Неточные совпадения
— «Людей, говорит, моего класса, которые принимают эту философию
истории как истину обязательную и для них, я, говорит, считаю ду-ра-ка-ми, даже — предателями по неразумию их, потому что неоспоримый закон подлинной
истории — эксплоатация сил природы и сил человека, и чем беспощаднее насилие — тем выше
культура». Каково, а? А там — закоренелые либералы были…
Он неохотно и ‹не› очень много затратил времени на этот труд, но затраченного оказалось вполне достаточно для того, чтоб решительно не согласиться с философией
истории, по-новому изображающей процесс развития мировой
культуры.
«Германия — прежде всего Пруссия. Апофеоз
культуры неумеренных потребителей пива. В Париже, сопоставляя Нотр Дам и Тур д’Эйфель, понимаешь иронию
истории, тоску Мопассана, отвращение Бодлера, изящные сарказмы Анатоля Франса. В Берлине ничего не надо понимать, все совершенно ясно сказано зданием рейхстага и “Аллеей Победы”. Столица Пруссии — город на песке, нечто вроде опухоли на боку Германии, камень в ее печени…»
Европа перестанет быть центром мировой
истории, единственной носительницей высшей
культуры.
Раньше или позже должно ведь начаться движение
культуры к своим древним истокам, к древним расам, на Восток, в Азию и Африку, которые вновь должны быть вовлечены в поток всемирной
истории.
Мировая война приводит в исключительное соприкосновение мир Запада и мир Востока, она соединяет через раздор, она выводит за границы европейской
культуры и европейской
истории.
Величие народа, его вклад в
историю человечества, определяется не могуществом государства, не развитием экономики, а духовной
культурой.
Национальность есть моя национальность и она во мне, государственность — моя государственность и она во мне, церковь — моя церковь и она во мне,
культура — моя
культура и она во мне, вся
история есть моя
история и она во мне.
В века новой
истории, которая уже перестала быть новой и стала очень старой, все сферы
культуры и общественной жизни начали жить и развиваться лишь по собственному закону, не подчиняясь никакому духовному центру.
Принятие
истории есть уже принятие борьбы за национальные индивидуальности, за типы
культуры.
Западные культурные люди рассматривают каждую проблему прежде всего в ее отражениях в
культуре и
истории, то есть уже во вторичном.
Существует страшный суд над
культурой, страшный суд над
историей, изживание имманентных путей человеческого, только человеческого.
Преобладали темы по философии
истории и философии
культуры.
Русский культурный ренессанс начала века был одной из самых утонченных эпох в
истории русской
культуры.
Я переживаю не только трагический конфликт личности и
истории, я переживаю также
историю, как мою личную судьбу, я беру внутрь себя весь мир, все человечество, всю
культуру.
Неустанное размышление о расцвете и упадке обществ и
культур, резкое преобладание эстетики над этикой, биологические основы философии
истории и социологии, аристократизм, ненависть к либерально-эгалитарному прогрессу и демократии, amor fati — все это черты, роднящие Леонтьева с Ницше.
Славянофилы искали в
истории, в обществе и
культуре ту же духовную целостность, которую находили в душе.
«Очерки по
истории русской
культуры», т. III.
Основная тема русской мысли начала XX в. есть тема о божественном космосе и о космическом преображении, об энергиях Творца в творениях; тема о божественном в человеке, о творческом призвании человека и смысле
культуры; тема эсхатологическая, тема философии
истории.
Не только в
истории евреев, но и в
истории всех античных
культур созревало человечество для принятия Христа.
Вот почему христианское учение о воскресении плоти утверждает смысл жизни в этом мире, смысл мировой
истории, оправдывает мировую
культуру.
Положение это совершенно неоспоримо для
истории умственной и духовной
культуры Запада, особенно Германии.
В мировой
истории человечества и во всей
культуре человечества многое должно еще произойти, прежде чем станет возможным вступить в новую религиозную эпоху.
Человеческое было соединено с божеским в Христе, индивидуально соединялось у святых, у спасавших свою душу; но на пути
истории, на пути
культуры осталась отъединенность.
Люди религиозного сознания легко впадают в соблазн отрицания
истории, для них закрывается смысл трудового развития
культуры и религиозно нейтрального процесса гуманизации.
Абсолютная святыня православной церкви, святыня св. Максима Исповедника, св. Макария Египетского и св. Серафима Саровского, став динамической силой всемирной
истории и всемирной
культуры, приведет к сакраментальному завершению
истории, к богочеловеческому исходу из трагических противоречий нашего бытия.
Человечество, по выражению Вл. Соловьева, есть становящееся абсолютное, и в этом религиозный смысл
истории и религиозная задача человеческой
культуры.
Духа в путь
истории и
культуры.
