Неточные совпадения
— И это мне в наслаждение! И это мне не в боль, а в наслаж-дение, ми-ло-сти-вый го-су-дарь, — выкрикивал он, потрясаемый за волосы и даже раз стукнувшись лбом об
пол. Спавший
на полу ребенок проснулся и заплакал. Мальчик в углу не выдержал, задрожал, закричал и бросился к сестре в страшном испуге, почти в припадке. Старшая девочка
дрожала со сна, как лист.
Под потолком,
на длинном шнурке, висела клетка с короткохвостым чижом; он беспрестанно чирикал и прыгал, и клетка беспрестанно качалась и
дрожала: конопляные зерна с легким стуком падали
на пол.
Клим зажег свечу, взял в правую руку гимнастическую гирю и пошел в гостиную, чувствуя, что ноги его
дрожат. Виолончель звучала громче, шорох был слышней. Он тотчас догадался, что в инструменте — мышь, осторожно положил его верхней декой
на пол и увидал, как из-под нее выкатился мышонок, маленький, как черный таракан.
Клим промолчал, присматриваясь, как в красноватом луче солнца мелькают странно обесцвеченные мухи; некоторые из них, как будто видя в воздухе неподвижную точку, долго
дрожали над нею, не решаясь сесть, затем падали почти до
пола и снова взлетали к этой невидимой точке. Клим показал глазами
на тетрадку...
Она с тихой радостью успокоила взгляд
на разливе жизни,
на ее широких
полях и зеленых холмах. Не бегала у ней
дрожь по плечам, не горел взгляд гордостью: только когда она перенесла этот взгляд с
полей и холмов
на того, кто подал ей руку, она почувствовала, что по щеке у ней медленно тянется слеза…
Ужели это то солнце, которое светит у нас? Я вспомнил косвенные, бледные лучи, потухающие
на березах и соснах, остывшие с последним лучом нивы, влажный пар засыпающих
полей, бледный след заката
на небе, борьбу дремоты с
дрожью в сумерки и мертвый сон в ночи усталого человека — и мне вдруг захотелось туда, в ту милую страну, где… похолоднее.
Порывистый ветер быстро мчался мне навстречу через желтое, высохшее жнивье; торопливо вздымаясь перед ним, стремились мимо, через дорогу, вдоль опушки, маленькие, покоробленные листья; сторона рощи, обращенная стеною в
поле, вся
дрожала и сверкала мелким сверканьем, четко, но не ярко;
на красноватой траве,
на былинках,
на соломинках — всюду блестели и волновались бесчисленные нити осенних паутин.
Лежу я в тарантасе по-прежнему, а вокруг тарантаса — и
на пол-аршина, не более, от его края — водная гладь, освещенная луною, дробится и
дрожит мелкой, четкой рябью.
— Верочка, что с тобою? — муж обнимает ее. — Ты вся
дрожишь. — Муж целует ее. — У тебя
на щеках слезы, у тебя холодный пот
на лбу. Ты босая бежала по холодному
полу, моя милая; я целую твои ножки, чтобы согреть их.
Дети играют
на улице, у берега, и их голоса раздаются пронзительно-чисто по реке и по вечерней заре; к воздуху примешивается паленый запах овинов, роса начинает исподволь стлать дымом по
полю, над лесом ветер как-то ходит вслух, словно лист закипает, а тут зарница,
дрожа, осветит замирающей, трепетной лазурью окрестности, и Вера Артамоновна, больше ворча, нежели сердясь, говорит, найдя меня под липой...
Николай Иванович жил
на окраине города, в пустынной улице, в маленьком зеленом флигеле, пристроенном к двухэтажному, распухшему от старости, темному дому. Перед флигелем был густой палисадник, и в окна трех комнат квартиры ласково заглядывали ветви сиреней, акаций, серебряные листья молодых тополей. В комнатах было тихо, чисто,
на полу безмолвно
дрожали узорчатые тени, по стенам тянулись полки, тесно уставленные книгами, и висели портреты каких-то строгих людей.
Она проснулась, охваченная
дрожью. Как будто чья-то шершавая, тяжелая рука схватила сердце ее и, зло играя, тихонько жмет его. Настойчиво гудел призыв
на работу, она определила, что это уже второй. В комнате беспорядочно валялись книги, одежда, — все было сдвинуто, разворочено,
пол затоптан.
