Неточные совпадения
Съестного сколько вынесет
Утроба — то и спрашивай,
А водки можно
требоватьВ
день ровно по ведру.
Спасаться, жить по-божески
Учила нас угодница,
По праздникам к заутрене
Будила… а потом
Потребовала странница,
Чтоб грудью не кормили мы
Детей по постным
дням.
Тогда поймали Матренку Ноздрю и начали вежливенько топить ее в реке,
требуя, чтоб она сказала, кто ее, сущую бездельницу и воровку, на воровство научил и кто в том
деле ей пособлял?
Обстоятельства
дела выяснились вполне; но так как Линкин непременно
требовал, чтобы была выслушана речь его защитника, то Грустилов должен был скрепя сердце исполнить его требование.
Но, с другой стороны, если с просвещением фаталистически сопряжены экзекуции, то не
требует ли благоразумие, чтоб даже и в таком, очевидно, полезном
деле допускались краткие часы для отдохновения?
В этот
день весь Глупов был пьян, а больше всех пятый Ивашко. Беспутную оную Клемантинку посадили в клетку и вывезли на площадь; атаманы-молодцы подходили и дразнили ее. Некоторые, более добродушные, потчевали водкой, но
требовали, чтобы она за это откинула какое-нибудь коленце.
Понятно, как должен был огорчиться бригадир, сведавши об таких похвальных словах. Но так как это было время либеральное и в публике ходили толки о пользе выборного начала, то распорядиться своею единоличною властию старик поопасился. Собравши излюбленных глуповцев, он вкратце изложил перед ними
дело и
потребовал немедленного наказания ослушников.
На третий
день сделали привал в слободе Навозной; но тут, наученные опытом, уже
потребовали заложников. Затем, переловив обывательских кур, устроили поминки по убиенным. Странно показалось слобожанам это последнее обстоятельство, что вот человек игру играет, а в то же время и кур ловит; но так как Бородавкин секрета своего не разглашал, то подумали, что так следует"по игре", и успокоились.
Все славословили, но в то же время уже все единогласно
требовали, чтобы обновление совершилось сию минуту и чтоб наблюдение за этим
делом было возложено на них.
Дело было в том, что когда Левин
потребовал одеваться, Кузьма, старый слуга Левина, принес фрак, жилет и всё, что нужно было.
Правда, что на скотном дворе
дело шло до сих пор не лучше, чем прежде, и Иван сильно противодействовал теплому помещению коров и сливочному маслу, утверждая, что корове на холоду потребуется меньше корму и что сметанное масло спорее, и
требовал жалованья, как и в старину, и нисколько не интересовался тем, что деньги, получаемые им, были не жалованье, а выдача вперед доли барыша.
Он
требовал и назначения еще особой комиссии по
делу об устройстве инородцев.
— Но я полагал, что Анна Аркадьевна отказывается от развода в том случае, если я
требую обязательства оставить мне сына. Я так и отвечал и думал, что
дело это кончено. И считаю его оконченным, — взвизгнул Алексей Александрович.
Переговоры наши продолжались довольно долго; наконец мы решили
дело вот как: верстах в пяти отсюда есть глухое ущелье; они туда поедут завтра в четыре часа утра, а мы выедем полчаса после их; стреляться будете на шести шагах — этого
требовал сам Грушницкий.
Здесь, именно здесь подражает Богу человек: Бог предоставил себе
дело творенья, как высшее наслажденье, и
требует от человека также, чтобы он был творцом благоденствия и стройного теченья
дел.
Мертвые души, губернаторская дочка и Чичиков сбились и смешались в головах их необыкновенно странно; и потом уже, после первого одурения, они как будто бы стали различать их порознь и отделять одно от другого, стали
требовать отчета и сердиться, видя, что
дело никак не хочет объясниться.
На другой же
день пугнул он всех до одного,
потребовал отчеты, увидел недочеты, на каждом шагу недостающие суммы, заметил в ту же минуту дома красивой гражданской архитектуры, и пошла переборка.
— Это не ваше дело-с! — прокричал он, наконец, как-то неестественно громко, — а вот извольте-ка подать отзыв, который с вас
требуют. Покажите ему, Александр Григорьевич. Жалобы на вас! Денег не платите! Ишь какой вылетел сокол ясный!
Знал бы я этакое
дело, я б его с конвоем
потребовал!» Потом выбежал, какого-то позвал и стал с ним в углу говорить, а потом опять ко мне и стал спрашивать и ругать.
— Не твое
дело, — отвечал я нахмурясь, — кто бы ни была эта Маша. Не
требую ни твоего мнения, ни твоих догадок.
