Неточные совпадения
Сам Государев посланный
К народу речь
держал,
То руганью попробует
И плечи с эполетами
Подымет высоко,
То ласкою попробует
И
грудь с крестами царскими
Во все четыре стороны
Повертывать начнет.
В тусклом воздухе закачались ледяные сосульки штыков, к мостовой приросла группа солдат; на них не торопясь двигались маленькие, сердитые лошадки казаков; в середине шагал, высоко поднимая передние ноги, оскалив зубы, тяжелый рыжий конь, — на спине его торжественно возвышался толстый, усатый воин с красным, туго надутым лицом, с орденами на
груди; в кулаке, обтянутом белой перчаткой, он
держал нагайку, —
держал ее на высоте
груди, как священники
держат крест.
Размахивая тонкими руками, прижимая их ко впалой
груди, он
держал голову так странно, точно его, когда-то, сильно ударили в подбородок, с той поры он, невольно взмахнув головой, уже не может опустить ее и навсегда принужден смотреть вверх.
Самгин зашел к ней, чтоб передать письмо и посылку Марины. Приняв письмо, девица поцеловала его, и все время, пока Самгин сидел, она
держала письмо на
груди, прижав его ладонью против сердца.
Отделился и пошел навстречу Самгину жандарм, блестели его очки; в одной руке он
держал какие-то бумаги, пальцы другой дергали на
груди шнур револьвера, а сбоку жандарма и на шаг впереди его шагал Судаков, натягивая обеими руками картуз на лохматую голову; луна хорошо освещала его сухое, дерзкое лицо и медную пряжку ремня на животе; Самгин слышал его угрюмые слова...
Споры с Марьей Романовной кончились тем, что однажды утром она ушла со двора вслед за возом своих вещей, ушла, не простясь ни с кем, шагая величественно, как всегда,
держа в одной руке саквояж с инструментами, а другой прижимая к плоской
груди черного, зеленоглазого кота.
Нестерпимо длинен был путь Варавки от новенького вокзала, выстроенного им, до кладбища. Отпевали в соборе, служили панихиды пред клубом, техническим училищем, пред домом Самгиных. У ворот дома стояла миловидная, рыжеватая девушка,
держа за плечо голоногого, в сандалиях, человечка лет шести; девушка крестилась, а человечек, нахмуря черные брови,
держал руки в карманах штанишек. Спивак подошла к нему, наклонилась, что-то сказала, мальчик, вздернув плечи, вынул из карманов руки, сложил их на
груди.
Самгина толкала, наваливаясь на его плечо, большая толстая женщина в рыжей кожаной куртке с красным крестом на
груди, в рыжем берете на голове;
держа на коленях обеими руками маленький чемодан, перекатывая голову по спинке дивана, посвистывая носом, она спала, ее грузное тело рыхло колебалось, прыжки вагона будили ее, и, просыпаясь, она жалобно вполголоса бормотала...
Самгин сквозь очки исподлобья посмотрел в угол, там, среди лавров и пальм, возвышалась, как бы возносясь к потолку, незабвенная, шарообразная фигура, сиял красноватый пузырь лица, поблескивали остренькие глазки, в правой руке Бердников ‹
держал› бокал вина, ладонью левой он шлепал в свою
грудь, — удары звучали мягко, точно по тесту.
Она встретила его,
держа у
груди, как ребенка, две бутылки, завернутые в салфетку; бутылки, должно быть, жгли
грудь, лицо ее болезненно морщилось.
Может быть, Вера несет крест какой-нибудь роковой ошибки; кто-нибудь покорил ее молодость и неопытность и
держит ее под другим злым игом, а не под игом любви, что этой последней и нет у нее, что она просто хочет там выпутаться из какого-нибудь узла, завязавшегося в раннюю пору девического неведения, что все эти прыжки с обрыва, тайны, синие письма — больше ничего, как отступления, — не перед страстью, а перед другой темной тюрьмой, куда ее загнал фальшивый шаг и откуда она не знает, как выбраться… что, наконец, в ней проговаривается любовь… к нему… к Райскому, что она готова броситься к нему на
грудь и на ней искать спасения…»
Их везла пара сытых лошадей, ехавших медленной рысью; в
груди у них что-то отдавалось, точно икота. Кучер
держал кнут в кулаке, вожжи лежали у него на коленях, и он изредка подергивал ими, с ленивым любопытством и зевотой поглядывая на знакомые предметы по сторонам.
