Неточные совпадения
Мы все учились понемногу
Чему-нибудь и как-нибудь,
Так воспитаньем, слава
богу,
У нас немудрено блеснуть.
Онегин был, по мненью многих
(Судей решительных и строгих),
Ученый малый, но педант.
Имел он счастливый талант
Без принужденья в разговоре
Коснуться до всего слегка,
С ученым видом знатока
Хранить молчанье в важном споре
И возбуждать улыбку дам
Огнем нежданных эпиграмм.
— Нечего и говорить, что вы храбрая девушка. Ей-богу, я думал, что вы попросите господина Разумихина сопровождать вас сюда. Но его ни с вами, ни кругом вас не было, я таки смотрел: это отважно, хотели, значит, пощадить Родиона Романыча. Впрочем, в вас все божественно… Что же
касается до вашего брата, то что я вам скажу? Вы сейчас его видели сами. Каков?
Дело в том, что Тарантьев мастер был только говорить; на словах он решал все ясно и легко, особенно что
касалось других; но как только нужно было двинуть пальцем, тронуться с места — словом, применить им же созданную теорию к делу и дать ему практический ход, оказать распорядительность, быстроту, — он был совсем другой человек: тут его не хватало — ему вдруг и тяжело делалось, и нездоровилось, то неловко, то другое дело случится, за которое он тоже не примется, а если и примется, так не дай
Бог что выйдет.
Смерть вашего приятеля не могла не подействовать на ее нервы; что же до меня
касается, то я, слава
Богу, здоров и честь имею пребыть
— Вот что, Ленька, голуба́ душа, ты закажи себе это: в дела взрослых не путайся! Взрослые — люди порченые; они
богом испытаны, а ты еще нет, и — живи детским разумом. Жди, когда господь твоего сердца
коснется, дело твое тебе укажет, на тропу твою приведет, — понял? А кто в чем виноват — это дело не твое. Господу судить и наказывать. Ему, а — не нам!
Жительствуя среди столь тесных душ и подвигаемые на милости ласкательством наследственных достоинств и заслуг, многие государи возмнили, что они суть
боги и вся, его же
коснутся, блаженно сотворят и пресветло.
— Нет, про только-тоуж я скажу, — перебил он, выскакивая в переднюю и надевая шинель (за ним и я стал одеваться). — У меня и до тебя дело; очень важное дело, за ним-то я и звал тебя; прямо до тебя
касается и до твоих интересов. А так как в одну минуту, теперь, рассказать нельзя, то дай ты, ради
бога, слово, что придешь ко мне сегодня ровно в семь часов, ни раньше, ни позже. Буду дома.
Что же
касается до Смарагдушки, то пускай он, по молодости лет, еще дома понежится, а впоследствии, ежели
богу будет угодно, думаю пустить его по морской части, ибо он и теперь мастерски плавает и, сверх того, имеет большую наклонность к открытиям: на днях в таком месте белый гриб нашел, в каком никто ничего путного не находил» и т. п.
— Был с нами еще секретарь из земского суда-с, да столоначальник из губернского правления… ну-с, и они тут же… то есть мещанин-с… Только были мы все в подпитии-с, и отдали им это предпочтение-с… то есть не мы, ваше высокоблагородие, а Аннушка-с… Ну-с, по этой причине мы точно их будто помяли… то есть бока ихние-с, — это и следствием доказано-с… А чтоб мы до чего другого
касались… этого я, как перед
богом, не знаю…
Ему мерещится то талия, которой он
касался руками, то томный, продолжительный взор, который бросили ему, уезжая, то горячее дыхание, от которого он таял в вальсе, или разговор вполголоса у окна, под рев мазурки, когда взоры так искрились, язык говорил
бог знает что.
— Завтра утром, когда тень от острова
коснется мыса Чиу-Киу, садитесь в пироги и спешно плывите на бледнолицых. Грозный
бог войны, великий Коокама, сам предаст белых дьяволов в ваши руки. Меня же не дожидайтесь. Я приду в разгар битвы.