Он повторил это слово сдавленным голосом, точно оно вырвалось у него с болью и усилием. Я чувствовал, как
дрожала его рука, и, казалось, слышал даже клокотавшее в груди его бешенство. И я все ниже опускал голову, и слезы одна за другой капали из моих глаз
на пол, но я все повторял едва слышно...
Голос Тыбурция
дрогнул, он странно заморгал глазами, но тотчас же встал, поставил меня
на пол, выпрямился и быстро ушел из комнаты.
Дело было весеннее:
на полях травка только что показываться стала, и по ночам морозцем еще порядочно прихватывало. Снял он с себя мерлушчатый тулупчик, накинул ей
на плеча, да как стал застегивать, руки-то и не отнимаются; а коленки пуще
дрожат и подгибаются. А она так-то ласково
на него поглядывает да по головке рукой гладит.
А Черномор? Он за седлом,
В котомке, ведьмою забытый,
Еще не знает ни о чем;
Усталый, сонный и сердитый
Княжну, героя моего
Бранил от скуки молчаливо;
Не слыша долго ничего,
Волшебник выглянул — о диво!
Он видит: богатырь убит;
В крови потопленный лежит;
Людмилы нет, все пусто в
поле;
Злодей от радости
дрожитИ мнит: свершилось, я
на воле!
Но старый карла был неправ.
Сидя
на полу, я вижу, как серьезные глаза двумя голубыми огоньками двигаются по страницам книжки, иногда их овлажняет слеза, голос девочки
дрожит, торопливо произнося незнакомые слова в непонятных соединениях.
Пока внизу люди кипели и волновались вокруг дома, скрывшего необычайное явление, не менее суеты происходило и в самом доме. Исправник, ротмистр Порохонцев, выскочил в канцелярию в спальных бумазейных панталонах и фланелевой куртке и увидал, что там, скорчась в комочек
на полу, действительно сидит черт с рогами и когтями, а против него
на просительском диване лежит и
дрожит огромная масса, покрытая поверх солдатской шинели еще двумя бараньими шубами: это был дьякон.
На другой день она снова явилась, а за нею, точно
на верёвке, опустив голову, согнувшись, шёл чахоточный певчий. Смуглая кожа его лица, перерезанная уродливым глубоким шрамом,
дрожала, губы искривились, тёмные, слепо прикрытые глаза бегали по комнате, минуя хозяина, он встал, не доходя до окна, как межевой столб в
поле, и завертел фуражку в руках так быстро, что нельзя было разобрать ни цвета, ни формы её.
Как только Алексей Абрамович начинал шпынять над Любонькой или поучать уму и нравственности какого-нибудь шестидесятилетнего Спирьку или седого как лунь Матюшку, страдающий взгляд Любоньки, долго прикованный к
полу, невольно обращался
на Дмитрия Яковлевича, у которого
дрожали губы и выходили пятна
на лице; он точно так же, чтоб облегчить тяжело-неприятное чувство, искал украдкой прочитать
на лице Любоньки, что делается в душе ее.
Тут деревянная чаша, которая стояла
на скамье в переднем углу, с громом полетела
на пол. Все взоры обратились
на молчаливого проезжего: глаза его сверкали, ужасная бледность покрывала лицо, губы
дрожали; казалось, он хотел одним взглядом превратить в прах рыжего земского.
Илья полез в карман за кошельком. Но рука его не находила кармана и
дрожала так же, как
дрожало сердце от ненависти к старику и страха пред ним. Шаря под
полой пальто, он упорно смотрел
на маленькую лысую голову, и по спине у него пробегал холод…
За обедом она хотела налить себе супу, но не могла —
дрожали руки. И губы у нее
дрожали. Она беспомощно поглядывала
на суп и пирожки, ожидая, когда уймется
дрожь, и вдруг не выдержала и посмотрела
на Полю.
Говорят, что приятно дремать под шум водопада: этого я не испытал; но могу вас уверить, что, несмотря
на мою усталость, не мог бы никак заснуть в этой каморке, в которой
пол ходил ходуном, а стены
дрожали и колебались, как будто бы от сильного землетрясения.
