Неточные совпадения
Начали выбирать зачинщиков из числа неплательщиков податей и уже набрали человек с
десяток, как новое и совершенно диковинное обстоятельство дало делу совсем
другой оборот.
— Сейчас, сейчас. На
другой день утром рано приехал Казбич и пригнал
десяток баранов на продажу. Привязав лошадь у забора, он вошел ко мне; я попотчевал его чаем, потому что хотя разбойник он, а все-таки был моим кунаком. [Кунак — значит приятель. (Прим. М. Ю. Лермонтова.)]
Дело требовало большой внимательности: оно состояло в подбирании из нескольких
десятков дюжин карт одной талии, но самой меткой, на которую можно было бы понадеяться, как на вернейшего
друга.
Он полюбовался сочетанием
десятка слов, в которые он включил мысль и образ. Ему преградила дорогу небольшая группа людей, она занимала всю панель, так же как
другие прохожие, Самгин, обходя толпу, перешел на мостовую и остановился, слушая...
Засовывая палец за воротник рубахи, он крутил шеей, освобождая кадык, дергал галстук с крупной в нем жемчужиной, выставлял вперед то одну, то
другую ногу, — он хотел говорить и хотел, чтоб его слушали. Но и все тоже хотели говорить, особенно коренастый старичок, искусно зачесавший от правого уха к левому через голый череп несколько
десятков волос.
В магазинах вспыхивали огни, а на улице сгущался мутный холод, сеялась какая-то сероватая пыль, пронзая кожу лица. Неприятно было видеть людей, которые шли встречу
друг другу так, как будто ничего печального не случилось; неприятны голоса женщин и топот лошадиных копыт по торцам, — странный звук, точно
десятки молотков забивали гвозди в небо и в землю, заключая и город и душу в холодную, скучную темноту.
После
десятка свиданий Самгин решил, что, наконец, у него есть хороший
друг, с которым и можно и легко говорить обо всем, а главное — о себе.
Исполняя поручения патрона, Самгин часто ездил по Московской области и убеждался, что в нескольких
десятках верст от огромного, бурно кипевшего котла Москвы, в маленьких уездных городах, течет не торопясь
другая, простецкая жизнь.
Через несколько минут Самгин оказался в комнате, где собралось несколько
десятков людей, человек тридцать сидели на стульях и скамьях, на подоконниках трех окон, остальные стояли плечо в плечо
друг другу настолько тесно, что Фроленков с трудом протискался вперед, нашептывая строго, как человек власть имущий...
Ему известно, что
десятки тысяч рабочих ходили кричать ура пред памятником его деда и что в России основана социалистическая, рабочая партия и цель этой партии — не только уничтожение самодержавия, — чего хотят и все
другие, — а уничтожение классового строя.
— Есть, батюшка, да сил нет, мякоти одолели, до церкви дойду — одышка мучает. Мне седьмой
десяток!
Другое дело, кабы барыня маялась в постели месяца три, да причастили ее и особоровали бы маслом, а Бог, по моей грешной молитве, поднял бы ее на ноги, так я бы хоть ползком поползла. А то она и недели не хворала!
Позвали обедать. Один столик был накрыт особо, потому что не все уместились на полу; а всех было человек двадцать. Хозяин, то есть распорядитель обеда, уступил мне свое место. В
другое время я бы поцеремонился; но дойти и от палатки до палатки было так жарко, что я измучился и сел на уступленное место — и в то же мгновение вскочил: уж не то что жарко, а просто горячо сидеть. Мое седалище состояло из
десятков двух кирпичей, служивших каменкой в бане: они лежали на солнце и накалились.
В одном я — скромный чиновник, в форменном фраке, робеющий перед начальническим взглядом, боящийся простуды, заключенный в четырех стенах с несколькими
десятками похожих
друг на
друга лиц, вицмундиров.
Заключая в своих стенах около миллиона жителей и не один
десяток в подведомственных ему и близлежащих областях, Кантон будет всегда служить рынком для этих жителей, которым нет надобности искать работы и сбыта товаров в
других местах.
Несмотря на эти предосторожности, москиты пробираются за кисею, и если заберутся два-три, они так отделают, что на
другой день встанешь с
десятком красных пятен, которые не сходят по нескольку дней.
Беспорядочно расставленные, с
десяток более нежели скромных домиков, стоящих
друг к
другу, как известная изба на курьих ножках, — по очереди появлялись из-за зелени; скромно за ними возникал зеленый купол церкви с золотым крестом.