Он роется в памяти и смутно дорывается, что
держала его когда-то мать, и он, прижавшись щекой к ее
груди, следил, как она перебирала пальцами клавиши, как носились плачущие или резвые звуки, слышал, как билось у ней в
груди сердце.
— Надо жить по закону природы и правды, — проговорила из-за двери госпожа Дергачева. Дверь была капельку приотворена, и видно было, что она стояла,
держа ребенка у
груди, с прикрытой
грудью, и горячо прислушивалась.
Она
держала на руках ребенка и кормила его белой длинной
грудью.
Главный кассир начал ходить по комнате. Впрочем, он более крался, чем ходил, и таки вообще смахивал на кошку. На плечах его болтался старый черный фрак, с очень узкими фалдами; одну руку он
держал на
груди, а другой беспрестанно брался за свой высокий и тесный галстух из конского волоса и с напряжением вертел головой. Сапоги он носил козловые, без скрипу, и выступал очень мягко.
Бабушка, сидя около меня, чесала волосы и морщилась, что-то нашептывая. Волос у нее было странно много, они густо покрывали ей плечи,
грудь, колени и лежали на полу, черные, отливая синим. Приподнимая их с пола одною рукою и
держа на весу, она с трудом вводила в толстые пряди деревянный редкозубый гребень; губы ее кривились, темные глаза сверкали сердито, а лицо в этой массе волос стало маленьким и смешным.
Лаврецкий подвез старика к его домику: тот вылез, достал свой чемодан и, не протягивая своему приятелю руки (он
держал чемодан обеими руками перед
грудью), не глядя даже на него, сказал ему по-русски: «Прощайте-с!» — «Прощайте», — повторил Лаврецкий и велел кучеру ехать к себе на квартиру.
Только одна старушка,
держа ладонь на
груди у другой старушки, стесняясь, шептала: «по розовому песочку и алые веточки, — очень хороши пошли ситцы».
Ярченко послал через Симеона приглашение, и актер пришел и сразу же начал обычную актерскую игру. В дверях он остановился, в своем длинном сюртуке, сиявшем шелковыми отворотами, с блестящим цилиндром, который он
держал левой рукой перед серединой
груди, как актер, изображающий на театре пожилого светского льва или директора банка. Приблизительно этих лиц он внутренне и представлял себе.
В заключение он взял на руки Маню Беленькую, завернул ее бортами сюртука и, протянув руку и сделав плачущее лицо, закивал головой, склоненной набок, как это делают черномазые грязные восточные мальчишки, которые шляются по всей России в длинных старых солдатских шинелях, с обнаженной, бронзового цвета
грудью,
держа за пазухой кашляющую, облезлую обезьянку.
— Сделайте милость, никогда бы он этого не осмелился сделать; я умею
держать себя против всякого!.. Я все время ведь жила у нее, пока муж ее был жив! — пояснила m-lle Прыхина Павлу. — И вообразите себе, она сидит, сидит там у него, натерпится, настрадается, придет да так ко мне на
грудь и упадет, на
груди у меня и рыдает во всю ночь.
Бездарнее и отвратительнее сыграть эту роль было невозможно, хотя артист и старался говорить некоторые характерные фразы громко,
держал известным образом по-купечески большой палец на руке, ударял себя при патетических восклицаниях в
грудь и прикладывал в чувствительных местах руку к виску; но все это выходило только кривляканьем, и кривляканьем самой грубой и неподвижной натуры, так что артист, видимо, родился таскать кули с мукою, но никак уж не на театре играть.
Мать наскоро перевязала рану. Вид крови наполнял ей
грудь жалостью, и, когда пальцы ее ощущали влажную теплоту, дрожь ужаса охватывала ее. Она молча и быстро повела раненого полем,
держа его за руку. Освободив рот, он с усмешкой в голосе говорил...
— Что ж, поезжайте! — неохотно согласился доктор. Людмила молчала, задумчиво прохаживаясь по комнате. Лицо у нее потускнело, осунулось, а голову она
держала, заметно напрягая мускулы шеи, как будто голова вдруг стала тяжелой и невольно опускалась на
грудь. Мать заметила это.