А что
касается моей собственной, личной жизни, то, ей-богу, в ней нет решительно ничего хорошего.
Дело в том, что manet omnes una nox, [Всех ожидает одна ночь (лат.).] то есть все мы под
богом ходим; я стар, болен и потому нахожу своевременным регулировать свои имущественные отношения постольку, поскольку они
касаются моей семьи.
Только они думают, что без них это благополучие совершиться не может. Когда мы с вами во время оно бреднями развлекались, нам как-то никогда на ум не приходило, с нами они осуществятся или без нас. Нам казалось, что,
коснувшись всех, они
коснутся, конечно, и нас, но того, чтобы при сем утащить кусок пирога… сохрани
бог! Но ведь то были бредни, мой друг, которые как пришли, так и ушли. А нынче — дело. Для дела люди нужны, а люди — вот они!
С батюшкой, однако ж, можете быть откровенны, а что
касается до урядника, то об одном прошу: ради
бога, берегите ваши прошивки!
— Конечно, Тимофей Васильевич, судьбе жизни на хвост не наступишь, по закону господа
бога, дети растут, старики умирают, только всё это нас не
касается — мы получили своё назначение, — нам указали: ловите нарушающих порядок и закон, больше ничего! Дело трудное, умное, но если взять его на сравнение — вроде охоты…
В обществе, главным образом, положено было избегать всякого слова о превосходстве того или другого христианского исповедания над прочими. «Все дети одного отца, нашего
Бога, и овцы одного великого пастыря, положившего живот свой за люди», было начертано огненными буквами на белых матовых абажурах подсвечников с тремя свечами, какие становились перед каждым членом. Все должны были помнить этот принцип терпимости и никогда не
касаться вопроса о догматическом разногласии христианских исповеданий.
Родившись и воспитавшись в строго нравственном семействе, княгиня, по своим понятиям, была совершенно противоположна Елене: она самым искренним образом верила в
бога, боялась черта и грехов, бесконечно уважала пасторов; о каких-либо протестующих и отвергающих что-либо мыслях княгиня и не слыхала в доме родительском ни от кого; из бывавших у них в гостях молодых горных офицеров тоже никто ей не говорил ничего подобного (во время девичества княгини отрицающие идеи не
коснулись еще наших военных ведомств): и вдруг она вышла замуж за князя, который на другой же день их брака начал ей читать оду Пушкина о свободе […ода Пушкина о свободе — ода «Вольность», написанная в 1817 году и распространившаяся вскоре в множестве списков.
— Не говори так никогда… Не говори так, о Суламифь! Ты избранная
Богом, ты настоящая, ты царица души моей… Смерть не
коснется тебя…
Что же
касается до Павла, то выражение лица его если не было смешно, то, ей-богу, было очень странно.
— У нас, — говорит, — обитель простая, воистину братская, все равно на
бога работают, не как в других местах! Есть, положим, баринок один, да он ни к чему не
касается и не мешает никому. Здесь ты отдых и покой душе найдёшь, здесь — обрящешь!
Ловлю я его слова внимательно, ничего не пропуская: кажется мне, что все они большой мысли дети. Говорю, как на исповеди; только иногда,
бога коснувшись, запнусь: страшновато мне да и жалко чего-то. Потускнел за это время лик божий в душе моей, хочу я очистить его от копоти дней, но вижу, что стираю до пустого места, и сердце жутко вздрагивает.
Старик не верил в
бога, потому что почти никогда не думал о нем; он признавал сверхъестественное, но думал, что это может
касаться одних лишь баб, и когда говорили при нем о религии или чудесном и задавали ему какой-нибудь вопрос, то он говорил нехотя, почесываясь...
