Неточные совпадения
Ты дай нам слово верное
На нашу речь мужицкую
Без смеху и без хитрости,
По совести, по разуму,
По правде
отвечать,
Не то с своей заботушкой
К
другому мы пойдем...
— Уж будто вы не знаете,
Как ссоры деревенские
Выходят? К муженьку
Сестра гостить приехала,
У ней коты разбилися.
«Дай башмаки Оленушке,
Жена!» — сказал Филипп.
А я не вдруг
ответила.
Корчагу подымала я,
Такая тяга: вымолвить
Я слова не могла.
Филипп Ильич прогневался,
Пождал, пока поставила
Корчагу на шесток,
Да хлоп меня в висок!
«Ну, благо ты приехала,
И так походишь!» — молвила
Другая, незамужняя
Филиппова сестра.
— Смотри, братцы! как бы нам тово…
отвечать бы за него, за прохвоста, не пришлось! — присовокупляли
другие.
На это
отвечу: цель издания законов двоякая: одни издаются для вящего народов и стран устроения,
другие — для того, чтобы законодатели не коснели в праздности…"
— А на что мне тебя… гунявого? [Гуня́вый — гнусавый, в
другом значении — плешивый, неуклюжий.] —
отвечала Аленка, с наглостью смотря ему в глаза, — у меня свой муж хорош.
Но пастух на все вопросы
отвечал мычанием, так что путешественники вынуждены были, для дальнейших расспросов, взять его с собою и в таком виде приехали в
другой угол выгона.
Ибо, встретившись где-либо на границе, обыватель одного города будет вопрошать об удобрении полей, а обыватель
другого города, не вняв вопрошающего, будет
отвечать ему о естественном строении миров.
— Впрочем, — нахмурившись сказал Сергей Иванович, не любивший противоречий и в особенности таких, которые беспрестанно перескакивали с одного на
другое и без всякой связи вводили новые доводы, так что нельзя было знать, на что
отвечать, — впрочем, не в том дело. Позволь. Признаешь ли ты, что образование есть благо для народа?
Он чувствовал, что если б они оба не притворялись, а говорили то, что называется говорить по душе, т. е. только то, что они точно думают и чувствуют, то они только бы смотрели в глаза
друг другу, и Константин только бы говорил: «ты умрешь, ты умрешь, ты умрешь!» ― а Николай только бы
отвечал: «знаю, что умру; но боюсь, боюсь, боюсь!» И больше бы ничего они не говорили, если бы говорили только по душе.
— То есть вы хотите сказать, что грех мешает ему? — сказала Лидия Ивановна. — Но это ложное мнение. Греха нет для верующих, грех уже искуплен. Pardon, — прибавила она, глядя на опять вошедшего с
другой запиской лакея. Она прочла и на словах
ответила: «завтра у Великой Княгини, скажите». — Для верующего нет греха, — продолжала она разговор.
Ни у кого не спрашивая о ней, неохотно и притворно-равнодушно
отвечая на вопросы своих
друзей о том, как идет его книга, не спрашивая даже у книгопродавцев, как покупается она, Сергей Иванович зорко, с напряженным вниманием следил за тем первым впечатлением, какое произведет его книга в обществе и в литературе.
— Красивее. Я тоже венчалась вечером, —
отвечала Корсунская и вздохнула, вспомнив о том, как мила она была в этот день, как смешно был влюблен ее муж и как теперь всё
другое.
— Мне кажется, — неторопливо и вяло
отвечал Алексей Александрович, — что это одно и то же. По моему мнению, действовать на
другой народ может только тот, который имеет высшее развитие, который…
Степан Аркадьич ничего не
ответил и только в зеркало взглянул на Матвея; во взгляде, которым они встретились в зеркале, видно было, как они понимают
друг друга. Взгляд Степана Аркадьича как будто спрашивал: «это зачем ты говоришь? разве ты не знаешь?»
Кити покраснела от радости и долго молча жала руку своего нового
друга, которая не
отвечала на её пожатие, но неподвижно лежала в её руке. Рука не
отвечала на пожатие, но лицо М-llе Вареньки просияло тихою, радостною, хотя и несколько грустною улыбкой, открывавшею большие, но прекрасные зубы.
