Неточные совпадения
— Что вы говорите! — вскрикнул он, когда княгиня сказала ему, что Вронский
едет в этом
поезде. На мгновение лицо Степана Аркадьича выразило грусть, но через минуту, когда, слегка подрагивая на каждой ноге и расправляя бакенбарды, он вошел
в комнату, где был Вронский, Степан Аркадьич уже вполне забыл свои отчаянные рыдания над трупом сестры и видел
в Вронском только героя и старого приятеля.
Это невинное веселье выборов и та мрачная, тяжелая любовь, к которой он должен был вернуться, поразили Вронского своею противоположностью. Но надо было
ехать, и он по первому
поезду,
в ночь, уехал к себе.
Ярким летним днем Самгин
ехал в Старую Руссу; скрипучий, гремящий
поезд не торопясь катился по полям Новгородской губернии; вдоль железнодорожной линии стояли
в полусотне шагов друг от друга новенькие солдатики;
в жарких лучах солнца блестели, изгибались штыки, блестели оловянные глаза на лицах, однообразных, как пятикопеечные монеты.
Ехал он
в вагоне второго класса, пассажиров было немного, и сквозь железный грохот
поезда звонким ручейком пробивался знакомый голос Пыльникова.
Через час он
ехал в санитарном
поезде, стоя на площадке вагона, глядя на поля, уставленные палатками — белыми пузырями.
До отхода пассажирского
поезда, с которым
ехал Нехлюдов, оставалось два часа. Нехлюдов сначала думал
в этот промежуток съездить еще к сестре, но теперь, после впечатлений этого утра, почувствовал себя до такой степени взволнованным и разбитым, что, сев на диванчик первого класса, совершенно неожиданно почувствовал такую сонливость, что повернулся на бок, положил под щеку ладонь и тотчас же заснул.
Но, взглянув на часы, он увидал, что теперь уже некогда, и надо торопиться, чтобы не опоздать к выходу партии. Второпях собравшись и послав с вещами швейцара и Тараса, мужа Федосьи, который
ехал с ним, прямо на вокзал, Нехлюдов взял первого попавшегося извозчика и
поехал в острог. Арестантский
поезд шел за два часа до почтового, на котором
ехал Нехлюдов, и потому он совсем рассчитался
в своих номерах, не намереваясь более возвращаться.
Лопахин. На дворе октябрь, а солнечно и тихо, как летом. Строиться хорошо. (Поглядев на часы
в дверь.) Господа, имейте
в виду, до
поезда осталось всего сорок шесть минут! Значит, через двадцать минут на станцию
ехать. Поторапливайтесь.
Лопахин. А мне
в Харьков надо.
Поеду с вами
в одном
поезде.
В Харькове проживу всю зиму. Я все болтался с вами, замучился без дела. Не могу без работы, не знаю, что вот делать с руками; болтаются как-то странно, точно чужие.
Там, слышишь, на какой-нибудь новооткрытой дороге столкнулись или провалились на мосту вагоны; там, пишут, чуть не зазимовал
поезд среди снежного поля:
поехали на несколько часов, а пять дней простояли
в снегу.
Наконец, часы пробили одиннадцать. Я насилу мог уговорить его
ехать. Московский
поезд отправлялся ровно
в двенадцать. Оставался один час. Наташа мне сама потом говорила, что не помнит, как последний раз взглянула на него. Помню, что она перекрестила его, поцеловала и, закрыв руками лицо, бросилась назад
в комнату. Мне же надо было проводить Алешу до самого экипажа, иначе он непременно бы воротился и никогда бы не сошел с лестницы.
— Не говори, мой родной! люди так завистливы, ах, как завистливы! Ну, он это знал и потому хранил свой капитал
в тайне, только пятью процентами
в год пользовался. Да и то
в Москву каждый раз ездил проценты получать. Бывало, как первое марта или первое сентября, так и
едет в Москву с поздним
поездом. Ну, а процентные бумаги — ты сам знаешь, велика ли польза от них?