Матрена. А ты, ягодка, потеснее держи, чтоб люди не знали. А коли что, помилуй
бог,
коснется, от тараканов, мол… (Берет рубль.) Тоже от тараканов идет… (Обрывает речь.)
И бескровное лицо ее слегка розовело, как молочное облако на восходе, когда
коснется его первый солнечный луч. В
бога Анфиса Андреевна давно не верила и на именины графа, когда в дом были приглашены иконы, совершила над одной из них страшное кощунство. Тогда и обнаружилось ее сумасшествие.
— В этом случае, Гаврила Андреич, один мне судья: сам господь
бог, и больше никого. Тот один знает, каков я человек на сем свете суть и точно ли даром хлеб ем. А что
касается в соображении до пьянства, то в этом случае виноват не я, а более один товарищ; сам же меня он сманул, да и сполитиковал, ушел то есть, а я…
— Но я вам все расскажу, все. Вы, может быть, думаете, что я не расскажу, что я зол на вас, нет! Вот рука моя! Я только в упадке духа, больше ничего. Но, ради
бога, скажите мне все сначала: как вы здесь сами? По какому случаю? Что же
касается до меня, то я не сержусь, ей-богу, не сержусь, вот вам рука моя. Здесь только пыльно; я немного запачкал ее; но это ничего для высокого чувства.
— Вы полагаете? — сказал он. — Говорят тоже, будто русские студенты, но я этого не полагаю. Чтó же
касается до поляков, то у них пока еще, слава
Богу, есть другие средства борьбы; а на это дело и из своих, из русских, найдется достаточно героев.
— О, что
касается до этого, — с оживлением предупредил Пшецыньский, — мы можем быть спокойны… Есть печальные и опасные события, когда крайние меры являются истинным благодеянием. Ведь — не забудьте-с! Волга, — пояснил он с весьма многозначительным видом, — это есть, так сказать, самое гнездо… историческое-с гнездо мятежей и бунтов… Здесь ведь раскольники… здесь вольница была, Пугачевщина была… Мы пред
Богом и совестью обязаны были предупредить, подавить… В таком смысле я и рапорт мой составлю.
— Слушайте вы, как вас… Не смейте так говорить со мной, не смейте
касаться моей руки… или… или… я выцарапаю вам глаза, клянусь
Богом!
В вере
Бог нисходит к человеку, установляется лестница между небом и землей [Имеется в виду «лестница Иакова», которую Иаков увидел во сне: «…лестница стоит на земле, а верх ее
касается неба; и вот, Ангелы Божий восходят и нисходят по ней.
Объект религии,
Бог, есть нечто, с одной стороны, совершенно трансцендентное, иноприродное, внешнее миру и человеку, но, с другой, он открывается религиозному сознанию, его
касается, внутрь его входит, становится его имманентным содержанием.
— Благодари
Бога, — молвила Марья Ивановна. — Это значит, дух тебя, еще не приведенной в истинную веру,
коснулся своей благодатью… Будешь, будешь по времени
Богом обладать!.. Велика будешь в Божьем дому — во пресветлом раю.
И даже разнузданная аттическая комедия, не щадившая ни
богов, ни людей, не дерзала
касаться своими насмешками Аполлона.
— Что ты,
бог с тобою, Лара, есть ли о чем говорить! — отвечала Синтянина, подавая ей обе руки, из которых она только до одной
коснулась слабою, дрожащею рукой, вытянув ее с усилием из-под одеяла.
— Я лежу и никак не засну, все
Бог знает что идет в голову, как вдруг она, не
касаясь ногами пола, влетает в мою спальню: вся бледная, вся в белом, глаза горят, в обеих руках по зажженной свече из канделябра, бросилась к окну, открыла занавеску и вдруг…
«Призвав Всемогущего
Бога, которому верую и суда которого несомненно ожидаю, я, Александра Синтянина, рожденная Гриневич, пожелала и решилась собственноручно написать нижеследующую мою исповедь. Делаю это с тою целию, чтобы бумага эта была вскрыта, когда не будет на свете меня и других лиц, которых я должна
коснуться в этих строках: пусть эти строки мои представят мои дела в истинном их свете, а не в том, в каком их толковали все знавшие меня при жизни.
