалось, как слетевшая сабля звякнула о
землю, потом, немного погодя, что-то раза два глухо ударилось позади тарантаса.
Горданов прыгнул к дрожкам, которые кучер из предосторожности отодвинул к опушке под ветви, но Жозефа на дрожках не было. Горданов позвал его. Жозеф не отзывался: он сидел на подножье крыла, спустя ноги на
землю и, весь дрожа, держался за бронзу козел и за спицы
колес. В этом положении открыл его Горданов и, схватив за руку, повлек за собою.
Катя быстро переглянулась с Леонидом. И дальше все замелькало, сливаясь, как спицы в закрутившемся
колесе. Леонид охватил сзади махновца, властно крикнул: «Товарищи, вяжите его!» — и бросил на
землю. Катя соскочила с линейки, а мужик, втянув голову в плечи, изо всей силы хлестнул кнутом по лошадям. Горелов на ходу спрыгнул, неловко взмахнул руками и кувыркнулся в канаву. Греки вскочили в мажару и погнали по дороге в другую сторону.
Но что за мука! Надевши сюртук, доктор опять ложится. Нелли поднимает его и тащит в переднюю… В передней долгая, мучительная возня с калошами, шубой… Пропала шапка… Но вот, наконец, Нелли сидит в экипаже. Возле нее доктор. Теперь остается только проехать сорок верст, и у ее мужа будет медицинская помощь. Над
землей висит тьма: зги не видно… Дует холодный зимний ветер. Под
колесами мерзлые кочки. Кучер то и дело останавливается и раздумывает, какой дорогой ехать…
Что-то бесформенное и чудовищное, мутное и липкое тысячами толстых губ присасывалось к Юрасову, целовало его мокрыми нечистыми поцелуями, гоготало. И орало оно тысячами глоток, свистало, выло, клубилось по
земле, как бешеное. Широкими круглыми рожами представлялись
колеса, и сквозь бесстыжий смех, уносясь в пьяном вихре, каждое стучало и выло...
Он будет глубоко и блаженно дышать свежим воздухом чистой, новой жизни, а в это время она, эта больная, измученная женщина, будет где-то в одиночестве озлобленно исходить в проклятиях и хулениях на жизнь, а возможно, — будет уже лежать в
земле, изрезанная в куски
колесами увезшего его поезда, — как Анна Каренина, «жестоко-мстительная, торжествующая, свершившая угрозу никому ненужного, но неизгладимого раскаяния».
С заходом солнца канонада замолкла. Всю ночь по колонным дорогам передвигались с запада на восток пехотные части, батареи, парки. Под небом с мутными звездами далеко разносился в темноте шум
колес по твердой, мерзлой
земле. В третьем часу ночи взошла убывающая луна, — желтая, в мутной дымке, как будто размазанная. Части всё передвигались, и в воздухе стоял непрерывный, ровно-рокочущий шум
колес.
Оглушительно ахнуло у спуска к мосту. Из дыма вылетела лошадь с сломанными оглоблями. Мчался артиллерийский парк, задевая и опрокидывая повозки. Мелькнул человек, сброшенный с козел на
землю, вывернувшаяся рука замоталась под
колесами, он кувыркнулся в пыли, поднялся на колени и, сбитый мчавшимися лошадьми, опять повалился под
колеса.
Как только могильщики скрылись с глаз и стук
колес их телеги о мерзлую
землю замолк вдали, юродивый быстро приподнялся с колен, подошел, озираясь, к одному из росших вблизи кустов и вытащил, видимо, заранее спрятанный в его ветвях заступ.
Гершко заплакал, а Якуб сел на
землю у фурманки, к
колесу прислонился и говорит...
Когда же с матерью он бывал в центре города, на его больших улицах, то по возвращении лучше всего помнил широкие, плоские каменные плиты, на которых и шаги, и самые ноги его кажутся ужасно маленькими, как две лодочки; и даже множество вертящихся
колес и лошадиных морд не так оставалось в памяти, как этот новый и необыкновенно интересный вид
земли.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную
землю у
колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно-одинокий смех.
Хотя един шуруп или зубчик у
колеса повредится и то все вредно; тако есть писано… солнце на
земли благочестивый царь и патриарх… аще благочестивый царь согрешит, то весь мир не умолит, потому что ему дана от бога власть устрояти и управляти от всяких неподобных дел кои богопротивны.