Дарья Александровна между тем, успокоив ребенка и по звуку кареты поняв, что он уехал, вернулась опять в спальню. Это было единственное убежище ее от домашних забот, которые обступали ее, как только она выходила. Уже и теперь, в то короткое время, когда она выходила в детскую, Англичанка и Матрена Филимоновна успели сделать ей несколько вопросов, не терпевших отлагательства и на которые она одна могла
ответить: что надеть детям на гулянье? давать ли молоко? не послать ли за
другим поваром?
— Человек, хересу! — сказал Вронский, не
отвечая, и, переложив книгу на
другую сторону, продолжал читать.
Они спорили об отчислении каких-то сумм и о проведении каких-то труб, и Сергей Иванович уязвил двух членов и что-то победоносно долго говорил; и
другой член, написав что-то на бумажке, заробел сначала, но потом
ответил ему очень ядовито и мило.
— Да, это само собой разумеется, —
отвечал знаменитый доктор, опять взглянув на часы. — Виноват; что, поставлен ли Яузский мост, или надо всё еще кругом объезжать? — спросил он. — А! поставлен. Да, ну так я в двадцать минут могу быть. Так мы говорили, что вопрос так поставлен: поддержать питание и исправить нервы. Одно в связи с
другим, надо действовать на обе стороны круга.
Она не
отвечала. Пристально глядя на него, на его лицо, руки, она вспоминала со всеми подробностями сцену вчерашнего примирения и его страстные ласки. «Эти, точно такие же ласки он расточал и будет и хочет расточать
другим женщинам!» думала она.
Степан Аркадьич и княгиня были возмущены поступком Левина. И он сам чувствовал себя не только ridicule [смешным] в высшей степени, но и виноватым кругом и опозоренным; но, вспоминая то, что он и жена его перестрадали, он, спрашивая себя, как бы он поступил в
другой раз,
отвечал себе, что точно так же.
В середине мазурки, повторяя сложную фигуру, вновь выдуманную Корсунским, Анна вышла на середину круга, взяла двух кавалеров и подозвала к себе одну даму и Кити. Кити испуганно смотрела на нее, подходя. Анна прищурившись смотрела на нее и улыбнулась, пожав ей руку. Но заметив, что лицо Кити только выражением отчаяния и удивления
ответило на ее улыбку, она отвернулась от нее и весело заговорила с
другою дамой.
— Может быть, и да, — сказал Левин. — Но всё-таки я любуюсь на твое величие и горжусь, что у меня
друг такой великий человек. Однако ты мне не
ответил на мой вопрос, — прибавил он, с отчаянным усилием прямо глядя в глаза Облонскому.
Вронский, не
отвечая, глядел на товарища, думая о
другом.
Вот они и сладили это дело… по правде сказать, нехорошее дело! Я после и говорил это Печорину, да только он мне
отвечал, что дикая черкешенка должна быть счастлива, имея такого милого мужа, как он, потому что, по-ихнему, он все-таки ее муж, а что Казбич — разбойник, которого надо было наказать. Сами посудите, что ж я мог
отвечать против этого?.. Но в то время я ничего не знал об их заговоре. Вот раз приехал Казбич и спрашивает, не нужно ли баранов и меда; я велел ему привести на
другой день.
«Ты видел, —
отвечала она, — ты донесешь!» — и сверхъестественным усилием повалила меня на борт; мы оба по пояс свесились из лодки; ее волосы касались воды; минута была решительная. Я уперся коленкою в дно, схватил ее одной рукой за косу,
другой за горло, она выпустила мою одежду, и я мгновенно сбросил ее в волны.
— А вот слушайте: Грушницкий на него особенно сердит — ему первая роль! Он придерется к какой-нибудь глупости и вызовет Печорина на дуэль… Погодите; вот в этом-то и штука… Вызовет на дуэль: хорошо! Все это — вызов, приготовления, условия — будет как можно торжественнее и ужаснее, — я за это берусь; я буду твоим секундантом, мой бедный
друг! Хорошо! Только вот где закорючка: в пистолеты мы не положим пуль. Уж я вам
отвечаю, что Печорин струсит, — на шести шагах их поставлю, черт возьми! Согласны ли, господа?
— За этим дело не станет! —
отвечал услужливый капитан и отправился в
другую комнату.
