Неточные совпадения
Володя, Ивины, молодой
князь, я, мы все были влюблены в Сонечку и, стоя на лестнице, провожали ее глазами. Кому в особенности
кивнула она головкой, я не знаю, но в ту минуту я твердо был убежден, что это сделано было для меня.
Это выходило уже из границ, и, главное — при Стебелькове! Как нарочно, Стебельков хитро и гадко осклабился и украдкой
кивнул мне на
князя. Я отворотился от этого глупца.
— А,
князь, пожалуйте, — сказал Фанарин, увидав Нехлюдова, и,
кивнув еще раз удалявшемуся купцу, ввел Нехлюдова в свой строгого стиля деловой кабинет. — Пожалуйста, курите, — сказал адвокат, садясь против Нехлюдова и сдерживая улыбку, вызываемую успехом предшествующего дела.
— Эх! Ух! — кривился чиновник, и даже дрожь его пробирала, — а ведь покойник не то что за десять тысяч, а за десять целковых на тот свет сживывал, —
кивнул он
князю.
Князь с любопытством рассматривал Рогожина; казалось, тот был еще бледнее в эту минуту.
Аглая слегка пожала руку
князю и вышла. Лицо ее было серьезно и нахмурено, она даже не улыбнулась, когда
кивнула князю головой на прощание.
Лебедев посмотрел ему вслед. Его поразила внезапная рассеянность
князя. Выходя, он забыл даже сказать «прощайте», даже головой не
кивнул, что несовместно было с известною Лебедеву вежливостью и внимательностью
князя.
Я видел его сейчас во сне, — прошептал он
князю, нахмурившись и
кивая на сидевшего у стола Рогожина, — ах, да, — перескочил он вдруг опять, — где же оратор, где ж Лебедев?
Но старушка, прежде чем Парфен успел взяться, подняла свою правую руку, сложила пальцы в три перста и три раза набожно перекрестила
князя. Затем еще раз ласково и нежно
кивнула ему головой.
— Он хорошо говорит, — заметила генеральша, обращаясь к дочерям и продолжая
кивать головой вслед за каждым словом
князя, — я даже не ожидала. Стало быть, все пустяки и неправда; по обыкновению. Кушайте,
князь, и рассказывайте: где вы родились, где воспитывались? Я хочу все знать; вы чрезвычайно меня интересуете.
Гаврила Ардалионович
кивнул головой
князю и поспешно прошел в кабинет.
Князь выпил всего два или три бокала и был только весел. Привстав из-за стола, он встретил взгляд Евгения Павловича, вспомнил о предстоящем между ними объяснении и улыбнулся приветливо. Евгений Павлович
кивнул ему головой и вдруг показал на Ипполита, которого пристально наблюдал в эту самую минуту. Ипполит спал, протянувшись на диване.
— Входи! —
кивал он за портьеру, приглашая проходить вперед.
Князь прошел.
Генеральша спрашивала нетерпеливо, быстро, резко, не сводя глаз с
князя, а когда
князь отвечал, она
кивала головой вслед за каждым его словом.
Ввел ее
князь, взял на руки и посадил, как дитя, с ногами в угол на широкий мягкий диван; одну бархатную подушку ей за спину подсунул, другую — под правый локоток подложил, а ленту от гитары перекинул через плечо и персты руки на струны поклал. Потом сел сам на полу у дивана и, голову склонил к ее алому сафьянному башмачку и мне
кивает: дескать, садись и ты.
— Из страха? Да! Хорошо! — подхватил
князь, одобрительно
кивнув головой.
Князь в знак согласия
кивнул головой.
Предводитель сделал насмешливую гримасу, но и сам пошел навстречу толстяку. Княгиня, видевшая в окно, кто приехал, тоже как будто бы обеспокоилась. Княжна уставила глаза на дверь. Из залы послышались восклицания: «Mais comment… Voila c'est un…» [Как… Вот какой… (франц.).]. Наконец, гость, в сопровождении
князя и предводителя, ввалился в гостиную. Княгиня, сидя встречавшая всех дам, при его появлении привстала и протянула ему руку. Даже генеральша как бы вышла из раздумья и
кивнула ему головой несколько раз.
Петр Михайлыч, конечно, более всех и всех искреннее обнаруживал удовольствие и несколько раз принимался даже потихоньку хлопать, причем
князь всякий раз
кивал ему в знак согласия головою, а у княжны делались ямки на щечках поглубже: ей был очень смешон Петр Михайлыч и своей наружностью и своим хлопаньем.
Желая не конфузиться и быть свободной в обращении, она с какой-то надменностью подала руку Полине, едва присела
князю, генеральше
кивнула головой, а на княгиню и княжну только бегло взглянула.
— Вот этак-то получше! — проговорил
князь, одобрительно
кивнув головой.
Было половина десятого, когда в тумане двадцатиградусного мороза толстый, бородатый кучер Чернышева, в лазоревой бархатной шапке с острыми концами, сидя на козлах маленьких саней, таких же, как те, в которых катался Николай Павлович, подкатил к малому подъезду Зимнего дворца и дружески
кивнул своему приятелю, кучеру
князя Долгорукого, который, ссадив барина, уже давно стоял у дворцового подъезда, подложив под толстый ваточный зад вожжи и потирая озябшие руки.
— О, нет, нет!.. — опять воскликнул Жуквич,
кивая отрицательно головой. — Вы ж не знаете, какой
князь заклятый враг поляков.
