Неточные совпадения
— Пожалуйста, не объясняй причины! Я не могу иначе! Мне очень совестно перед тобой и перед ним. Но ему, я думаю, не будет большого горя
уехать, а мне и моей
жене его присутствие неприятно.
После обеда он провел полчаса с гостями и, опять с улыбкой пожав руку
жене, вышел и
уехал в совет.
Алексей Александрович решил, что поедет в Петербург и увидит
жену. Если ее болезнь есть обман, то он промолчит и
уедет. Если она действительно больна при смерти и желает его видеть пред смертью, то он простит ее, если застанет в живых, и отдаст последний долг, если приедет слишком поздно.
После графини Лидии Ивановны приехала приятельница,
жена директора, и рассказала все городские новости. В три часа и она
уехала, обещаясь приехать к обеду. Алексей Александрович был в министерстве. Оставшись одна, Анна дообеденное время употребила на то, чтобы присутствовать при обеде сына (он обедал отдельно) и чтобы привести в порядок свои вещи, прочесть и ответить на записки и письма, которые у нее скопились на столе.
А Ресслих эта шельма, я вам скажу, она ведь что в уме держит: я наскучу, жену-то брошу и
уеду, а
жена ей достанется, она ее и пустит в оборот; в нашем слою то есть, да повыше.
— Павля все знает, даже больше, чем папа. Бывает, если папа
уехал в Москву, Павля с мамой поют тихонькие песни и плачут обе две, и Павля целует мамины руки. Мама очень много плачет, когда выпьет мадеры, больная потому что и злая тоже. Она говорит: «Бог сделал меня злой». И ей не нравится, что папа знаком с другими дамами и с твоей мамой; она не любит никаких дам, только Павлю, которая ведь не дама, а солдатова
жена.
— Ну? Что? — спросила она и, махнув на него салфеткой, почти закричала: — Да сними ты очки! Они у тебя как на душу надеты — право! Разглядываешь, усмехаешься… Смотри, как бы над тобой не усмехнулись! Ты — хоть на сегодня спусти себя с цепочки. Завтра я
уеду, когда еще встретимся, да и — встретимся ли? В Москве у тебя
жена, там я тебе лишняя.
— Со второй
женой в Орле жил, она орловская была. Там — чахоточных очень много. И — крапивы, все заборы крапивой обросли. Теперь у меня третья; конечно — не венчаны.
Уехала в Томск, там у нее…
Сестры Сомовы жили у Варавки, под надзором Тани Куликовой: сам Варавка
уехал в Петербург хлопотать о железной дороге, а оттуда должен был поехать за границу хоронить
жену. Почти каждый вечер Клим подымался наверх и всегда заставал там брата, играющего с девочками. Устав играть, девочки усаживались на диван и требовали, чтоб Дмитрий рассказал им что-нибудь.
Утром, когда Самгин оделся и вышел в столовую,
жена и Кутузов уже ушли из дома, а вечером Варвара
уехала в Петербург — хлопотать по своим издательским делам.
— План не кончен. Потом я бы
уехал не один, а с
женой…
Штольц не приезжал несколько лет в Петербург. Он однажды только заглянул на короткое время в имение Ольги и в Обломовку. Илья Ильич получил от него письмо, в котором Андрей уговаривал его самого ехать в деревню и взять в свои руки приведенное в порядок имение, а сам с Ольгой Сергеевной
уезжал на южный берег Крыма, для двух целей: по делам своим в Одессе и для здоровья
жены, расстроенного после родов.
— Эта нежность мне не к лицу. На сплетню я плюю, а в городе мимоходом скажу, как мы говорили сейчас, что я сватался и получил отказ, что это огорчило вас, меня и весь дом… так как я давно надеялся… Тот
уезжает завтра или послезавтра навсегда (я уж справился) — и все забудется. Я и прежде ничего не боялся, а теперь мне нечем дорожить. Я все равно, что живу, что нет с тех пор, как решено, что Вера Васильевна не будет никогда моей
женой…
— Да, не был я у вас давно, у меня
жена…
уехала в Москву… повидаться с родными, — тихо сказал он, глядя вниз, — так я и не мог…
В виде гарантии я давал ему слово, что если он не захочет моих условий, то есть трех тысяч, вольной (ему и
жене, разумеется) и вояжа на все четыре стороны (без
жены, разумеется), — то пусть скажет прямо, и я тотчас же дам ему вольную, отпущу ему
жену, награжу их обоих, кажется теми же тремя тысячами, и уж не они от меня уйдут на все четыре стороны, а я сам от них
уеду на три года в Италию, один-одинехонек.
В субботу, однако, никак не удалось бежать; пришлось ожидать до завтра, до воскресенья, и, как нарочно, Тушар с
женой куда-то в воскресенье
уехали; остались во всем доме только я да Агафья.
«Good bye!» — прощались мы печально на крыльце с старухой Вельч, с Каролиной. Ричард, Алиса, корявый слуга и малаец-повар — все вышли проводить и взять обычную дань с путешественников — по нескольку шиллингов. Дорогой встретили доктора, верхом, с
женой, и на вопрос его, совсем ли мы
уезжаем: «Нет», — обманул я его, чтоб не выговаривать еще раз «good bye», которое звучит не веселей нашего «прощай».
