Малая Копна. Четвердень месяца облаков.
Жал Пышкович разрядил оба пистоля по мишеням, не прекращая движения. Несколько болтов вонзились в дощатое ограждение там, где он только что стоял. Пока верхние руки перезаряжали пистоли, нижние, короткие и трёхпалые, бросили в цели громовые шишки. Прежде чем бабахнуло, Жал присел и укрылся за перевёрнутой телегой. Земля сотряслась. Поднялось песчаное облако, сквозь которое трудно было что-либо разглядеть. Полумеханоид быстро высунулся из-за укрытия и разрядил оружие. Раздался рёв клаксона.
— Все цели поражены, — прогремел смотритель полигона Кол Брагин. — Семнадцать секунд.
Песок потихоньку прекратил своё бешеное кружение в воздухе и опал. Жал поднялся и вышел из-за телеги. Не успел он сделать и пяти шагов, как со стороны уничтоженных целей прилетел ещё один болт. Пышкович отмахнулся полой тяжёлого плаща, и снаряд отлетел к смотрителю. Тот зажал его своей клешнёй и загрохотал раскатистым смехом.
— Кто-то сказал, что все цели поражены, — Жал подошёл к Колу, неспешно заряжая пистоль.
— Мир полон неожиданностей, Чайник, — Брагин, громадина в полтора раза выше Пышковича, смял в железной ладони болт и отбросил в сторону. Его проволочные усы-мочалки завибрировали в такт смеху. — Продолжай кипятиться! Сохраняй давление в системе, и ничто не сможет тебя убить. Кстати, почему ты не использовал запасные стволы? Так ты мог выиграть от двух до пяти секунд и установил бы новый рекорд.
Пышкович поставил пистоли на предохранители и убрал в поясную кобуру. Потом взглянул на смотрителя из-под широкополой шляпы.
— Потому что мир полон неожиданностей, Брага. Сам же сказал.
Кол захохотал ещё громче, и усы его окончательно запутались. Тогда смотритель достал из кармана железную щётку и принялся их расчёсывать.
— Слышал, шерры уже используют пятизарядные пистоли, — сообщил Жал. — Там барабан такой хитрый, сам крутится. Револьвер называется.
— А пули к нему какие? — заинтересовался смотритель. — Наши обычные подойдут?
— Вроде бы, другие. Но точно не знаю. Надо будет у Лавра спросить.
— Откуда у нашего снабженца такие новинки? — отмахнулся Брагин. — Это если только у крысюков заказывать. Они что угодно достанут.
— Чайник! В штаб! — проорал в рупор адъютант начальника лагеря Штоль Похин.
Жал и Кол переглянулись.
— Похоже, что-то затевается, — довольно проворчал Брагин.
— Поглядим, — Пышкович поправил шляпу, встряхнул плащ и потопал в штаб.
— Держи в курсе! — в спину ему потребовал смотритель полигона.
— Если не секретно — расскажу за склянкой минералки, — отмахнулся Жал.
— Да кому ты нужен с этими секретами?
*
Спустя два часа Жал Пышкович брёл по лагерю, опустив голову и изредка поглядывая из-под полей шляпы на собратьев-полумеханоидов. Пнул горошину, перебегавшую дорогу от одной казармы к другой. Толкнул механика-ляга, идущего куда-то с ящиком инструментов. При этом инструменты рассыпались по песку, а Чайник отбросил ногой подальше здоровенный разводной ключ.
— Что за проблемы, Жал? — возмутился Наг Потрескун, маленький шестиногий и восьмирукий полумеханоид, заведовавший складом запчастей. — Что ты себе позволяешь?
— Не твоих шестерёнок дело! — рявкнул Пышкович.
Потрескун помог лягу собрать инструменты, косясь на сбрендившего Чайника. А Жал Пышкович отправился в сторону таверны.
— Склянку скипидара! — велел он, взгромоздясь на барный стул перед стойкой. Потом подумал и заявил: — Хотя, нет. Давай ведро.
Крысюк Вассер скептически поглядел на клиента, но всё же выдал требуемое. Душевный Жал никогда не пил в долг, а потому был весьма уважаемым, хоть и редким, посетителем. Если у него есть желание потратить половину жалованья и вырубиться — надо уважить. Хотя с ведра скипидара полумеханоид может и шалить начать, но на этот счёт есть договор с комендантом лагеря о возмещении убытков, причинённых кадровыми рейдерами.
Вассер считал себя не только умным, но ещё и везучим. Когда он собирался открывать заведение в лагере рейдеров, его сородичи над ним смеялись. Говорили, что он вернётся сразу же, как только наглые и сильные полумеханоиды разломают его повозку и утащат весь товар. Но шёл уже шестой год, а дело только разрасталось.
