Неточные совпадения
Несколько
пуль провизжало над моей головою; я уж слышал,
как спешившиеся казаки бежали по следам…
— А вот слушайте: Грушницкий на него особенно сердит — ему первая роль! Он придерется к какой-нибудь глупости и вызовет Печорина на дуэль… Погодите; вот в этом-то и штука… Вызовет на дуэль: хорошо! Все это — вызов, приготовления, условия — будет
как можно торжественнее и ужаснее, — я за это берусь; я буду твоим секундантом, мой бедный друг! Хорошо! Только вот где закорючка: в пистолеты мы не положим
пуль. Уж я вам отвечаю, что Печорин струсит, — на шести шагах их поставлю, черт возьми! Согласны ли, господа?
Теперь вот
какие у меня подозрения: они, то есть секунданты, должно быть, несколько переменили свой прежний план и хотят зарядить
пулею один пистолет Грушницкого.
«Все устроено
как можно лучше: тело привезено обезображенное,
пуля из груди вынута. Все уверены, что причиною его смерти несчастный случай; только комендант, которому, вероятно, известна ваша ссора, покачал головой, но ничего не сказал. Доказательств против вас нет никаких, и вы можете спать спокойно… если можете… Прощайте…»
«Ребята, вперед!» — кричит он, порываясь, не помышляя, что вредит уже обдуманному плану общего приступа, что миллионы ружейных дул выставились в амбразуры неприступных, уходящих за облака крепостных стен, что взлетит,
как пух, на воздух его бессильный взвод и что уже свищет роковая
пуля, готовясь захлопнуть его крикливую глотку.
Питая горьки размышленья,
Среди печальной их семьи,
Онегин взором сожаленья
Глядит на дымные струи
И мыслит, грустью отуманен:
Зачем я
пулей в грудь не ранен?
Зачем не хилый я старик,
Как этот бедный откупщик?
Зачем,
как тульский заседатель,
Я не лежу в параличе?
Зачем не чувствую в плече
Хоть ревматизма? — ах, Создатель!
Я молод, жизнь во мне крепка;
Чего мне ждать? тоска, тоска!..
Бешеную негу и упоенье он видел в битве: что-то пиршественное зрелось ему в те минуты, когда разгорится у человека голова, в глазах все мелькает и мешается, летят головы, с громом падают на землю кони, а он несется,
как пьяный, в свисте
пуль в сабельном блеске, и наносит всем удары, и не слышит нанесенных.
Уже не видно было за великим дымом, обнявшим то и другое воинство, не видно было,
как то одного, то другого не ставало в рядах; но чувствовали ляхи, что густо летели
пули и жарко становилось дело; и когда попятились назад, чтобы посторониться от дыма и оглядеться, то многих недосчитались в рядах своих.
А уж упал с воза Бовдюг. Прямо под самое сердце пришлась ему
пуля, но собрал старый весь дух свой и сказал: «Не жаль расстаться с светом. Дай бог и всякому такой кончины! Пусть же славится до конца века Русская земля!» И понеслась к вышинам Бовдюгова душа рассказать давно отошедшим старцам,
как умеют биться на Русской земле и, еще лучше того,
как умеют умирать в ней за святую веру.
Дуня подняла револьвер и, мертво-бледная, с побелевшею, дрожавшею нижнею губкой, с сверкающими,
как огонь, большими черными глазами, смотрела на него, решившись, измеряя и выжидая первого движения с его стороны. Никогда еще он не видал ее столь прекрасною. Огонь, сверкнувший из глаз ее в ту минуту, когда она поднимала револьвер, точно обжег его, и сердце его с болью сжалось. Он ступил шаг, и выстрел раздался.
Пуля скользнула по его волосам и ударилась сзади в стену. Он остановился и тихо засмеялся...
— Укусила оса! Прямо в голову метит… Что это? Кровь! — Он вынул платок, чтоб обтереть кровь, тоненькою струйкой стекавшую по его правому виску; вероятно,
пуля чуть-чуть задела по коже черепа. Дуня опустила револьвер и смотрела на Свидригайлова не то что в страхе, а в каком-то диком недоумении. Она
как бы сама уж не понимала, что такое она сделала и что это делается!
—
Как угодно, — проговорил тот, заколачивая вторую
пулю.
— Вот новость! Обморок! С чего бы! — невольно воскликнул Базаров, опуская Павла Петровича на траву. — Посмотрим, что за штука? — Он вынул платок, отер кровь, пощупал вокруг раны… — Кость цела, — бормотал он сквозь зубы, —
пуля прошла неглубоко насквозь, один мускул, vastus externus, задет. Хоть пляши через три недели!.. А обморок! Ох, уж эти мне нервные люди! Вишь, кожа-то
какая тонкая.