На другой
день в назначенное время я стоял уже за скирдами, ожидая моего противника. Вскоре и он явился. «Нас могут застать, — сказал он мне, — надобно поспешить». Мы сняли мундиры, остались в одних камзолах и обнажили шпаги. В эту минуту из-за скирда вдруг появился Иван Игнатьич и человек пять инвалидов. Он
потребовал нас к коменданту. Мы повиновались с досадою; солдаты нас окружили, и мы отправились в крепость вслед за Иваном Игнатьичем, который вел нас в торжестве, шагая с удивительной важностию.
На другой
день тюремный сторож меня разбудил, с объявлением, что меня
требуют в комиссию. Два солдата повели меня через двор в комендантский дом, остановились в передней и впустили одного во внутренние комнаты.
Батюшка не любил ни переменять свои намерения, ни откладывать их исполнение.
День отъезду моему был назначен. Накануне батюшка объявил, что намерен писать со мною к будущему моему начальнику, и
потребовал пера и бумаги.
— Слушай, — продолжал я, видя его доброе расположение. — Как тебя назвать не знаю, да и знать не хочу… Но бог видит, что жизнию моей рад бы я заплатить тебе за то, что ты для меня сделал. Только не
требуй того, что противно чести моей и христианской совести. Ты мой благодетель. Доверши как начал: отпусти меня с бедною сиротою, куда нам бог путь укажет. А мы, где бы ты ни был и что бы с тобою ни случилось, каждый
день будем бога молить о спасении грешной твоей души…
К довершению всего, мужики начали между собою ссориться: братья
требовали раздела, жены их не могли ужиться в одном доме; внезапно закипала драка, и все вдруг поднималось на ноги, как по команде, все сбегалось перед крылечко конторы, лезло к барину, часто с избитыми рожами, в пьяном виде, и
требовало суда и расправы; возникал шум, вопль, бабий хныкающий визг вперемежку с мужскою бранью.
Практика судебного оратора достаточно хорошо научила Клима Ивановича Самгина обходить опасные места, удаляясь от них в сторону. Он был достаточно начитан для того, чтоб легко наполнять любой термин именно тем содержанием, которого
требует день и минута. И, наконец, он твердо знал, что люди всегда безграмотнее тех мыслей и фраз, которыми они оперируют, — он знал это потому, что весьма часто сам чувствовал себя таким.
Дня три он прожил в непривычном настроении досады на себя, в ожидании событий.
Дела Марины не
требовали в суд, не вызывали и его лично. И Тагильский не являлся.
«Да, у нее нужно бывать», — решил Самгин, но второй раз увидеть ее ему не скоро удалось, обильные, но запутанные
дела Прозорова
требовали много времени, франтоватый письмоводитель был очень плохо осведомлен, бездельничал, мечтал о репортаже в «Петербургской газете».
— В
делах — стеснение! — угрюмо зарычал Денисов. — Война эта… Покою нет!
Дела спокоя
требуют.
— Наши
дни — не время для расширения понятий. Мы кружимся пред необходимостью точных формулировок, общезначимых, объективных. Разумеется, мы должны избегать опасности вульгаризировать понятия. Мы единодушны в сознании необходимости смены власти, эго уже — много. Но действительность
требует еще более трудного — единства, ибо сумма данных обстоятельств повелевает нам отчислить и утвердить именно то, что способно объединить нас.
— Что же? Очень хорошо. Я — рад помочь коллеге. Иван Матвеич подробно рассказал мне… Я отберу
дела, которые
требуют… То есть несколько залежались… Пожалуйста.
— А ты — что же, думаешь, что религия —
дело чахоточных? Плохо думаешь. Именно здоровая плоть
требует святости. Греки отлично понимали это.
Вообще действительность настойчиво, бесцеремонно
требовала участия в ее
делах.
«Да, это мои мысли», — подумал Самгин. Он тоже чувствовал, что обогащается;
дни и ночи награждали его невиданным, неизведанным, многое удивляло, и все вместе
требовало порядка, все нужно было прибрать и уложить в «систему фраз», так, чтоб оно не беспокоило. Казалось, что Варвара удачно помогает ему в этом.
— Рассуждая революционно, мы, конечно, не боимся действовать противузаконно, как боятся этого некоторые иные. Но — мы против «вспышкопускательства», — по слову одного товарища, — и против дуэлей с министрами. Герои на час приятны в романах, а жизнь
требует мужественных работников, которые понимали бы, что великое
дело рабочего класса — их кровное, историческое
дело…
Из людей, которых он видел в эти
дни, особенно выделялась монументальная фигура красавца Фроленкова. Приятно было вспоминать его ловкие, уверенные движения, на каждое из них человек этот тратил силы именно столько, сколько оно
требовало. Многозначительно было пренебрежение, ‹с которым› Фроленков говорил о кузнецах, слушал дерзости Ловцова.