Они были сильно испуганы и всю ночь не спали, ожидая каждую минуту, что к ним постучат, но не решились выдать ее жандармам, а утром вместе с нею смеялись над ними. Однажды она, переодетая монахиней,
ехала в одном вагоне и на одной скамье со шпионом, который выслеживал ее и, хвастаясь своей ловкостью, рассказывал ей, как он это делает. Он был уверен, что она
едет с этим
поездом в вагоне второго класса, на каждой остановке выходил и, возвращаясь, говорил ей...
— Да вот так же, вам всегда везет, и сейчас тоже! Вчера приехал ко мне мой бывший денщик, калмык, только что из полка отпущенный на льготу! Прямо с
поезда, проездом
в свой улус, прежде ко мне повидаться, к своему командиру… Я
еду на
поезд — а он навстречу на своем коне… Триста монет ему давали
в Москве — не отдал! Ну, я велел ему дожидаться, — а вышло кстати… Вот он вас проводит, а потом и мою лошадь приведет… Ну, как, довольны? — и хлопнул меня по плечу.
А сам виновник волнения публики
в день знаменитого митинга под вечер
ехал в экстренном
поезде на Детройт, на Бэффало, на Ниагару и на Чикаго…
Матвей вышел, сожалея, что нельзя
ехать таким образом вечно. Перед ним зияло опять, точно пещера, устье Бруклинского моста. Вверху, пыхтя, опять завернулся локомотив и подхватил
поезд.
В левой стороне вкатывались вагоны канатной дороги, справа выбегали другие, а рядом въезжали фургоны и шли редкие пешеходы…
— О, нет, — вмешался другой. — Я
еду из Мильвоки и уже застал его
в поезде. Он, кажется, сел
в Чикаго, а может быть, и
в Нью-Йорке. Он не говорит ни слова по-английски и беспомощен, как ребенок.
Все эти люди, как те, которые, как помещик, управляющий, министр, царь, содействовали совершению этого дела, так же как и те, которые
едут теперь
в этом
поезде, даже и те, которые, не участвуя
в этом деле, видят со стороны совершение его, все знают, что дело это дурное, и стыдятся своего участия
в нем и даже присутствия при нем.
Стоило некоторым людям, участникам и неучастникам этого дела, свободным от внушения, еще тогда, когда только готовились к этому делу, смело высказывать свое негодование перед совершившимися
в других местах истязаниями и отвращение и презрение к людям, участвовавшим
в них, стоило
в настоящем тульском деле некоторым лицам выразить нежелание участвовать
в нем, стоило проезжавшей барыне и другим лицам тут же на станции высказать тем, которые
ехали в этом
поезде, свое негодование перед совершаемым ими делом, стоило одному из полковых командиров, от которых требовались части войск для усмирения, высказать свое мнение, что военные не могут быть палачами, и благодаря этим и некоторым другим, кажущимся неважными частным воздействиям на людей, находящихся под внушением, дело приняло совсем другой оборот, и войска, приехав на место, не совершили истязаний, а только срубили лес и отдали его помещику.
Все люди, едущие
в этом
поезде, когда приступят к совершению того дела, на которое
едут, будут
в том же положении,
в котором был бы загипнотизированный человек, которому внушено разрубить бревно, и он, подойдя уже к тому, что ему указано как бревно, и уже взмахнув топором, сам увидал бы или ему указали бы, что это не бревно, а его спящий брат.
Я кончал эту двухлетнюю работу, когда 9-го сентября мне случилось
ехать по железной дороге
в местность голодавших
в прошлом году и еще сильнее голодающих
в нынешнем году крестьян Тульской и Рязанской губерний. На одной из железнодорожных станций
поезд,
в котором я
ехал, съехался с экстренным
поездом, везшим под предводительством губернатора войска с ружьями, боевыми патронами и розгами для истязания и убийства этих самых голодающих крестьян.