Князь заранее предчувствуя, что он опять с какими-нибудь дрязгами, нахмурился и молча
кивнул головой на все расшаркиванья Елпидифора Мартыныча, который, однако, нисколько этим не смутился и сел.
Увидав знакомых ему лиц, и лиц такого хорошего круга, Архангелов сейчас же подлетел к ним самым развязным манером, сказал две — три любезности княгине, протянул как-то совершенно фамильярно руку барону,
кивнул головой приветливо
князю.
— Хорошо быть умным человеком: ни за что ни про что катают тебя
князья в своих экипажах!.. — говорил он вслух и
кивая в это время, в знак прощания,
князю головою: выпивши, Миклаков обыкновенно делался откровеннее, чем он был в нормальном своем состоянии!
Бросились толпами в гостиницу, где лежало мертвое тело, еще не убранное, судили, рядили,
кивали головами и кончили тем, что резко осудили «убийц несчастного
князя», подразумевая под этим, конечно, Марью Александровну с дочерью.
Когда же встречается с ним мужик и, остановясь в стороне, снимает шапку, низко кланяется и приговаривает: «Здравствуй, батюшка
князь, ваше сиятельство, наше красное солнышко!» — то
князь немедленно наводит на него свой лорнет, приветливо
кивает головой и ласково говорит ему «Bonjour, mon ami, bonjour!», [Здравствуй, друг мой, здравствуй! (франц.)] и много подобных слухов ходило в Мордасове;
князя никак не могли забыть: он жил в таком близком соседстве!
— Ну, конечно, до завтра, маленькая Нина! Спокойной ночи! — крикнул он уже из-за стеклянной двери, отделявшей нижний коридор от вестибюля.
Кивнув мне еще раз,
князь Андро исчез в наружных дверях.
— Потому что не люблю вас! Однако, мне пора! Я еду в театр и обещалась заехать за Гиршфельдами. Прощайте,
князь! —
кивнула она ему головой и медленно вышла из гостиной.
Когда Аристотель, служивший на этот раз переводчиком, представил лекаря, Иван Васильевич зорко посмотрел на приезжего, немного привстал с кресла и протянул ему руку, которую этот поцеловал, став на одно колено. Великому
князю, тотчас после осквернения его руки нечистыми устами, поднесли умывальник и блюдо, но он слегка
кивнул боярину, исполнявшему эту обязанность, давая ему знать, что она не нужна.
— Что же это значит? — обратился к нему
князь,
кивнув головой в сторону двери, ведущей в будуар.
Доктор вопросительно взглянул на него.
Князь утвердительно
кивнул головой.
Великий
князь ласково
кивнул послу; и дворяне цесарские, один за другим, поднесли с коленопреклонением монисто и ожерелье золотые, пятнадцать московских локтей венедитского (венецианского) бархата «темносинь гладок» да сыну первородному великого
князя платно «червленый бархат на золоте, с подкладкою синего чамлата».
Савелий пустился в россказни о тереме, утверждая, что он более чем ровесник Москвы, что прадеду великого
князя, Юрию Владимировичу Долгорукому подарил его на зубок задуманному им городу какой-то пустынник-чародей, похороненный особо от православных на Красном холме, в конце Алексеевского леса, возле ярославской дороги, что кости его будто и до сих пор так бьются о гроб и пляшут в могиле, что земля летит от нее вверх глыбами, что этот весь изрытый холм по ночам превращается в страшную разгоревшуюся рожу, у которой вместо волос вьются огненные змеиные хвосты, а вместо глаз высовываются жала и
кивают проходящим, что пламя его видно издалека, и оттого он прозван «Красным».
Савелий пустился в россказни о тереме, утверждая, что он более чем ровесник Москве, что прадеду великого
князя, Юрию Владимировичу Долгорукому, подарил его на зубок замышляемому им городу какой-то пустынник-чародей, похороненный особо от православных на Красном холму, в конце Алексеевского леса, подле ярославской дороги, что кости его будто и до сих пор так бьются о гроб и пляшут в могиле, что земля летит от нее вверх глыбами, что этот весь изрытый холм по ночам превращается в страшную разгоревшуюся рожу, у которой вместо волос огненные змеиные хвосты, а вместо глаз высовываются жала и
кивают проходящим; что пламя его видно издалека и оттого он называется Красным.
Этот невысокий человек
кивнул, как своему, Долгорукому и пристально-холодным взглядом стал вглядываться в
князя Андрея, идя прямо на него и, видимо, ожидая, чтобы
князь Андрей поклонился ему или дал дорогу.
Он взглянул на
князя Андрея и даже не
кивнул ему головой.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно-победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около
князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело
кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо
князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и
кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель-адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию. Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор,
князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что́ сказать, и покраснел.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был
князь Багратион.
Князь Андрей остановился, ожидая его.
Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав
князя Андрея,
кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как
князь Андрей говорил ему то, что́ он видел.
Крестный отец-дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье.
Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно
кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.
Не успел
князь Андрей проводить глазами Пфуля, как в комнату поспешно вошел граф Бенигсен и,
кивнув головой Болконскому, не останавливаясь, прошел в кабинет, отдавая какие-то приказания своему адъютанту.
— Очень хорошо, извольте подождать, — сказал он генералу по-русски, тем французским выговором, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что-то выслушать),
князь Андрей с веселою улыбкой,
кивая ему, обратился к Борису.