Я иду за своей женой, слушаю, что она говорит мне, и ничего не понимаю от волнения. По ступеням лестницы прыгают светлые пятна от ее свечи,
дрожат наши длинные тени, ноги мои путаются в
полах халата, я задыхаюсь, и мне кажется, что за мной что-то гонится и хочет схватить меня за спину. «Сейчас умру здесь,
на этой лестнице, — думаю я. — Сейчас…» Но вот миновали лестницу, темный коридор с итальянским окном и входим в комнату Лизы. Она сидит
на постели в одной сорочке, свесив босые ноги, и стонет.
Растаптывая
пол тяжёлыми ударами ног, поручик, хлопнув дверью, исчез, оставив за собой тихий звон стекла висячей лампы и коротенький визг Полины. Яков встал
на мягкие ноги, они сгибались, всё тело его
дрожало, как озябшее; среди комнаты под лампой стояла Полина, рот у неё был открыт, она хрипела, глядя
на грязненькую бумажку в руке своей.
Сквозь листья дождик пробирался;
Вдали
на тучах гром катался;
Блистая, молния струёй
Пещеру темну озаряла,
Где пленник бедный мой лежал,
Он весь промок и весь
дрожал… //....................
Гроза по-малу утихала;
Лишь капала вода с дерев;
Кой-где потоки меж холмов
Струею мутною бежали
И в Терек с брызгами впадали.
Черкесов в темном
поле нет…
И тучи врозь уж разбегают,
И кой-где звездочки мелькают;
Проглянет скоро лунный свет.
Но Власий мешал мне: шаркает ногами по плитам
пола,
дрожит, как тень дерева
на ветре, и бормочет беззубым ртом...
— Да что ж вино-с… — немного как бы смутился Павел Павлович, однако подошел к столу и стал допивать свой давно уже налитый последний стакан. Может, он уже и много пил перед этим, так что теперь рука его
дрожала, и он расплескал часть вина
на пол,
на рубашку и
на жилет, но все-таки допил до дна, — точно как будто и не мог оставить невыпитым, и, почтительно поставив опорожненный стакан
на стол, покорно пошел к своей постели раздеваться.
Выкрест поставил двенадцать банок и потом еще двенадцать, напился чаю и уехал. Николай стал
дрожать; лицо у него осунулось и, как говорили бабы, сжалось в кулачок; пальцы посинели. Он кутался и в одеяло и в тулуп, но становилось все холоднее. К вечеру он затосковал; просил, чтобы его положили
на пол, просил, чтобы портной не курил, потом затих под тулупом и к утру умер.
Сторожка лесника, как успел заметить Николай Николаевич, была поставлена
на сваях, так что между ее
полом и землею оставалось свободное пространство, аршина в два высотою. Раскосая, крутая лестница вела
на крыльцо, Степан светил, подняв фонарь над головой, и, проходя мимо него, студент заметил, что лесник весь
дрожит мелкой, ознобной
дрожью, ежась в своем сером форменном кафтане и пряча голову в плечи.
В последних числах августа, во время больших маневров, N-ский пехотный полк совершал большой, сорокаверстный переход от села Больших Зимовец до деревни Нагорной. День стоял жаркий, палящий, томительный.
На горизонте, серебряном от тонкой далекой пыли,
дрожали прозрачные волнующиеся струйки нагретого воздуха. По обеим сторонам дороги, куда только хватал глаз, тянулось все одно и то же пространство сжатых
полей с торчащими
на нем желтыми колючими остатками соломы.
Тени
на полу дрожали сильнее, точно пробуя подняться и улететь.
Как всем редко болевшим людям, ему очень нравится, что за ним ухаживают, как за ребенком, а когда Марья Петровна берет в руки, как он говорит, «бразды правления», то есть гуттаперчевую трубку, и начинает его
поливать, он бывает особенно доволен и говорит, что никто не умеет делать этого так искусно, как она, несмотря
на то, что трубка часто
дрожит в ее руках от волнения и вся постель бывает облита водою.
Молчание, полумрак… слабо
дрожит огонек свечи перед темными образами…
на полу, вместо ложа, раскрытый гроб…
Графа, само собою разумеется, я застал в самых разлохмаченных чувствах. Дряблый и хилый человек похудел и осунулся больше прежнего… Он был бледен, и губы его
дрожали, как в лихорадке. Голова была повязана белым носовым платком, от которого
на всю комнату разило острым уксусом. При моем входе он вскочил с софы,
на которой лежал, и, запахнувши
полы халата, бросился ко мне…
Я видел, как сеттер начал
дрожать от волнения, и приготовился схватить его. Если бы он бросился
на малютку медвежонка! Но вышло совсем другое, чего никто не ожидал. Собака посмотрела
на меня, точно спрашивая согласия, и подвигалась вперед медленными, рассчитанными шагами. До медвежонка оставалось всего каких-нибудь пол-аршина, но собака не решалась сделать последнего шага, а только еще сильнее вытянулась и сильно потянула в себя воздух: она желала, по собачьей привычке, сначала обнюхать неизвестного врага.