«Осталась где-то вне действительности, живет бредовым прошлым», — думал он, выходя на улицу. С удивлением и даже недоверием к себе он вдруг почувствовал, что десяток
дней, прожитых вне Москвы, отодвинул его от этого города и от людей, подобных Татьяне, очень далеко. Это было странно и
требовало анализа. Это как бы намекало, что при некотором напряжении воли можно выйти из порочного круга действительности.
Но усмешка не изгнала из памяти эту формулу, и с нею он приехал в свой город, куда его
потребовали Варавкины
дела и где — у доктора Любомудрова — он должен был рассказать о Девятом января.
Илье Ильичу не нужно было пугаться так своего начальника, доброго и приятного в обхождении человека: он никогда никому дурного не сделал, подчиненные были как нельзя более довольны и не желали лучшего. Никто никогда не слыхал от него неприятного слова, ни крика, ни шуму; он никогда ничего не
требует, а все просит.
Дело сделать — просит, в гости к себе — просит и под арест сесть — просит. Он никогда никому не сказал ты; всем вы: и одному чиновнику и всем вместе.
Он был взяточник в душе, по теории, ухитрялся брать взятки, за неимением
дел и просителей, с сослуживцев, с приятелей, Бог знает как и за что — заставлял, где и кого только мог, то хитростью, то назойливостью, угощать себя,
требовал от всех незаслуженного уважения, был придирчив. Его никогда не смущал стыд за поношенное платье, но он не чужд был тревоги, если в перспективе
дня не было у него громадного обеда, с приличным количеством вина и водки.
— К генералу! — с ужасом повторило все присутствие. — Зачем? Что такое? Не
требует ли
дела какого-нибудь? Какое именно? Скорей, скорей! Подшивать
дела, делать описи! Что такое?
На другой
день, только что он пришел в присутствие, явился курьер от генерала, который немедленно
требовал его к себе.
И я всякий
день думал: „Дальше не увлекусь, я остановлюсь: от меня зависит“, — и увлекся, и теперь настает борьба, в которой
требую вашей помощи.
Он, с огнем опытности в руках, пускался в лабиринт ее ума, характера и каждый
день открывал и изучал все новые черты и факты, и все не видел
дна, только с удивлением и тревогой следил, как ее ум
требует ежедневно насущного хлеба, как душа ее не умолкает, все просит опыта и жизни.
Еще более призадумался Обломов, когда замелькали у него в глазах пакеты с надписью нужное и весьма нужное, когда его заставляли делать разные справки, выписки, рыться в
делах, писать тетради в два пальца толщиной, которые, точно на смех, называли записками; притом всё
требовали скоро, все куда-то торопились, ни на чем не останавливались: не успеют спустить с рук одно
дело, как уж опять с яростью хватаются за другое, как будто в нем вся сила и есть, и, кончив, забудут его и кидаются на третье — и конца этому никогда нет!
Всего мучительнее было для него, когда Ольга предложит ему специальный вопрос и
требует от него, как от какого-нибудь профессора, полного удовлетворения; а это случалось с ней часто, вовсе не из педантизма, а просто из желания знать, в чем
дело. Она даже забывала часто свои цели относительно Обломова, а увлекалась самым вопросом.
— А вы эгоист, Борис Павлович! У вас вдруг родилась какая-то фантазия — и я должна
делить ее, лечить, облегчать: да что мне за
дело до вас, как вам до меня? Я
требую у вас одного — покоя: я имею на него право, я свободна, как ветер, никому не принадлежу, никого не боюсь…
На третий
день Вера совсем не пришла к чаю, а
потребовала его к себе. Когда же бабушка прислала за ней «послушать книжку», Веры не было дома: она ушла гулять.
— Зачем я буду рассказывать, люблю я или нет? До этого никому нет
дела. Я знаю, что я свободна и никто не вправе
требовать отчета от меня…
«А! вот и пробный камень. Это сама бабушкина „судьба“ вмешалась в
дело и
требует жертвы, подвига — и я его совершу. Через три
дня видеть ее опять здесь… О, какая нега! Какое солнце взойдет над Малиновкой! Нет, убегу! Чего мне это стоит, никто не знает! И ужели не найду награды, потерянного мира? Скорей, скорей прочь…» — сказал он решительно и кликнул Егора, приказав принести чемодан.