Люди, едущие
в этом
поезде, выехали для истязания и убийства своих братьев, но никто не знает того, сделают или не сделают они то, для чего они
едут.
Тут уж было не до Чуркина. Я
поехал прямо на
поезде в Егорьевск, решив вернуться
в Гуслицы при первом свободном дне.
А там шумный Ростов.
В цирке суета — ведут лошадей на вокзал, цирк
едет в Воронеж. Аким Никитин сломал руку, меня с радостью принимают… Из Воронежа
едем в Саратов на зимний сезон.
В Тамбове я случайно опаздываю на
поезд — ждать следующего дня — и опять новая жизнь!
Вспоминая подробности только что потушенного бабьего бунта и громко смеясь, Квашнин сел
в вагон. Через три минуты
поезд вышел со станции. Кучерам было приказано
ехать прямо на Бешеную балку, потому что назад предполагалось возвратиться на лошадях, с факелами.
Убедившись, что я решил
ехать, Вася предложил зайти к нему и
в Москву выехать с шестичасовым
поездом.
В уютных двух комнатах с книжными шкафами была печечка, из которой Вася вынул горшок щей с мясом, а из шкафа пирог с капустой и холодную телятину и поставил маленький самоварчик, который и вскипел, пока мы ужинали. Решили после ужина уснуть, да проговорили до пяти часов утра — спать некогда.
У княгини при этом глаза мгновенно наполнились слезами. Выражение же лица князя, как очень хорошо подметила Елена, было какое-то неподвижное. Вслед за княгиней за решетку шмыгнула также и г-жа Петицкая. Миклаков, как-то еще до звонка и невидимо ни для кого, прошел и уселся во II-м классе вагонов; княгиня с Петицкой
ехали в 1-м классе. Вскоре после того
поезд тронулся.
В вагон входили и выходили едущие на короткие расстояния, но трое
ехало, так же как и я, с самого места отхода
поезда: некрасивая и немолодая дама, курящая, с измученным лицом,
в полумужском пальто и шапочке, ее знакомый, разговорчивый человек лет сорока, с аккуратными новыми вещами, и еще державшийся особняком небольшого роста господин с порывистыми движениями, еще не старый, но с очевидно преждевременно поседевшими курчавыми волосами и с необыкновенно блестящими глазами, быстро перебегавшими с предмета на предмет.
— Пахнет человеком, — сказал я Титу, когда
поезд исчез. И потом, положив ему руку на плечо, я сказал: — Это, брат, своего рода прообраз. Жизнь… Можно
ехать в духоте и вони дальше или идти, как вон те фигуры,
в темноту и холод… Или, как Урманов, — остаться на рельсах.
Воображение его рисовало, как он садится на пароход и потом завтракает, пьет холодное пиво, разговаривает на палубе с дамами, потом
в Севастополе садится
в поезд и
едет.
На Александровский вокзал через каждые десять минут приходили
поезда, сбитые как попало из товарных и разноклассных вагонов и даже цистерн, облепленных обезумевшими людьми, и по Тверской-Ямской бежали густой кашей,
ехали в автобусах,
ехали на крышах трамваев, давили друг друга и попадали под колеса.
Бежали вагоны,
в них сидели люди, как всегда сидят, и
ехали, как они обычно ездят; а потом будет остановка, как всегда — «
поезд стоит пять минут».
Пора уже, многоуважаемая,
ехать на станцию;
поезд приходит
в два и пять минут.
На перекрестке стоял живой милиционер,
в запыленной витрине смутно виднелись железные листы с тесными рядами пирожных с рыжим кремом, сено устилало площадь, и шли, и
ехали, и разговаривали,
в будке торговали вчерашними московскими газетами, содержащими
в себе потрясающие известия, невдалеке призывно пересвистывались московские
поезда. Словом, это была цивилизация, Вавилон, Невский проспект.
— Одно ваше слово, и я
еду завтра же, с первым
поездом! — проговорил я
в каком-то глупом энтузиазме.