Крысюк сорвал пломбу и оторвал крышку, защищавшую окружающих от запаха, а потом поднатужился и выволок ведро на стойку. Очки его при этом съехали на самый кончик длинного чуткого носа и чуть не шлёпнулись прямо в скипидар. Побыстрее отстранился, потирая нос.
— Гулять изволим? — спросил Вассер, выставляя рядом с ведром блестящую железную кружку.
Вместо ответа Жал напялил свою шляпу крысюку на голову, закрыв не только уши, но и глаза, а сам поднял ведро и влил его содержимое в распахнутую пасть. Его сапфировые глаза бешено завращались в глазницах, а из небольшой трубки, что торчала сзади на манер одинокой косички, вырвалась струйка чёрного дыма.
— Хорошо, — проскрипел Пышкович, захлопнув пасть. — Все шестерёнки прочистились. Теперь можно поспрашивать народ о смысле жизни.
С этими словами Жал содрал с пребывающего в дезориентации крысюка шляпу и водрузил на положенное ей место. После чего повернулся на стуле и обозрел помещение.
— Ой-ёй-ёй! — пробормотал Вассер, как-то вдруг осознав, что без дебоша не обойдётся.
Других рейдеров внутри таверны не оказалось. Да и вообще никого, кроме парочки хрюмзелей, приехавших продать скот, и одного ляга, задумчиво поглядывающего на небо сквозь стакан. Время было такое, что все жители лагеря ещё пребывали на местах службы.
— В чём смысл жизни, братцы? — обратился Пышкович к скотоводам, зависая над их столом.
Те в ответ прохрюкали что-то нечленораздельное.
— Отсутствует, — констатировал Жал и бесцеремонно плюхнулся прямо на стол. — Пасёте свой скот, свинячите там же, где живёте. Никогда вам не стать цивилизованными, как шерры.
Хрюмзели то ли что-то возразили, то ли просто хрюкнули в ответ.
— Что? — Пышкович приблизил лицо к пятачку одного из скотоводов, отчего оба хрюмзеля явственно напряглись. — Считаешь, что и шерры гадят? Ну, в этом ты, пожалуй, прав. Но шерры ничего просто так не делают. Даже если и нагадят, то получат с этого если не награду, то хотя бы удовольствие. Они и нас-то создали лишь для того, чтобы мы делали за них грязную работу. — Тут он резко приблизил свой палец к пятачку другого хрюмзеля и прошипел: — Только они просчитались!
— Душевный Жал, — донеслось от окна, рядом с которым сидел ляг. — Прошу прощения, душевный Жал, но, смею заметить, что нельзя так говорить о шеррах.
— Это ещё почему? — Пышкович слез со стола и уставился на ляга.
— Они создали полумеханоидов, они построили Федерацию, они несут культуру и свет, — восхищённо затараторил тот.
Жал неторопливо подошёл к нему.
— У тебя в голове что? — спросил он без тени издёвки.
— Говорят, мозги, — пожал плечами ляг. — Но я сам не видел.
Полумеханоид присел на стул рядом и задушевно поведал:
— Нет, не мозги.
— А что? — заинтересовался ляг.
— Помои, которые вливают вам в уши шерры! — рявкнул Жал так, что его собеседник тут же юркнул под стол. Стакан, правда, он прихватил с собой.
Доставать оттуда ляга Пышкович не стал. Вместо этого он повернулся к хозяину таверны, опасливо выглядывающему из-за стойки, и пожаловался:
— Ну что у тебя за унылое заведение? Даже нормально подраться не с кем!
В задумчивости полумеханоид сделал шаг в направлении стойки. Потом вдруг резко повернулся, схватил стол, под которым сидел ляг, и запустил им в окно, высадив раму целиком. Наклонился к испуганному посетителю и поинтересовался:
— Будем проверять, кто из нас прав? Я, знаешь ли, неплохо вскрываю черепные коробки, — он выдернул из-за пояса короткий изогнутый нож.
Ляг так быстро замотал головой, что она, казалось, вот-вот отвалится.
— Как хочешь, — не стал настаивать рейдер и тут же переключился на хрюмзелей, оживлённо хрюкающих за своим столом: — Чего такого смешного?
Он решительно шагнул к скотоводам, но тут в проломе окна появилась фигура полумеханоида.
— Что за беспорядки? — прогудел рейдер с красной повязкой на рукаве рыжего плаща. — Пышкович? Что за ржу ты тут творишь?
— Адъютант Штоль! — воскликнул Жал, оборачиваясь к коллеге. — Присоединяйся! Давай вместе разнесём эту убогую хибару!
