Неточные совпадения
—
Потом я
песни слышала,
Всё голоса
знакомые,
Девичьи голоса...
Шарманка играла не без приятности, но в средине ее, кажется, что-то случилось, ибо мазурка оканчивалась
песнею: «Мальбруг в поход поехал», а «Мальбруг в поход поехал» неожиданно завершался каким-то давно
знакомым вальсом.
Недурен был эффект выдумки, которая повторялась довольно часто в прошлую зиму в домашнем кругу, когда собиралась только одна молодежь и самые близкие
знакомые: оба рояля с обеих половин сдвигались вместе; молодежь бросала жребий и разделялась на два хора, заставляла своих покровительниц сесть одну за один, другую за другой рояль, лицом одна прямо против другой; каждый хор становился за своею примадонною, и в одно время пели: Вера Павловна с своим хором: «La donna е mobile», а Катерина Васильевна с своим хором «Давно отвергнутый тобою», или Вера Павловна с своим хором какую-нибудь
песню Лизетты из Беранже, а Катерина Васильевна с своим хором «
Песню о Еремушке».
Черевик заглянул в это время в дверь и, увидя дочь свою танцующею перед зеркалом, остановился. Долго глядел он, смеясь невиданному капризу девушки, которая, задумавшись, не примечала, казалось, ничего; но когда же услышал
знакомые звуки
песни — жилки в нем зашевелились; гордо подбоченившись, выступил он вперед и пустился вприсядку, позабыв про все дела свои. Громкий хохот кума заставил обоих вздрогнуть.
В этот день он явился в класс с видом особенно величавым и надменным. С небрежностью, сквозь которую, однако, просвечивало самодовольство, он рассказал, что он с новым учителем уже «приятели». Знакомство произошло при особенных обстоятельствах. Вчера, лунным вечером, Доманевич возвращался от
знакомых. На углу Тополевой улицы и шоссе он увидел какого-то господина, который сидел на штабеле бревен, покачивался из стороны в сторону, обменивался шутками с удивленными прохожими и запевал малорусские
песни.
И опять звуки крепли и искали чего-то, подымаясь в своей полноте выше, сильнее. В неопределенный перезвон и говор аккордов вплетались мелодии народной
песни, звучавшей то любовью и грустью, то воспоминанием о минувших страданиях и славе, то молодою удалью разгула и надежды. Это слепой пробовал вылить свое чувство в готовые и хорошо
знакомые формы.
Но
знакомая добрая и скучная тьма усадьбы шумела только ласковым шепотом старого сада, навевая смутную, баюкающую, успокоительную думу. О далеком мире слепой знал только из
песен, из истории, из книг. Под задумчивый шепот сада, среди тихих будней усадьбы, он узнавал лишь по рассказам о бурях и волнениях далекой жизни. И все это рисовалось ему сквозь какую-то волшебную дымку, как
песня, как былина, как сказка.
Я наткнулся на него лунною ночью, в ростепель, перед масленицей; из квадратной форточки окна, вместе с теплым паром, струился на улицу необыкновенный звук, точно кто-то очень сильный и добрый пел, закрыв рот; слов не слышно было, но
песня показалась мне удивительно
знакомой и понятной, хотя слушать ее мешал струнный звон, надоедливо перебивая течение
песни.
Его трудно понять; вообще — невеселый человек, он иногда целую неделю работает молча, точно немой: смотрит на всех удивленно и чуждо, будто впервые видя
знакомых ему людей. И хотя очень любит пение, но в эти дни не поет и даже словно не слышит
песен. Все следят за ним, подмигивая на него друг другу. Он согнулся над косо поставленной иконой, доска ее стоит на коленях у него, середина упирается на край стола, его тонкая кисть тщательно выписывает темное, отчужденное лицо, сам он тоже темный и отчужденный.
Перед рассветом Хаджи-Мурат опять вышел в сени, чтобы взять воды для омовения. В сенях еще громче и чаще, чем с вечера, слышны были заливавшиеся перед светом соловьи. В комнате же нукеров слышно было равномерное шипение и свистение железа по камню оттачиваемого кинжала. Хаджи-Мурат зачерпнул воды из кадки и подошел уже к своей двери, когда услыхал в комнате мюридов, кроме звука точения, еще и тонкий голос Ханефи, певшего
знакомую Хаджи-Мурату
песню. Хаджи-Мурат остановился и стал слушать.
Чу,
песня!
знакомые звуки!
Хорош голосок у певца…
Последние признаки муки
У Дарьи исчезли с лица...
Настя лежала на постели, заслышала
знакомую голосистую
песню, оперлась на локоть и смотрит в щелку, которых много в плетневой стене, потому что суволока, которою обставляют пуньки на зиму, была отставлена.
Не заметила Настя, как завела
песню и как ее кончила. Но только что умолк ее голос, на лугу с самого берега Гостомли заслышалась другая
песня. Настя сначала думала, что ей это показалось, но она узнала
знакомый голос и, обернувшись ухом к лугу, слушала. А Степан пел...
Еще один мостик с фонарями, еще пустырь — и мы въехали в улицу сибирской слободки, погруженной в глубокий сон. У одного дома мы увидели оседланную лошадь.
Знакомая фигура в шлыке хлопотала около нее, снимая переметы… В замерзшие окна виднелся свет, тоже, как и в резиденции, мелькали тени и слышались нестройные пьяные
песни…
Немало дивились купцы и прохожие, незнакомые и особенно
знакомые, видя благородных дворян, едущих среди белого дня по улицам с
песнями, цыганками и пьяными цыганами.
Было много веселых игр, смеха и
песен — на следующее утро уезжал в Петербург сын Петра Ильича, офицер, и
знакомые собрались проводить его.
Пела она
песню заунывную, нисколько не русскую и на языке, совершенно Кузьме Васильевичу не
знакомом.
Многие читатели узнали
знакомый голос и радушно приняли «старые
песни на новый лад», как называл г. Плещеев свои стихи, печатая их в «Русском вестнике» [С 1858 г. поэт начал активно печататься в «Современнике» и сблизился с его сотрудниками, в том числе с Добролюбовым.].
Ловцы отдохнули, братины допив,
Сидеть им без дела не любо,
Поехали дале, про
песню забыв, —
Гусляр между тем на княжой на призыв
Бредёт ко
знакомому дубу.
Чем-то
знакомым, родным повеяло от этой
песни на русских моряков. Им невольно припомнились русские заунывные
песни.
Прислушивается Дуня. Голоса громче и громче…
Песня знакомая...
Сильные мужские голоса с каким-то захватывающим выражением, глубоким и прочувственным, произносят эти хорошо
знакомые каждому сербскому сердцу слова народной песни-молитвы.