— Н-ну-с, все благополучно,
как только может быть. Револьвер был плохонький;
пуля ударилась о ребро, кажется, помяла его, прошла сквозь левое легкое и остановилась под кожей на спине. Я ее вырезал и подарил храбрецу.
Солдаты выстрелили восемь раз; слышно было,
как одна
пуля где-то разбила стекло.
— Да-с, — говорил он, — пошли в дело пистолеты. Слышали вы о тройном самоубийстве в Ямбурге? Студент, курсистка и офицер. Офицер, — повторил он, подчеркнув. — Понимаю это не
как роман, а
как романтизм. И — за ними — еще студент в Симферополе тоже
пулю в голову себе. На двух концах России…
— Что? Не раздражать? Вот
как? — закричал Алябьев, осматривая людей и
как бы заранее определяя, кто решится возразить ему. — Их надо посылать на фронт, в передовые линии, — вот что надо. Под
пули надо! Вот что-с! Довольно миндальничать, либеральничать и вообще играть словами. Слова строптивых не укрощают…
—
Пули щелкают,
как ложкой по лбу.
«
Пули щелкают,
как ложкой по лбу», — говорил Лаврушка. «Не в этот, так в другой раз», — обещал Яков, а Любаша утверждала: «Мы победим».
— Мы должны идти впереди, — кричал он, странно акцентируя. — Мы все должны идти не
как свидетели, а
как жертвы, под
пули, на штыки…
— Одна
пуля отщепила доску, а доска ка-ак бабахнет Якова-товарища по ноге, он так и завертелся! А я башкой хватил по сундуку, когда Васю убило. Это я со страха. Косарев-то
как стонал, когда ранило его, студент…
— Старика этого мы давно знаем, он
как раз и есть, — заговорил штатский, но раздалось несколько выстрелов, солдат побежал, штатский, вскинув ружье на плечо, тоже побежал на выстрелы. Прогремело железо, тронутое
пулей, где-то близко посыпалась штукатурка.
Сзади одного из них стрелял, с колена, пятый, и после каждого выстрела штыки ружей подпрыгивали,
как будто нюхали воздух и следили, куда летит
пуля.
Митя действительно, раскрыв ящик с пистолетами, отомкнул рожок с порохом и тщательно всыпал и забил заряд. Затем взял
пулю и, пред тем
как вкатить ее, поднял ее в двух пальцах пред собою над свечкой.
— В мой мозг войдет, так интересно на нее взглянуть, какова она есть… А впрочем, вздор, минутный вздор. Вот и кончено, — прибавил он, вкатив
пулю и заколотив ее паклей. — Петр Ильич, милый, вздор, все вздор, и если бы ты знал, до
какой степени вздор! Дай-ка мне теперь бумажки кусочек.
— Раньше никакой люди первый зверя найти не могу. Постоянно моя первый его посмотри. Моя стреляй — всегда в его рубашке дырку делай. Моя
пуля никогда ходи нету. Теперь моя 58 лет. Глаз худой стал, посмотри не могу. Кабарга стреляй — не попал, дерево стреляй — тоже не попал. К китайцам ходи не хочу — их работу моя понимай нету.
Как теперь моя дальше живи?
Как раз в этот момент выстрелил Калиновский.
Пуля сделала такой большой недолет, что даже не напугала птицу. Узнав, что стрелки не могли попасть в утку тогда, когда она была близко, он подошел к ним и, смеясь, сказал...
Он рассказал мне,
как несколько лет тому назад вблизи бухты Терней разбился пароход «Викинг»; узнал о том,
как в 1905 году японцы убили его помощника Лю
Пула и
как он отомстил им за это; рассказал он мне также о партии каторжан, которые в 1906 году высадились на материке около мыса Олимпиада.
Сквозь дым выстрела я видел,
как медведь с ревом быстро повернулся и схватил себя зубами за то место, куда ударила
пуля.
Пуля ударила в землю
как раз около головы зайца и оглушила его.
Но большинство,
как всегда, когда рассуждает благоразумно, оказалось консервативно и защищало старое: «
какое подурачился — пустил себе
пулю в лоб, да и все тут».
Стены его комнаты были все источены
пулями, все в скважинах,
как соты пчелиные.
В «Ведомостях», откуда я брал эти цифры, добровольно вернувшиеся и пойманные показаны в одном числе, найденные мертвыми и убитые при преследовании тоже показаны нераздельно, и потому неизвестно,
какое число относится на долю поимщиков и
какой процент беглых погибает от солдатских
пуль.