Штоль Похин выдрал поломанные доски и втиснулся внутрь таверны. Был он крупнее Пышковича, но имел только одну пару рук.
— Скипидар? — спросил он у крысюка. Тот кивнул на пустое ведро. — Жал, с какого переклина ты наклюкался? На работы захотел?
— Да брось, адъютант, — отмахнулся Пышкович. — Мы же эта… элита. Мусорщики Федерации. Вот я и решил — а что мы всё убираем и убираем за шеррами? Дай-ка и я помусорю.
— Что за разговоры, Жал? Мы все давали клятву верности Федерации и шеррам. Подобное недопустимо. И убери уже нож, а то граждане нервничают.
— Как скажешь, — Пышкович взмахнул рукой. Нож прожужжал к потолку и срезал трос, крепивший люстру на двадцать свечей. К счастью, они не были зажжены по причине ясного дня. Но люстра оказалась достаточно тяжёлой, чтобы сломать стоявший под ней стол.
— На день работ ты уже натворил, — констатировал адъютант.
Жал издал противный звук и выдавил из своей трубки-косички чёрное облако.
— Хорошо, на два, — согласился Похин. — Пойдём, пока не стало хуже.
— Никуда я с тобой не пойду, — заявил Жал, устраиваясь на столе скотоводов. — Ты прихвостень шерров. Почему все перед ними преклоняются, Штоль? Ну, ладно там ляги. Они простаки и недотёпы. К тому же сделаны из мяса. Но почему мы? Мы же сильны, умны и почти бессмертны! — Он задумался на секундочку и добавил: — Их стараниями.
Адъютант нахмурил тряпичные брови, цитриновые глаза неожиданно приобрели рубиновый оттенок. Он схватил рейдера за отвороты плаща и приподнял над столом.
— Не смей так говорить! — прогудел он. — Это нарушение присяги! Пять тридней работ!
— Меньше чем на десять я не согласен, — заявил Жал и боднул адъютанта головой прямо в один из глаз. Тот завращался в глазнице, дезориентируя полумеханоида.
От неожиданности Штоль отпустил дебошира, а потом ещё пропустил два удара в голову. Но затем обхватил руки наглеца, и они затанцевали по таверне, круша мебель и доламывая стену.
Хрюмзели шустренько спрятались к крысюку за стойку. Ляг продолжал дрожать на полу, лишь придвинувшись к стене, и пока ему везло.
На улице образовалась толпа из лягов и полумеханоидов, но никто не решался вмешиваться. А какой-то крысюк, не иначе, как родственник Вассера, стал принимать ставки на комбатантов.
— Что за шум? — к толпе зевак приближалась группа полумеханоидов, двое из которых были рейдерами довольно высоких чинов, а в крупном представителе этого народа с высоким цилиндром на голове мы могли бы узнать Матта Кремлина, присутствовавшего на собрании в Диком Пне.
И надо же было такому случиться, что как раз в этот момент Жал изловчился и, опрокинувшись на спину, перекинул через себя оппонента. Адъютант, успев в полёте произнести несколько довольно специфических ругательств, врезался в подошедшее начальство, погребя под собственной тушей полковника Шедля и самого Кремлина.
Пышкович поднялся, готовый продолжать схватку, но, увидев копошащихся в пыли полумеханоидов, брякнулся в проломе стены и громко захохотал, указывая на них пальцем.
Спутники Кремлина справились, наконец, с освобождением подопечного и помогли ему подняться. Даже цилиндр вернули на почтенную голову. Душевный Матт посмотрел сначала на согнувшегося в раскаянье адъютанта, потом перевёл взгляд на хохочущего рейдера и указал на него тростью из красного дерева, которую носил для солидности.
— В шахты его! — заорал полковник Шедль, продублировав жест Кремлина пальцем.
Сразу шесть рейдеров шагнули к Жалу Пышковичу, закрыв его своими массивными железными телами от взглядов зевак.
*
Незадолго до восхода Ярышмы в кутузку ввалился Кол Брагин. Не обращая внимания на дежурного, прошёл по коридору к камере, в которой лежал, закинув ноги на стену, Пышкович. Плащ и шляпу ему оставили. А вот оружие всё, разумеется, отобрали.
— Что случилось, Жал? — взволнованно спросил смотритель полигона, прислонясь к прутьям решётки. — Ты словно взбесился после похода в штаб!
Пышкович только надвинул на глаза шляпу.
— Чего они тебе там наговорили? Я ходил, спрашивал. Все молчат. Ну хоть ты-то расскажи мне, что там у вас произошло?
Жал лязгнул пятками о стену и положил правую ногу на левую.
— Так и будешь молчать? Не будь сволочью, я же твой друг!
Друг молчал.
