Неточные совпадения
— Моралист, хех! Неплохое ремесло. Ну-ко, выпьем, моралист! Легко, брат, убеждать людей, что они — дрянь и жизнь их — дрянь, они этому тоже легко верят, черт их
знает почему! Именно эта их вера и создает тебе и подобным репутации мудрецов. Ты —
не обижайся, — попросил он, хлопнув ладонью по колену Самгина. — Это я говорю для упражнения в острословии.
Обязательно, братец мой, быть остроумным, ибо чем еще я куплю себе кусок удовольствия?
В семидесятых годах формы у студентов еще
не было, но все-таки они соблюдали моду, и студента всегда можно было
узнать и по манерам, и по костюму. Большинство, из самых радикальных, были одеты по моде шестидесятых годов:
обязательно длинные волосы, нахлобученная таинственно на глаза шляпа с широченными полями и иногда — верх щегольства — плед и очки, что придавало юношам ученый вид и серьезность. Так одевалось студенчество до начала восьмидесятых годов, времени реакции.
Домой я захожу на самое короткое время, чтоб полежать, потянуться, переодеться и поругаться с Федькой, которого, entre nous soit dit, [между нами говоря (франц.)] за непотребство и кражу моих папирос, я уже три раза отсылал в полицию для «наказания на теле» (сюда еще
не проникла «вольность», и потому здешний исправник очень
обязательно наказывает на теле, если
знает, что его просит об этом un homme comme il faut). [порядочный человек (франц.)]
Обязательно. Мы и
не берем никого без партийной рекомендации. Разве можно? У нас мастерская показательная. Бог
знает кто придет.
Надобно отдать должную справедливость и этому человеку, который,
не знаю почему, имел в городе репутацию холодного «интересана», — что в отношении к нам он поступал
обязательно и бескорыстно; он
не только
не взял с нас ни копейки денег, но даже
не принял подарка, предложенного ему матерью на память об одолженных им людях; докторам же, которые свидетельствовали меня, он подарил от нас по двадцать пять рублей за беспокойство, как будто за консилиум; разумеется, мать отдала ему эти деньги.
И
знала, что после этого взгляда и улыбки гость
обязательно подумает: «Какой у нее хороший сын!», а вскоре, уйдя из-под Линочкиных чар, подсядет к Саше, и начнет его допытывать, и
не допытает ничего, и за это еще больше полюбит Сашу, и, уходя, уже в прихожей, непременно скажет Елене Петровне...
— Comment! Vous ne saviez pas que chez eux la jeune maríue doit pleurer pendant une semaine? Mais c’est de rigueur… [Как! Вы
не знаете, что у них молодая новобрачная должна плакать в течение недели? Но это
обязательно… (франц.)]
Лариосик. Но тем
не менее я водочки достал! Единственный раз в жизни мне повезло! Думал, ни за что
не достану. Такой уж я человек! Погода была великолепная, когда я выходил. Небо ясно, звезды блещут, пушки
не стреляют… Все обстоит в природе благополучно. Но стоит мне показаться на улице —
обязательно пойдет снег. И действительно, вышел — и мокрый снег лепит в самое лицо. Но бутылочку достал!.. Пусть
знает Мышлаевский, на что я способен. Два раза упал, затылком трахнулся, но бутылку держал в руках.
— Так-то так… — сказал художник и брезгливо поморщился, — но можно все-таки лучше жить… Развитой человек
обязательно должен быть эстетиком.
Не правда ли? А у вас тут чёрт
знает что! Постель
не прибрана, помои, сор… вчерашняя каша на тарелке… тьфу!
Нечего и говорить, что язык везде — в аудиториях, кабинетах, клиниках — был
обязательно немецкий. Большинство профессоров
не знали по-русски. Между ними довольно значительный процент составляли заграничные, выписные немцы; да и остзейцы редко могли свободно объясняться по-русски, хотя один из них, профессор Ширрен, заядлый русофоб, одно время читал даже русскую историю.
Анна Тимофеевна
узнала, что мы с братом Мишею в Петербурге, и написала сестре, чтобы мы
обязательно посетили ее. Приняла очень радушно, потребовала, чтоб мы их
не забывали. Пришлось раза два-три в год ходить к ним. Мучительные «родственные» визиты, чувствовалось, что мы им совершенно ненужны и неинтересны — «родственники из провинции». И нам там было чуждо, неуютно. Но если мы долго
не являлись, Анна Тимофеевна писала об этом в Тулу сестре.
На груди, на плечах и на бедрах я вывел себе красными чернилами буквы М. П. и каждый день возобновлял их. Товарищи мои в гимназии все
знали, что я влюблен. Один, очень умный, сказал мне, что влюбленный человек
обязательно должен читать про свою возлюбленную стихи. Я
не знал, какие нужно. Тогда он мне добыл откуда-то, я их выучил наизусть и таинственно читал иногда Юле. Вот они...
— Барыня, голубонька,
не сердитесь на меня, Христа ради: плакал и блажил он все время,
обязательно просился к маме да к маме. Ну и согрешила я, значит, взяла его, чтоб успокоить хоть малость. Ах ты, Господи, кто же
знал, что он, сердечненький, признает вас и закричит на весь киянтер?
Лелька воображала себя на ее месте — и сейчас же начинала нервно волноваться: как можно хорошо работать, когда
знаешь, — вон она там, плывет и подплывает все ближе твоя колодка, неумолимая в неуклонном своем приближении.
Знать, что ты
обязательно должна кончить свою операцию во столько-то секунд. Да от этого одного ни за что
не кончишь!
Если многие громко сморкаются в руку,
А другие
обязательно в носовой платок.
Мне до дьявола противны
И те и эти.
Я потерял равновесие…
И
знаю сам —
Конечно, меня подвесят
Когда-нибудь к небесам.
Ну так что ж!
Это еще лучше!
Там можно прикуривать о звезды…
Но…
Главное
не в этом.
Сегодня проходит экспресс,
В 2 ночи —
46 мест.
Красноармейцы и рабочие.
Золото в слитках.
Я сегодня в 12 в Киев.
Паспорт у меня есть.
Вас
не знают, кто вы такие,
Потому оставайтесь здесь…
Телеграммой я дам вам
знать,
Где я буду…
В какие минуты…
Обязательно тыщ 25
На песок закупить валюты.
Пусть они поумерят прыть —
Мы мозгами немного побольше…