Откинула покров она с чела,
И месяц светом лик ей обдал чистый.
Уже моих колен ее
полаКасается своей волной пушистой,
И
на плечо ко мне она легла,
И разом круг объял меня душистый:
И молодость, и
дрожь, и красота,
И в поцелуе замерли уста.
На коне — черной тучице в санках —
Билось пламя-шлея… синь и
дрожь.
И кричали парнишки в еланках:
«Дождик, дождик,
полей нашу рожь...
Нюточка до такой степени перепугалась, что, вся
дрожа как осиновый лист, наскоро накинула
на себя платок да салопчик и, с саквояжем под
полой, опрометью бросилась вон из этих нумеров.
Не смолоченный хлеб
на гумне люди веют, не буен ветер, доброе зерно оставляя, летучую мякину в сторону относит, — один за другим слабосильные бойцы
поле покидают, одни крепконогие, твердорукие
на бою остаются.
Дрогнула, ослабела ватага якимовская, к самой речке миршенцы ее оттеснили. Миршенские старики с подгорья радостно кричат своим...
Старичок был точно такой, каким я воображал его: маленький, худенький, со сморщенным посинелым лицом, жиденькой бородкой, острым носиком и съеденными желтыми зубами. Шапка
на нем была ямская, совершенно новая, но полушубчишка, истертый, испачканный дегтем и прорванный
на плече и
полах, не закрывал колен и посконного нижнего платья, всунутого в огромные валяные сапоги. Сам он весь сгорбился, сморщился и,
дрожа лицом и коленами, копошился около саней, видимо, стараясь согреться.
Сквозь слезы нельзя было разобрать написанного;
на столе,
на полу и
на потолке
дрожали короткие радуги, как будто Надя смотрела сквозь призму. Писать было нельзя, она откинулась
на спинку кресла и стала думать о Горном.
Мужики, напирая друг
на друга, старались не глядеть в лицо солдатам, которые,
дрожа от мороза, подпрыгивали, выколачивая стынущими ногами самые залихватские дроби. Солдаты были ни скучны, ни веселы: они исполняли свою службу покойно и равнодушно, но мужикам казалось, что они злы, и смущенные глаза крестьян, блуждая, невольно устремлялись за эту первую цепь, туда, к защитам изб, к простору расстилающихся за ними белых
полей.
Заходило солнце, спускались сумерки, восходила луна, и серебристый свет ее тихо ложился
на пыльный, до
полу покрытый толстым фризом и заваленный фолиантами стол, а мы всё беседовали. Я где-нибудь сидел в углу, а сухой старик ходил — и ровною, благородною ораторскою речью повествовал мне о деяниях великих людей Греции, Рима и Карфагена. И я все это слушал — и слушал, часто весь
дрожа и замирая от страстного волнения.
Царь вскочил с кресла как ужаленный и глубоко вонзил в
пол острие своего костыля. Шахматный столик с шумом полетел
на пол. Вяземский бросился поднимать его и подбирать рассыпавшиеся шахматы. Иоанн
дрожал всем телом. Гнев, ярость и злоба попеременно отражались
на его лице. Несколько времени он не был в силах произнести слова и лишь немного оправившись прохрипел...
Семен Порфирьевич остолбенел и растянулся
на полу, затаив дыхание. Его охватила внутренняя
дрожь. Но скоро он убедился, что хозяин не проснулся. Он, как змея, пополз дальше.
Ты знаешь, что я не трусливого десятка, видал довольно хладнокровно смерть в разных ее карикатурных образах
на полях битв; но, собираясь начертать тебе роковые слова,
дрожу, как в лихорадке, и не могу совладеть с пером.
— Что́ такое? — сказал он сердито, и неосторожно
дрогнув рукой, перелил из стклянки в рюмку лишнее количество капель. Он выплеснул лекарство из рюмки
на пол и опять спросил воды. Девушка подала ему.