Не лучше ли, когда порядочные люди называют
друг друга просто Семеном Семеновичем или Васильем Васильевичем, не одолжив
друг друга ни разу, разве ненарочно, случайно, не ожидая ничего один от
другого, живут
десятки лет, не неся тяжеcти уз, которые несет одолженный перед одолжившим, и, наслаждаясь
друг другом, если можно, бессознательно, если нельзя, то как можно менее заметно, как наслаждаются прекрасным небом, чудесным климатом в такой стране, где дает это природа без всякой платы, где этого нельзя ни дать нарочно, ни отнять?
Работа эта шла внутри острога, снаружи же, у ворот, стоял, как обыкновенно, часовой с ружьем,
десятка два ломовых под вещи арестантов и под слабых и у угла кучка родных и
друзей, дожидающихся выхода арестантов, чтобы увидать и, если можно, поговорить и передать кое-что отправляемым. К этой кучке присоединился и Нехлюдов.
— Да чего нам делать-то? Известная наша музыка, Миколя; Данила даже двух арфисток вверх ногами поставил: одну за одну ногу схватил,
другую за
другую да обеих, как куриц, со всем потрохом и поднял… Ох-хо-хо!.. А публика даже уж точно решилась: давай Данилу на руках качать. Ну, еще акварию раздавили!.. Вот только тятеньки твоего нет, некогда ему, а то мы и с молебном бы ярмарке отслужили. А тятеньке везет, на третий
десяток перевалило.
— Вы ошибаетесь, Игнатий Львович, — невозмутимо продолжал Альфонс Богданыч. — Вы из ничего создали колоссальные богатства в течение нескольких лет. Я не обладаю такими счастливыми способностями и должен был употребить
десятки лет для создания собственной компании. Нам, надеюсь, не будет тесно, и мы будем полезны
друг другу, если этого, конечно, захотите вы… Все зависит от вас…
— Как вам сказать: и верю и не верю… Пустяки в нашей жизни играют слишком большую роль, и против них иногда мы решительно бессильны. Они опутывают нас по рукам и по ногам, приносят массу самых тяжелых огорчений и служат неиссякаемым источником
других пустяков и мелочей. Вы сравните: самый страшный враг — тот, который подавляет нас не единичной силой, а количеством. В тайге охотник бьет медведей
десятками, — и часто делается жертвой комаров. Я не отстаиваю моей мысли, я только высказываю мое личное мнение.
Потом мы пошли к берегу и отворотили один камень. Из-под него выбежало множество мелких крабов. Они бросились врассыпную и проворно спрятались под
другие камни. Мы стали ловить их руками и скоро собрали
десятка два. Тут же мы нашли еще двух протомоллюсков и около сотни раковин береговичков. После этого мы выбрали место для бивака и развели большой огонь. Протомоллюсков и береговичков мы съели сырыми, а крабов сварили. Правда, это дало нам немного, но все же первые приступы голода были утолены.
Он осторожен и в то же время предприимчив, как лисица; болтлив, как старая женщина, и никогда не проговаривается, а всякого
другого заставит высказаться; впрочем, не прикидывается простачком, как это делают иные хитрецы того же
десятка, да ему и трудно было бы притворяться: я никогда не видывал более проницательных и умных глаз, как его крошечные, лукавые «гляделки» [Орловцы называют глаза гляделками, так же как рот едалом.
Мужики, в изорванных под мышками тулупах, отчаянно продирались сквозь толпу, наваливались
десятками на телегу, запряженную лошадью, которую следовало «спробовать», или, где-нибудь в стороне, при помощи увертливого цыгана, торговались до изнеможения, сто раз сряду хлопали
друг друга по рукам, настаивая каждый на своей цене, между тем как предмет их спора, дрянная лошаденка, покрытая покоробленной рогожей, только что глазами помаргивала, как будто дело шло не о ней…
Компания имела человек пятьдесят или больше народа: более двадцати швей, — только шесть не участвовали в прогулке, — три пожилые женщины, с
десяток детей, матери, сестры и братья швей, три молодые человека, женихи: один был подмастерье часовщика,
другой — мелкий торговец, и оба эти мало уступали манерами третьему, учителю уездного училища, человек пять
других молодых людей, разношерстных званий, между ними даже двое офицеров, человек восемь университетских и медицинских студентов.