Что
касается до Горданова, Подозерова и Висленева, то о них вспомнили только на другой день и, ввиду болезненного состояния Горданова и Подозерова, подчинили их домашнему аресту в их собственных квартирах; когда же пришли к Висленеву с тем, чтобы пригласить его переехать на гауптвахту, то нашли в его комнате только обрывки газетных листов, которыми Иосаф Платонович обертывал вещи; сам же он еще вчера вечером уехал
бог весть куда.
Она хочет быть «ничем» [Там же, с. 55.]. «Когда
Бог создал небо и землю и все творения, это так мало
касалось Его отрешенности, как если бы Он никогда ничего не создавал…
—
Бог свидетель, как я плакала тогда, по приезде вашем в Россию, вы были при смерти, больны; а вы почти не хотели мне кланяться как следует — вы считали себя умнее всех, вмешивались в мои дела, которые вас не
касались; я бы не посмела этого делать при императрице Анне. Как, например, смели вы посылать приказания фельдмаршалу Апраксину?
Что
касается отношений к Кузьме Терентьеву, то Фимке было надо много силы и воли, чтобы не порвать их совершенно, так как этот внезапный разрыв мог озлобить Кузьму, и
Бог знает на что способны эти тихие, робкие, всецело подчиненные женщине люди, когда предмет их слепого обожания станет потерянным для них навсегда, без возврата к прошлому и без надежды на лучшие дни. Это тем более было опасно, что Кузьма Терентьев жил тут же, в одном доме с Фимкой.
И я стал внушать и тем и другим, что разногласие это очень важно и что ни той, ни другой стороне никак не надо уступать, так как дело
касается служения
богу.
— Дай
Бог. Насилие над совестью ближнего по моему мнению позорнейшее из преступлений! Что же
касается до того, что она не имеет понятия о земной любви, то в этом ты ошибаешься и доказательство тому лежит в моем кармане.
Однажды разговор
коснулся Кости и Маши. Кузьма спокойно рассказал, как он вынес последнюю на руках со двора, как не знал, что с ней делать, и как Господь
Бог послал Бестужева, которому он и сдал девушку.
Что же
касается до княжны, рано развившейся физически, но еще девочки по летам, то
Бог весть, были ли заняты ее ум и сердце чем-либо иным, кроме нарядов да игр и забав со своими сенными девушками?
Я скажу более того: когда Сын в Божестве захотел стать человеком, и стал, и терпел мучение, это так же мало
коснулось неподвижной отрешенности
Бога, как если бы Он никогда и не был человеком» [Там же, с. 58.].
Если чувашин мажет своего идола сметаной или сечет его, я могу равнодушно пройти мимо, потому что то, что он делает, он делает во имя чуждого мне своего суеверия и не
касается того, что для меня священно; но когда люди, как бы много их ни было, как бы старо ни было их суеверие и как бы могущественны они ни были, во имя того
бога, которым я живу, и того учения Христа, которое дало жизнь мне и может дать ее всем людям, проповедуют грубое колдовство, я не могу этого видеть спокойно.
Дукачиха убедилась доводами Охрима, и отрок Савка был взят из монастыря и отвезен в духовное училище. Это все одобряли, кроме одной Керасивны, в которую, вероятно за ее старые грехи, — вселился какой-то сумрачный дух противоречия, сказывавшийся весьма неистовыми выходками, когда дело
касалось ее крестника. Она его как будто и любила и жалела, а между тем
бог знает как на его счет смущала.
«Что же
касается того, что есть восстановление мертвых», говорит он, возражая саддукеям, признающим одну земную жизнь и ничего, кроме плотской земной жизни, «то разве вы не читали того, что сказано вам
богом?