«Послушайте, Максим Максимыч, —
отвечал он, — у меня несчастный характер: воспитание ли меня сделало таким, Бог ли так меня создал, не знаю; знаю только то, что если я причиною несчастия
других, то и сам не менее несчастлив; разумеется, это им плохое утешение — только дело в том, что это так.
— Не радуйся, однако. Я как-то вступил с нею в разговор у колодца, случайно; третье слово ее было: «Кто этот господин, у которого такой неприятный тяжелый взгляд? он был с вами, тогда…» Она покраснела и не хотела назвать дня, вспомнив свою милую выходку. «Вам не нужно сказывать дня, —
отвечал я ей, — он вечно будет мне памятен…» Мой
друг, Печорин! я тебя не поздравляю; ты у нее на дурном замечании… А, право, жаль! потому что Мери очень мила!..
«Ни за что не соглашусь! — говорил Грушницкий, — он меня оскорбил публично; тогда было совсем
другое…» — «Какое тебе дело? —
отвечал капитан, — я все беру на себя.
«Вишь ты, — сказал один
другому, — вон какое колесо! что ты думаешь, доедет то колесо, если б случилось, в Москву или не доедет?» — «Доедет», —
отвечал другой.
Цитует немедленно тех и
других древних писателей и чуть только видит какой-нибудь намек или просто показалось ему намеком, уж он получает рысь и бодрится, разговаривает с древними писателями запросто, задает им запросы и сам даже
отвечает на них, позабывая вовсе о том, что начал робким предположением; ему уже кажется, что он это видит, что это ясно, — и рассуждение заключено словами: «так это вот как было, так вот какой народ нужно разуметь, так вот с какой точки нужно смотреть на предмет!» Потом во всеуслышанье с кафедры, — и новооткрытая истина пошла гулять по свету, набирая себе последователей и поклонников.
Если его спросить прямо о чем-нибудь, он никогда не вспомнит, не приберет всего в голову и даже просто
ответит, что не знает, а если спросить о чем
другом, тут-то он и приплетет его, и расскажет с такими подробностями, которых и знать не захочешь.
Оба заснули в ту же минуту, поднявши храп неслыханной густоты, на который барин из
другой комнаты
отвечал тонким носовым свистом.
Как-то в жарком разговоре, а может быть, несколько и выпивши, Чичиков назвал
другого чиновника поповичем, а тот, хотя действительно был попович, неизвестно почему обиделся жестоко и
ответил ему тут же сильно и необыкновенно резко, именно вот как: «Нет, врешь, я статский советник, а не попович, а вот ты так попович!» И потом еще прибавил ему в пику для большей досады: «Да вот, мол, что!» Хотя он отбрил таким образом его кругом, обратив на него им же приданное название, и хотя выражение «вот, мол, что!» могло быть сильно, но, недовольный сим, он послал еще на него тайный донос.
Когда дорога понеслась узким оврагом в чащу огромного заглохнувшего леса и он увидел вверху, внизу, над собой и под собой трехсотлетние дубы, трем человекам в обхват, вперемежку с пихтой, вязом и осокором, перераставшим вершину тополя, и когда на вопрос: «Чей лес?» — ему сказали: «Тентетникова»; когда, выбравшись из леса, понеслась дорога лугами, мимо осиновых рощ, молодых и старых ив и лоз, в виду тянувшихся вдали возвышений, и перелетела мостами в разных местах одну и ту же реку, оставляя ее то вправо, то влево от себя, и когда на вопрос: «Чьи луга и поемные места?» —
отвечали ему: «Тентетникова»; когда поднялась потом дорога на гору и пошла по ровной возвышенности с одной стороны мимо неснятых хлебов: пшеницы, ржи и ячменя, с
другой же стороны мимо всех прежде проеханных им мест, которые все вдруг показались в картинном отдалении, и когда, постепенно темнея, входила и вошла потом дорога под тень широких развилистых дерев, разместившихся врассыпку по зеленому ковру до самой деревни, и замелькали кирченые избы мужиков и крытые красными крышами господские строения; когда пылко забившееся сердце и без вопроса знало, куды приехало, — ощущенья, непрестанно накоплявшиеся, исторгнулись наконец почти такими словами: «Ну, не дурак ли я был доселе?