— Ну вот, спасибо, что приехал. Пойдем к
жене. А у меня как раз десять минут свободных перед заседанием. Принципал ведь
уехал. Я правлю губернией, — сказал он с удовольствием, которого не мог скрыть.
— Это уж вовсе, вовсе не обо мне, — говорит светлая красавица. — Он любил ее, пока не касался к ней. Когда она становилась его
женою, она становилась его подданною; она должна была трепетать его; он запирал ее; он переставал любить ее. Он охотился, он
уезжал на войну, он пировал с своими товарищами, он насиловал своих вассалок, —
жена была брошена, заперта, презрена. Ту женщину, которой касался мужчина, этот мужчина уж не любил тогда. Нет, тогда меня не было. Ту царицу звали «Непорочностью». Вот она.
Жена лежала в обмороке; люди не смели его остановить и с ужасом на него глядели; он вышел на крыльцо, кликнул ямщика и
уехал, прежде чем успел я опомниться».
Смотритель смотрел в окошко, и когда коляска
уехала, обратился к
жене с восклицанием: «Пахомовна, знаешь ли ты что? ведь это был Дубровский».
В 1851 году я был проездом в Берне. Прямо из почтовой кареты я отправился к Фогтову отцу с письмом сына. Он был в университете. Меня встретила его
жена, радушная, веселая, чрезвычайно умная старушка; она меня приняла как друга своего сына и тотчас повела показывать его портрет. Мужа она не ждала ранее шести часов; мне его очень хотелось видеть, я возвратился, но он уже
уехал на какую-то консультацию к больному.
Дело доходило до того, что,
уезжая, он запирал
жену на замок, и молодая женщина, почти ребенок, сидя взаперти, горько плакала от детского огорчения и тяжкой женской обиды…
Вскоре Игнатович
уехал в отпуск, из которого через две недели вернулся с молоденькой
женой. Во втором дворе гимназии было одноэтажное здание, одну половину которого занимала химическая лаборатория. Другая половина стояла пустая; в ней жил только сторож, который называл себя «лабаторщиком» (от слова «лабатория»). Теперь эту половину отделали и отвели под квартиру учителя химии. Тут и водворилась молодая чета.
— Завтра, то есть сегодня, я
уеду, — прибавил он в заключение. — Если что вам понадобится, так напишите.
Жена пока у вас поживет… ну, с неделю.
Емельян
уехал с
женой в Заполье, а на мельнице оставался один Симон. В первую минуту старик не узнал сына, — так он изменился за этот короткий срок.
На мой вопрос, женат ли он, молодой человек отвечает, что за ним на Сахалин прибыла добровольно его
жена с дочерью, но что вот уже два месяца, как она
уехала с ребенком в Николаевск и не возвращается, хотя он послал ей уже несколько телеграмм.
Жена умирает от чахотки, а муж
уезжает на материк, старый и одинокий; или же она остается вдовой и не знает, что ей делать, куда ехать.
Старик недавно получил крестьянские права и теперь
уезжал с
женою на материк, сначала во Владивосток, а потом «куда бог даст».
Проводы устроил Бахмутов у себя же в доме, в форме обеда с шампанским, на котором присутствовала и
жена доктора; она, впрочем, очень скоро
уехала к ребенку.
Никаких разговоров по первоначалу не было, как не было их потом, когда на другой день приехал с пожара Макар. Старик отмалчивался, а сыновья не спрашивали. Зато Домнушка в первую же ночь через Агафью вызнала всю подноготную: совсем «выворотились» из орды, а по осени выедет и большак Федор с
женой. Неловко было выезжать всем зараз, тоже совестно супротив других, которым не на что было пошевельнуться:
уехали вместе, а назад повернули первыми Горбатые.
Наконец, сегодня, то есть 21 августа, явился Пальм и завтра утром увозит Дурова, который непременно сам заедет к вам. Вопрос в том, застанет ли он вас дома. Во всяком случае, у вас на столе будет и рукопись и это письмо… [Дальше — просьба достать для петрашевца С. Ф. Дурова сочинения Фурье. Дуров
уехал в Москву 22 августа (неизданное письмо Пущина к
жене от 24 августа).]
Иван великий предполагает на будущей неделе двинуться в Москву, там пробудет до 7-го числа — заберет сестру свою вдову Бароццову, которая к этому дню должна приехать на чугунке, заберет и купчика Ивана малого и привезет их к 8-му в Марьино, где
жена состряпает именинный пирог. Ване можно
уехать, потому что гут скопилось несколько праздничных дней. — Он тоже состоит под охраной Иоанна-богослова.
Ульрих Райнер оставил семью у Блюма и
уехал в Швейцарию. С помощью старых приятелей он скоро нашел очень хорошенькую ферму под одною из гор, вблизи боготворимой им долины Рютли, и перевез сюда
жену и сына.