Пули известны всем. Надобно прибавить, что только теми
пулями бить верно, которые совершенно приходятся по калибру ружья. Впрочем, из обыкновенных охотничьих ружей, дробовиков,
как их прежде называли, редко стреляют
пулями: для
пуль есть штуцера и винтовки. Эта стрельба мне мало знакома, и потому я об ней говорить не буду.
Приспели новые полки:
«Сдавайтесь!» — тем кричат.
Ответ им —
пули и штыки,
Сдаваться не хотят.
Какой-то бравый генерал,
Влетев в каре, грозиться стал —
С коня снесли его.
Другой приблизился к рядам:
«Прощенье царь дарует вам!»
Убили и того.
—
Пуля попала так низко, что, верно, Дантес целил куда-нибудь выше, в грудь или в голову; а так,
как она попала, никто не целит, стало быть, скорее всего
пуля попала в Пушкина случайно, уже с промаха. Мне это компетентные люди говорили.
Об этом самому высшему начальству известно: «А, это тот Иволгин, у которого тринадцать
пуль!..» Вот
как говорят-с!
Государю так и не сказали, и чистка все продолжалась до самой Крымской кампании. В тогдашнее время
как стали ружья заряжать, а
пули в них и болтаются, потому что стволы кирпичом расчищены.
Бедный Михайло тоже несколько разбит, только разница в том, что он был под
пулями, а я в крепости начал чувствовать боль, от которой сделалось растяжение жилы, и хроническая эта болезнь идет своим ходом. Вылечиваться я и не думаю, а только разными охлаждающими средствами чиню ее,
как говаривал некогда наш знаменитый Пешель.
Писемский сравнивает счет капель Живиным со счетом
пуль в опере егерем Каспаром, выливающим их посредством волшебства: по мере того,
как Каспар считает
пули, появляются совы, черные вепри, раздается гром, сверкает молния, и при счете «семь» низвергаются скалы.], всякий раз,
как капля сахару падала.
— Еще бы не жирные! будешь жирен,
как стервятиной да дохлятиной кормить будут! Да и вообще… разве это цыпленок! Подадут дылду на стол, двоим вряд убрать, и говорят:
пуле!
…Так же
как заслониться руками и крикнуть это
пуле: вы еще слышите свое смешное «не надо», а
пуля — уже прожгла, уже вы корчитесь на полу.
— Ну,
как же. За стрельбу наша дивизия попала в заграничные газеты. Десять процентов свыше отличного — от, извольте. Однако и жулили мы, б-батюшки мои! Из одного полка в другой брали взаймы хороших стрелков. А то, бывало, рота стреляет сама по себе, а из блиндажа младшие офицеры жарят из револьверов. Одна рота так отличилась, что стали считать, а в мишени на пять
пуль больше, чем выпустили. Сто пять процентов попадания. Спасибо, фельдфебель успел клейстером замазать.
Тут татарам меня уже бить нельзя, потому что я
как раз под ущельем стал, и чтобы им стрелять в меня, надо им из щели высунуться, а наши их с того берега
пулями как песком осыпают.
Потянули мы канат, пустили другую пару, а сами те камни, где татары спрятавшись,
как роем,
пулями осыпаем, но ничего им повредить не можем, потому что
пули наши в камни бьют, а они, анафемы,
как плюнут в пловцов, так вода кровью замутилась, и опять те два солдатика юркнули.
— Вот, — говорил он, потрясая своей могучей, совершенно нечесанной головой, — долби зады!
Как бы взять тебя, молокососа, да из хорошей винтовки шаркнуть
пулей, так забыл бы важничать!
Пули свистели не по одной,
как штуцерные, а роями,
как стадо осенних птичек пролетает над головами.
Одного я боюсь, что под влиянием жужжания
пуль, высовываясь из амбразуры, чтобы посмотреть неприятеля, вы ничего не увидите, а ежели увидите, то очень удивитесь, что этот белый каменистый вал, который так близко от вас и на котором вспыхивают белые дымки, этот-то белый вал и есть неприятель — он,
как говорят солдаты и матросы.
Когда они выбежали из-за траверса на открытую площадку,
пули посыпались буквально
как град; две ударились в него, но куда и что они сделали, контузили, ранили его, он не имел времени решить.
Как вам кажется, недалеко от себя слышите вы удар ядра, со всех сторон, кажется, слышите различные звуки
пуль, — жужжащие,
как пчела, свистящие, быстрые или визжащие,
как струна, — слышите ужасный гул выстрела, потрясающий всех вас, и который вам кажется чем-то ужасно страшным.