— Спутать, спутать, — и ничего больше, —
отвечал философ, — ввести в это дело посторонние,
другие обстоятельства, которые запутали <бы> сюда и
других, сделать сложным — и ничего больше. И там пусть приезжий петербургский чиновник разбирает. Пусть разбирает, пусть его разбирает! — повторил он, смотря с необыкновенным удовольствием в глаза Чичикову, как смотрит учитель ученику, когда объясняет ему заманчивое место из русской грамматики.
«А в Казань-то, я думаю, не доедет?» — «В Казань не доедет», —
отвечал другой.
На вопрос, не делатель ли он фальшивых бумажек, он
отвечал, что делатель, и при этом случае рассказал анекдот о необыкновенной ловкости Чичикова: как, узнавши, что в его доме находилось на два миллиона фальшивых ассигнаций, опечатали дом его и приставили караул, на каждую дверь по два солдата, и как Чичиков переменил их все в одну ночь, так что на
другой день, когда сняли печати, увидели, что все были ассигнации настоящие.
Скажи: которая Татьяна?» —
«Да та, которая грустна
И молчалива, как Светлана,
Вошла и села у окна». —
«Неужто ты влюблен в меньшую?» —
«А что?» — «Я выбрал бы
другую,
Когда б я был, как ты, поэт.
В чертах у Ольги жизни нет,
Точь-в-точь в Вандиковой Мадонне:
Кругла, красна лицом она,
Как эта глупая луна
На этом глупом небосклоне».
Владимир сухо
отвечалИ после во весь путь молчал.
Но день протек, и нет ответа.
Другой настал: всё нет, как нет.
Бледна как тень, с утра одета,
Татьяна ждет: когда ж ответ?
Приехал Ольгин обожатель.
«Скажите: где же ваш приятель? —
Ему вопрос хозяйки был. —
Он что-то нас совсем забыл».
Татьяна, вспыхнув, задрожала.
«Сегодня быть он обещал, —
Старушке Ленский
отвечал, —
Да, видно, почта задержала». —
Татьяна потупила взор,
Как будто слыша злой укор.
Бывало, он трунил забавно,
Умел морочить дурака
И умного дурачить славно,
Иль явно, иль исподтишка,
Хоть и ему иные штуки
Не проходили без науки,
Хоть иногда и сам впросак
Он попадался, как простак.
Умел он весело поспорить,
Остро и тупо
отвечать,
Порой расчетливо смолчать,
Порой расчетливо повздорить,
Друзей поссорить молодых
И на барьер поставить их...
Папа читал что-то и на вопрос мой: «Бывают ли синие зайцы?», не поднимая головы,
отвечал: «Бывают, мой
друг, бывают».
— Можно; только не знаю, пропустят ли вас в самую тюрьму. Теперь уже нет Яна: вместо его стоит
другой, —
отвечал часовой.
— А ей-богу, хотел повесить, —
отвечал жид, — уже было его слуги совсем схватили меня и закинули веревку на шею, но я взмолился пану, сказал, что подожду долгу, сколько пан хочет, и пообещал еще дать взаймы, как только поможет мне собрать долги с
других рыцарей; ибо у пана хорунжего — я все скажу пану — нет и одного червонного в кармане.
— Благодарю! — Грэй сильно сжал руку боцмана, но тот, сделав невероятное усилие,
ответил таким пожатием, что капитан уступил. После этого подошли все, сменяя
друг друга застенчивой теплотой взгляда и бормоча поздравления. Никто не крикнул, не зашумел — нечто не совсем простое чувствовали матросы в отрывистых словах капитана. Пантен облегченно вздохнул и повеселел — его душевная тяжесть растаяла. Один корабельный плотник остался чем-то недоволен: вяло подержав руку Грэя, он мрачно спросил...
Хе! хе! на иные-то пункты весьма складно мне
отвечал, очевидно, нужные сведения получил, ловко приготовился; ну а по
другим пунктам просто как в лужу, ничегошечко не знает, не ведает, да и сам не подозревает, что не ведает!
— Свидригайлов, — сипло и безучастно
ответил кто-то из
другой комнаты.
— О будущем муже вашей дочери я и не могу быть
другого мнения, — твердо и с жаром
отвечал Разумихин, — и не из одной пошлой вежливости это говорю, а потому… потому… ну хоть по тому одному, что Авдотья Романовна сама, добровольно, удостоила выбрать этого человека.