— Я даже как женюсь, так сейчас прежней
жене пенсию: получай и живи. Только честно живи; где хочешь, но только честно, не марай моего имени. А теперь хочешь
уехать, так расставайся. Дай тысячу рублей, я тебе сейчас свидетельство, и живи где хочешь; только опять честно живи, моего имени не марай.
Затем тотчас же, точно привидение из люка, появился ее сердечный друг, молодой полячок, с высоко закрученными усами, хозяин кафешантана. Выпили вина, поговорили о ярмарке, о выставке, немножко пожаловались на плохие дела. Затем Горизонт телефонировал к себе в гостиницу, вызвал
жену. Познакомил ее с теткой и с двоюродным братом тетки и сказал, что таинственные политические дела вызывают его из города. Нежно обнял Сару, прослезился и
уехал.
Наконец гости
уехали, взяв обещание с отца и матери, что мы через несколько дней приедем к Ивану Николаичу Булгакову в его деревню Алмантаево, верстах в двадцати от Сергеевки, где гостил Мансуров с
женою и детьми. Я был рад, что
уехали гости, и понятно, что очень не радовался намерению ехать в Алмантаево; а сестрица моя, напротив, очень обрадовалась, что увидит маленьких своих городских подруг и знакомых: с девочками Мансуровыми она была дружна, а с Булгаковыми только знакома.
— На ваше откровенное предложение, — заговорил он слегка дрожащим голосом, — постараюсь ответить тоже совершенно откровенно: я ни на ком и никогда не женюсь; причина этому та: хоть вы и не даете никакого значения моим литературным занятиям, но все-таки они составляют единственную мою мечту и цель жизни, а при такого рода занятиях надо быть на все готовым: ездить в разные местности, жить в разнообразных обществах,
уехать, может быть, за границу, эмигрировать, быть, наконец, сослану в Сибирь, а по всем этим местам возиться с
женой не совсем удобно.
— Не погубите! — начал он мелодраматическим голосом. — Я отец семейства, у меня
жена теперь умирает, я сам почти помешанный какой-то, ничего не могу сообразить.
Уезжайте теперь, не доканчивайте вашего дела, а потом я соображу и попрошу о чем-нибудь для себя начальника губернии.
Князь воспользовался этим достоинством вполне: после первого года брака он оставил
жену свою, родившую ему в это время сына, на руках ее отца-откупщика в Москве, а сам
уехал служить в — ю губернию, где выхлопотал, через покровительство одного знатного петербургского родственника, довольно видное место.
Сказано — сделано. Через неделю
жена собрала сына и
уехала в Петербург. К концу августа убежденный помещик получил известие, что сын выдержал экзамен в гимназию, а Зверков, Жизнеев, Эльман и другие товарищи дали слово определить к делу и отца.
Кроме того, я узнал, что он женился. И теперь, в Петербурге, он с
женой, но она
уехала на вечер к сестре, а он предпочел театр.
Под конец вечера Сережа заезжает на минутку домой, беседует с наиболее влиятельными гостями на тему que tout est a refaire, и когда старички
уезжают, он опять исчезает в клуб, оставляя
жену коротать остатки вечера в обществе молодых людей.
Он
уехал. Прошло более двух недель. Все уже переехали с дач. Аристократические салоны засияли снова. И чиновник засветил две стенные лампы в гостиной, купил полпуда стеариновых свеч, расставил два карточных стола, в ожидании Степана Иваныча и Ивана Степаныча, и объявил
жене, что у них будут вторники.
— Да как я ее увижу,
жену твою? Ты говоришь, вы послезавтра
уезжаете?
— Ну, и наслаждайся, сколько тебе угодно! — проговорил явно с насмешкою Лябьев, но в то же время почти с нежностью поцеловал у
жены руку и
уехал.
Клавдия понравилась.
Жена акциозного ее хвалила. Ее наняли и велели приходить сегодня же вечером, так как акцизный
уезжал сегодня.
Я ушла, чтобы не мучить вас, а скоро, вероятно, и совсем
уеду из Окурова. Не стану говорить о том, что разъединяет нас; мне это очень грустно, тяжело, и не могу я, должно быть, сказать ничего такого, что убедило бы вас. Поверьте — не
жена я вам. А жалеть — я не могу, пожалела однажды человека, и четыре года пришлось мне лгать ему. И себе самой, конечно. Есть и ещё причина, почему я отказываю вам, но едва ли вас утешило бы, если бы вы знали её.
Анна Васильевна никогда так рано не съезжала с дачи, но в тот год у ней от первых осенних холодов разыгрались флюсы; Николай Артемьевич, с своей стороны, окончивши курс лечения, соскучился по
жене; притом же Августина Христиановна
уехала погостить к своей кузине в Ревель; в Москву прибыло какое-то иностранное семейство, показывавшее пластические позы, des poses plastiques, описание которых в Московских ведомостях сильно возбудило любопытство Анны Васильевны.
Через месяц сигналом с берега был остановлен бриг «Полина», и спасшиеся
уехали с ним, но Гобс не захотел ехать, потому что не мог справиться с
женой — так она напугалась во время шторма.