Только скажите слово, что вы хотите иметь гувернантку, сбегаются
десятки и сотни нас перебивать одна у
другой место.
К этому присоединились еще увеличенные вести о чуде, виденном волостным писарем в развалившемся сарае, так что к ночи все теснее жались
друг к
другу; спокойствие разрушилось, и страх мешал всякому сомкнуть глаза свои; а те, которые были не совсем храброго
десятка и запаслись ночлегами в избах, убрались домой.
Такова была Садовая в первой половине прошлого века. Я помню ее в восьмидесятых годах, когда на ней поползла конка после трясучих линеек с крышей от дождя, запряженных парой «одров». В линейке сидело
десятка полтора пассажиров, спиной
друг к
другу. При подъеме на гору кучер останавливал лошадей и кричал...
Ловкий Петр Кирилыч первый придумал «художественно» разрезать такой пирог. В одной руке вилка, в
другой ножик; несколько взмахов руки, и в один миг расстегай обращался в
десятки тоненьких ломтиков, разбегавшихся от центрального куска печенки к толстым румяным краям пирога, сохранившего свою форму. Пошла эта мода по всей Москве, но мало кто умел так «художественно» резать расстегаи, как Петр Кирилыч, разве только у Тестова — Кузьма да Иван Семеныч. Это были художники!
Их всегда с
десяток работало тут, а их клиенты стояли у стенки на одной ноге, подняв
другую, разутую, в ожидании починки.
Перед ним двигалось привидение в белом и исчезло в вестибюле, где стало подниматься по лестнице во второй этаж. Крейцберг пустил вслед ему пулю, выстрел погасил свечку, — пришлось вернуться. На
другой день наверху, в ободранных залах, он обнаружил кучу соломы и рогож — место ночлега
десятков людей.
В прежние годы Охотный ряд был застроен с одной стороны старинными домами, а с
другой — длинным одноэтажным зданием под одной крышей, несмотря на то, что оно принадлежало
десяткам владельцев. Из всех этих зданий только два дома были жилыми: дом, где гостиница «Континенталь», да стоящий рядом с ним трактир Егорова, знаменитый своими блинами. Остальное все лавки, вплоть до Тверской.
Но если бы выбрать столетние деревья и смерить гору по Их росту, то оказалось бы, что
десяток —
другой таких деревьев уже измеряет всю высоту…
Так как сожительница формально считается работницей, то поселенец платит за нее в казну, как за работницу: он обязуется свезти пудов двадцать груза из одного округа в
другой или доставить в пост
десяток бревен.
Но, говоря о семейных каторжных, нельзя мириться с
другим беспорядком — с нерасчетливостью администрации, с какою она разрешает
десяткам семейств селиться там, где нет ни усадебной, ни пахотной земли, ни сенокосов, в то время как в селениях
других округов, поставленных в этом отношении в более благоприятные условия, хозяйничают только бобыли, и хозяйства не задаются вовсе благодаря недостатку женщин.
Решительно нет ничего; но я сам, рассуждающий теперь так спокойно и благоразумно, очень помню, что в старые годы страстно любил стрельбу в узерк и, несмотря на беспрерывный ненастный дождь, от которого часто сырел на полке порох, несмотря на проклятые вспышки (ружья были тогда с кремнями), которые приводили меня в отчаяние, целые дни, правда очень короткие, от зари до зари, не пивши, не евши, мокрый до костей,
десятки верст исхаживал за побелевшими зайцами… то же делали и
другие.
В молодости случалось мне много езжать по степным дорогам Оренбургской и Симбирской губерний, и целые стаи степных куликов, налетавших со всех сторон, бывало преследовали меня
десятки верст, сменяясь вновь прилетающими, свежими кроншнепами, по мере удаления моего от гнезд одних и приближения к
другим.
Селезень присядет возле нее и заснет в самом деле, а утка, наблюдающая его из-под крыла недремлющим глазом, сейчас спрячется в траву, осоку или камыш; отползет, смотря по местности, несколько
десятков сажен, иногда гораздо более, поднимется невысоко и, облетев стороною, опустится на землю и подползет к своему уже готовому гнезду, свитому из сухой травы в каком-нибудь крепком, но не мокром, болотистом месте, поросшем кустами; утка устелет дно гнезда собственными перышками и пухом, снесет первое яйцо, бережно его прикроет тою же травою и перьями, отползет на некоторое расстояние в
другом направлении, поднимется и, сделав круг, залетит с противоположной стороны к тому месту, где скрылась; опять садится на землю и подкрадывается к ожидающему ее селезню.