Это уже не на экране — это во мне самом, в стиснутом сердце, в застучавших часто висках. Над моей головой слева, на скамье, вдруг выскочил R-13 — брызжущий, красный, бешеный. На руках у него — I, бледная, юнифа от плеча до
груди разорвана, на белом — кровь. Она крепко
держала его за шею, и он огромными скачками — со скамьи на скамью — отвратительный и ловкий, как горилла, — уносил ее вверх.
Старуха встала, глухо кашляя и злобно посматривая на меня. Она одною рукой уперлась об косяк двери, а другою
держала себя за
грудь, из которой вылетали глухие и отрывистые вопли. И долгое еще время, покуда я сидел у Мавры Кузьмовны, раздавалось по всему дому ее голошение, нагоняя на меня нестерпимую тоску.
Первый день буду
держать по полпуда «вытянутой рукой» пять минут, на другой день двадцать один фунт, на третий день двадцать два фунта и так далее, так что, наконец, по четыре пуда в каждой руке, и так, что буду сильнее всех в дворне; и когда вдруг кто-нибудь вздумает оскорбить меня или станет отзываться непочтительно об ней, я возьму его так, просто, за
грудь, подниму аршина на два от земли одной рукой и только
подержу, чтоб чувствовал мою силу, и оставлю; но, впрочем, и это нехорошо; нет, ничего, ведь я ему зла не сделаю, а только докажу, что я…»
Александров справился с ним одним разом. Уж не такая большая тяжесть для семнадцатилетнего юноши три пуда. Он взял Друга обеими руками под живот, поднял и вместе с Другом вошел в воду по
грудь. Сенбернар точно этого только и дожидался. Почувствовав и уверившись, что жидкая вода отлично
держит его косматое тело, он очень быстро освоился с плаванием и полюбил его.
Егор Егорыч закидывал все больше свою голову назад и в то же время старался
держать неподвижно ступни своих ног под прямым углом одна к другой, что было ножным знаком мастера; капитан же, делая небольшие сравнительно с своей
грудью крестики и склоняя голову преимущественно по направлению к большим местным иконам, при этом как будто бы слегка прищелкивал своими каблуками.
— Вы мне нисколько не должны, — проговорила она, не поднимаясь с дивана и
держа руки скрещенными на несколько приподнятой, через посредство ваты,
груди: Миропа Дмитриевна знала из прежних разговоров, что Аггею Никитичу больше нравятся женщины с высокой
грудью.
— Не замедлю-с, — повторил Тулузов и действительно не замедлил: через два же дня он лично привез объяснение частному приставу, а вместе с этим Савелий Власьев привел и приисканных им трех свидетелей, которые действительно оказались все людьми пожилыми и по платью своему имели довольно приличный вид, но физиономии у всех были весьма странные: старейший из них, видимо, бывший чиновник, так как на
груди его красовалась пряжка за тридцатипятилетнюю беспорочную службу, отличался необыкновенно загорелым, сморщенным и лупившимся лицом; происходило это, вероятно, оттого, что он целые дни стоял у Иверских ворот в ожидании клиентов, с которыми и проделывал маленькие делишки; другой, более молодой и, вероятно, очень опытный в даче всякого рода свидетельских показаний,
держал себя с некоторым апломбом; но жалчее обоих своих товарищей был по своей наружности отставной поручик.
На вражьей
груди грудь дрожит —
И вот колеблются, слабеют —
Кому-то пасть… вдруг витязь мой,
Вскипев, железною рукой
С седла наездника срывает,
Подъемлет,
держит над собой
И в волны с берега бросает.
Шли домой. Матвей шагал впереди всех без картуза: он нёс на
груди икону,
держа её обеими руками, и когда, переходя дорогу, споткнулся, то услышал подавленный и как будто радостный крик Власьевны...
Однажды у Проходимцевой состоялись живые картины. Были только свои. Он представлял Иакова, она — Рахиль. Она
держала в руках наклоненную амфору, складки ее туники спускались на
груди и как-то случайно расстроились… Он протягивал губы («и как он уморительно их протягивал… глупушка мой!» — думалось ей)…
— Маленечко только и не застал-то! Всего одну недельку! Все бы порадовался, хоть бы в руках-то
подержал, касатик! — проговорила она, глядя на письмо и обливаясь слезами. — Ваня! Сынок ты мой любезный… утеха ты моя… Ванюшка! — с горячностию подхватила она, прижимая грамотку к тощей, ввалившейся
груди своей.