«Переживание» мы находим не только в душе человека, но и в душе мира, в
истории, в
культуре.
Оправдание творчества и есть оправдание
истории, оправдание
культуры, оправдание воинственной правды общественной и любви личной, познания и поэзии, оправдание наших великих людей, наших творцов, для которых должно быть найдено место в Царстве Божьем.
И христианство, выполнявшее свою историческую миссию, в сознании своем не вмещало понимания смысла творческой
истории, смысла мировой
культуры.
Человечество, как бы предоставленное самому себе в делах этого мира, в историческом творчестве
культуры и общественности, беспомощно строило свою антропологию, свое человеческое учение об обществе и о пути
истории.
Никогда еще мы не были так близки к окончательному осознанию той религиозной истины, что не только Церковь как живая историческая плоть — мистична, но что мистична и сама
история с ее иррациональной плотью, и сама
культура — мистична.
Духа в
истории мира не было бы соборного действия Промысла, не было бы отблеска Божества на всем, что творится в
истории, во вселенской
культуре, в общественности, не было бы космического единства человечества.
Третий Завет, завершающий диалектику
истории, осуществляющий завет любви истинной антропологии, восстановит всю полноту язычества, но просветленного и освобожденного от тления, освятит всю плоть
культуры, но осмысленную и побеждающую смерть.
— Князь говорит дело. Умение владеть инструментом во всяком случае повышает эстетический вкус, да и в жизни иногда бывает подспорьем. Я же, с своей стороны, господа… я предлагаю читать с молодой особой «Капитал» Маркса и
историю человеческой
культуры. А кроме того. проходить с ней физику и химию.
Иностранные светские критики тонким манером, не оскорбляя меня, старались дать почувствовать, что суждения мои о том, что человечество может руководиться таким наивным учением, как нагорная проповедь, происходит отчасти от моего невежества, незнания
истории, незнания всех тех тщетных попыток осуществления в жизни принципов нагорной проповеди, которые были делаемы в
истории и ни к чему не привели, отчасти от непонимания всего значения той высокой
культуры, на которой со своими крупповскими пушками, бездымным порохом, колонизацией Африки, управлением Ирландии, парламентом, журналистикой, стачками, конституцией и Эйфелевой башней стоит теперь европейское человечество.
— А вот так и нет!
История есть у царей, патриархов, у дворян… даже у мещан, если хотите знать.
История что подразумевает? Постоянное развитие или падение, смену явлений. А наш народ, каким был во время Владимира Красного Солнышка, таким и остался по сие время. Та же вера, тот же язык, та же утварь, одежда, сбруя, телега, те же знания и
культура. Какая тут к черту
история!
Связь
культуры с культом есть вообще грандиозного значения факт в
истории человечества, требующий к себе надлежащего внимания и понимания.
Та пора в
истории человечества действительно может рассматриваться как потерянный рай
культуры, когда просто и мудро разрешались столь трагически обостренные ныне вопросы.
И сколько духовного наслаждения вы получите, если будете смотреть на мир божий, на вечно окружающую нас природу — и на море, и на небо — так сказать, вооруженным глазом, понимающим ее явления, и воспринимать впечатления новых стран, совсем иных
культур и народов, приготовленные предварительным знакомством с
историей, с бытом ее обитателей, с ее памятниками…
Может быть, впервые в
истории христианской Европы тема о любви была поставлена провансальскими трубадурами, которым принадлежит огромное место в эмоциональной
культуре.
Но в массовых процессах
истории, в остывших и кристаллизованных традициях
культуры, в формировавшихся организациях общества побеждает объективация, и человек прельщается рабством, которого не сознает и которое переживает как сладость.
С этим связана проблема активного вторжения огромных масс в
историю и
культуру, которая всегда была аристократической по своему принципу.
Нелепо было бы просто отрицать
культуру и особенно призывать к состоянию докультурному, как нелепо просто отрицать общество и
историю, но важно понять противоречия
культуры и неизбежность высшего суда над ней, как и над обществом и
историей.
Творчество человека, меняющее структуру сознания, может быть не только закреплением этого мира, не только
культурой, но и освобождением мира, концом
истории, то есть созданием Царства Божия, не символического, а реального.
Слишком ясно, что на Евангелии невозможно обосновать государства, хозяйства, семьи,
культуры, нельзя оправдать Евангелием насилий, которыми движется
история.
Однажды и в
истории человеческой
культуры было явлено что-то эдемское — в
культуре Древней Греции, в ее прекрасных формах.
В прошлой
истории человечества война бывала обнаружением хаоса, но бывала и борьбой против хаоса и преодолением хаоса, источником образования больших исторических тел с великими
культурами.
Оно хочет вечности и вечного, а создает временное, создает
культуру во времени, в
истории.