В Оренбургской губернии много таких озер; мне короче знакомы два чудесные озера, находящиеся в недальнем расстоянии одно от
другого, в Белебеевском уезде: Кандры и Каратабынь; каждое из них имеет по нескольку
десятков верст в окружности.
Собственно за одними коростелями охоты нет; они попадаются между
другой дичью: в лугах — между дупелями и болотными куликами, в поле — между перепелками и в мелких перелесках — между молодыми тетеревами. Коростелей никогда не убьешь много:
десяток в одно поле — это самое большое число.
Она имеет еще ту выгоду, что человек ленивый, старый или слабый здоровьем, который не в состоянии проскакать
десятки, верст на охотничьих дрожках или санях, кружась за тетеревами и беспрестанно подъезжая к ним по всякой неудобной местности и часто понапрасну, — такой человек, без сомнения, может с большими удобствами, без всякого утомления сидеть в шалаше на креслах, курить трубку или сигару, пить чай или кофе, который тут же на конфорке приготовит ему его спутник, даже читать во время отсутствия тетеревов, и, когда они прилетят (за чем наблюдает его товарищ), он может, просовывая ружье в то или
другое отверстие, нарочно для того сделанное, преспокойно пощелкивать тетеревков (так выражаются этого рода охотники)…
Какое множество умных людей, узнав от Гоголя про Подколесина, тотчас же стали находить, что
десятки и сотни их добрых знакомых и
друзей ужасно похожи на Подколесина.
Кедровская дача нынешнее лето из конца в конец кипела промысловой работой. Не было такой речки или ложка, где не желтели бы кучки взрытой земли и не чернели заброшенные шурфы, залитые водой. Все это были разведки, а настоящих работ поставлено было пока сравнительно немного. Одни места оказались не стоящими разработки, по малому содержанию золота,
другие не были еще отведены в полной форме, как того требовал горный устав. Работало
десятка три приисков, из которых одна Богоданка прославилась своим богатством.
Из окна, у которого Женни приютилась с своим рабочим столиком, был если не очень хороший, то очень просторный русский вид. Городок был раскинут по правому, высокому берегу довольно большой, но вовсе не судоходной реки Саванки, значащейся под
другим названием в числе замечательнейших притоков Оки. Лучшая улица в городе была Московская, по которой проходило курское шоссе, а потом Рядская, на которой были
десятка два лавок, два трактирных заведения и цирюльня с надписью, буквально гласившею...
Это замечается также в монастырях, банках, департаментах, полках, учебных заведениях и
других общественных учреждениях, где, подолгу не изменяясь, чуть не
десятками лет, жизнь течет ровно, подобно болотистой речке, и вдруг, после какого-нибудь совсем не значительного случая, начинаются переводы, перемещения, исключения из службы, проигрыши, болезни.
В
другое время это заняло бы меня гораздо сильнее, но в настоящую минуту ржаное поле с жнецами и жницами наполняло мое воображение, и я довольно равнодушно держал в руках за тонкие стебли с
десяток маковых головок и охапку зеленого гороха.
По случаю безвыездной деревенской жизни отца, наставниками его пока были: приходский дьякон, который версты за три бегал каждый день поучить его часа два; потом был взят к нему расстрига — поп, но оказался уж очень сильным пьяницей; наконец, учил его старичок, переезжавший несколько
десятков лет от одного помещика к
другому и переучивший, по крайней мере, поколения четыре.
Он вынул из холщового мешка хлеб,
десяток красных помидоров, кусок бессарабского сыра «брынзы» и бутылку с прованским маслом. Соль была у него завязана в узелок тряпочки сомнительной чистоты. Перед едой старик долго крестился и что-то шептал. Потом он разломил краюху хлеба на три неровные части: одну, самую большую, он протянул Сергею (малый растет — ему надо есть),
другую, поменьше, оставил для пуделя, самую маленькую взял себе.
В самом деле, что могло быть печальнее председателя уездной земской управы, получающего годовых две с половиной тысячи, когда
другие рвали
десятки и сотни тысяч?
На
другой день поутру несколько
десятков мужчин и женщин стояли у ворот больницы, ожидая, когда вынесут на улицу гроб их товарища.