— Он застал ее одну. Капитолина Марковна отправилась по магазинам за покупками. Татьяна сидела на диване и
держала обеими руками книжку: она ее не читала и едва ли даже знала, что это была за книжка. Она не шевелилась, но сердце сильно билось в ее
груди, и белый воротничок вокруг ее шеи вздрагивал заметно и мерно.
Шуршат и плещут волны. Синие струйки дыма плавают над головами людей, как нимбы. Юноша встал на ноги и тихо поет,
держа сигару в углу рта. Он прислонился плечом к серому боку камня, скрестил руки на
груди и смотрит в даль моря большими главами мечтателя.
Илья
держал письмо в руке и чувствовал себя виноватым пред Олимпиадой, грусть и жалость сжимали ему
грудь и давили горло.
Климков пошёл,
держа конверт в правой руке на высоте
груди, как что-то убийственное, грозящее неведомым несчастием. Пальцы у него ныли, точно от холода, и в голове настойчиво стучала пугливая мысль...
Проснулся Климков с каким-то тайным решением, оно туго опоясало его
грудь невидимой широкой полосой. Он чувствовал, что концы этого пояса
держит кто-то настойчивый и упрямо ведёт его к неизвестному, неизбежному; прислушивался к этому желанию, осторожно ощупывал его неловкою и трусливою мыслью, но в то же время не хотел, чтобы оно определилось. Мельников, одетый и умытый, но не причёсанный, сидел за столом у самовара, лениво, точно вол, жевал хлеб и говорил...
Мальчик тоже
держал руки сжавши на
груди, но смотрел в бок на окно, на котором сидел белый котенок, преграциозно раскачивающий лапкою привешенное на нитке красное райское яблочко.
— Так; ты прилечь здесь можешь, когда устанешь. Часто и все чаще и чаще она стала посылать его к Онучиным, то за газетами, которые потом заставляла себе читать и слушала, как будто со вниманием, то за узором, то за русским чаем, которого у них не хватило. А между тем в его отсутствие она вынимала из-под подушки бумагу и скоро, и очень скоро что-то писала. Схватится за
грудь руками,
подержит себя сколько может крепче, вздохнет болезненно и опять пишет, пока на дворе под окнами раздадутся знакомые шаги.
Много грезилось ей чего-то страшного, беспокойного, и в восемь часов утра она проснулась,
держа у
груди обнятую во сне подушку.
И, не дожидаясь ответа, она подвела ему под плечи круглую упругую руку и, поправляя другою рукою его изголовье,
держала во все это время его голову у своей
груди.
Тело свое молодой человек
держал чересчур уж прямо, стараясь при этом неимовернейшим образом выпячивать
грудь свою вперед, и, кажется, больше всего на свете боялся замарать свои белые перчатки.
Так до самого выхода Елены Петровны она и не решила, что делать ей с собой и с газетой, и в спальню поздороваться с матерью, как обычно, не пошла и,
держа в
груди всю буйную толпу задержанных рыданий, молча, не здороваясь, подала газету.
— Юрий, успокойся… видишь, я равнодушно смотрю на потерю всего, кроме твоей нежности… я видела кровь, видела ужасные вещи, слышала слова, которых бы ангелы испугались… но на
груди твоей всё забыто: когда мы переплывали реку на коне, и ты
держал меня в своих объятиях так крепко, так страстно, я не позавидовала бы ни царице, ни райскому херувиму… я не чувствовала усталости, следуя за тобой сквозь колючий кустарник, перелезая поминутно через опрокинутые рогатые пни… это правда, у меня нет ни отца, ни матери…
— Нет, брат, она у нас совсем не ужинает, — отвечал Прокудин, нарезывая большие ломти хлеба с ковриги, которую он
держал между
грудью и левою ладонью.
Солдаты взялись за Настю, которая, не поднимаясь с нар,
держала под своею
грудью мертвого ребенка и целовала его красненькие скорченные ручки.