— Ну да… что же тут особенного? Я так и делал: неделю строю мост — потом
еду в Париж; там проведу неделю — и опять на Волгу. Все на экстренных
поездах… По сто семидесяти верст
в час!..
Павел Павлович очнулся, всплеснул руками и бросился бежать сломя голову;
поезд уже тронулся, но он как-то успел уцепиться и вскочил-таки
в свой вагон на лету. Вельчанинов остался на станции и только к вечеру отправился
в дорогу, дождавшись нового
поезда и по прежнему пути. Вправо, к уездной знакомке, он не
поехал, — слишком уж был не
в духе. И как жалел потом!
Я знал, что приеду на амбаркадер рано; это мне было нужно, чтобы встретиться с земляком, с которым мы условились
ехать в одном
поезде, притом я хотел поправить свой желудок несколько лучшим завтраком.
Она
поехала на лошадях, и он провожал ее.
Ехали целый день. Когда она садилась
в вагон курьерского
поезда и когда пробил второй звонок, она говорила...
Вместе с матерью он боялся опоздать, хотя до отхода дачного
поезда оставалось добрых полчаса; а когда они сели
в вагон и
поехали, Петька прилип к окну, и только стриженая голова его вертелась на тонкой шее, как на металлическом стержне.
На другой день, с семичасовым утренним
поездом, Петька уже
ехал в Москву.
Как ножом пó сердцу полоснуло Алексея от этих слов старорусского «жáльного плача»… Заговорила
в нем совесть, ноги подкосились, и как осиновый лист он затрясся… Мельтешит перед ним длинный
поезд кибиток, таратаек, крестьянских телег; шагом
едут они за покойницей…
Опомнился Алексей. Вскочил
в тележку, во весь опор помчался за похоронным
поездом и, догнав,
поехал сзади всех… Влекло вперед, хотелось взглянуть на Марью Гавриловну, но гроб не допускал.
Перержавел винт
в рельсах, и нужно, чтобы
в тот самый день, когда он выскочил,
в этом
поезде,
в этом вагоне
ехала добрая женщина-мать, и нужно, чтобы раздавило на ее глазах ее детей.
— Га! Петр Петрович! — говорит он. — Сколько зим, сколько лет! А я и не знал, что вы
в этом
поезде едете.
Рано утром веселая и оживленная компания моряков с «Коршуна», одетых
в штатское платье, была
в Гревзенде.
В Лондон решено было
ехать по железной дороге, а оттуда на пароходе, чтобы увидать реку у самого Лондона. Торопливо взяли билеты… Примчался
поезд… Остановка одна минута… и наши моряки, бросившись
в вагон, помчались
в Лондон со скоростью восьмидесяти верст
в час.
Это, разумеется, было очень неприятно и само по себе, потому что добрый и любящий Жозеф ожидал совсем не такого свидания, но сюда примешивалась еще другая гадость: Глафира пригласила его налету
ехать за нею
в Прагу, что Жозеф, конечно, охотно бы и исполнил, если б у него были деньги, или была, по крайней мере, наглость попросить их тут же у Глафиры; но как у Иосафа Платоновича не было ни того, ни другого, то он не мог выехать, и вместо того, чтобы лететь
в Прагу с следующим
поездом, как желало его влюбленное сердце, он должен был еще завести с Глафирой Васильевной переписку о займе трехсот гульденов.
— Где шли, где на товарном
поезде ехали… Очень было весело. Здесь раздобыли работы, — кто по статистике, кто уроков. Живем все вместе, — целый, брат, дом нанимаем. За три рубля
в месяц. Вот увидишь, славные подобрались ребята.
О, этот господин Орлик, как он был вежлив с ней, Тасей,
в дороге, пока они
ехали на станцию, и несколько часов, проведенных
в вагоне
поезда, доставившего её сюда!
— Он пишет, что из ссылки
едет в Екатеринослав и по дороге от
поезда до
поезда заедет ко мне
в Томилинск. Шестого августа, на Преображение. Хотите его видеть?