Неточные совпадения
Дрожу,
гляжу на лекаря:
Рукавчики засучены,
Грудь фартуком завешана,
В одной руке — широкий нож,
В другой ручник — и
кровь на нем,
А
на носу очки!
Как только Вронский вошел к ней, она глубоко втянула в себя воздух и, скашивая свой выпуклый глаз так, что белок налился
кровью, с противуположной стороны
глядела на вошедших, потряхивая намордником и упруго переступая с ноги
на ногу.
— Со мной! — оборотясь живо к нему, отозвался Волохов и вопросительно
глядел на него. «Что это, не узнал ли и он? Он, кажется, претендент
на Веру. Не драму ли затевает этот лесной Отелло: „
крови“, „
крови“, что ли, ему надо!» — успел подумать Марк.
Он по утрам с удовольствием ждал, когда она, в холстинковой блузе, без воротничков и нарукавников, еще с томными, не совсем прозревшими глазами, не остывшая от сна, привставши
на цыпочки, положит ему руку
на плечо, чтоб разменяться поцелуем, и угощает его чаем,
глядя ему в глаза, угадывая желания и бросаясь исполнять их. А потом наденет соломенную шляпу с широкими полями, ходит около него или под руку с ним по полю, по садам — и у него
кровь бежит быстрее, ему пока не скучно.
И бабушка настояла, чтоб подали кофе. Райский с любопытством
глядел на барыню, набеленную пудрой, в локонах, с розовыми лентами
на шляпке и
на груди, значительно открытой, и в ботинке пятилетнего ребенка, так что
кровь от этого прилила ей в голову. Перчатки были новые, желтые, лайковые, но они лопнули по швам, потому что были меньше руки.
Потом неизменно скромный и вежливый Тит Никоныч, тоже во фраке, со взглядом обожания к бабушке, с улыбкой ко всем; священник, в шелковой рясе и с вышитым широким поясом, советники палаты, гарнизонный полковник, толстый, коротенький, с налившимся
кровью лицом и глазами, так что,
глядя на него, делалось «за человека страшно»; две-три барыни из города, несколько шепчущихся в углу молодых чиновников и несколько неподросших девиц, знакомых Марфеньки, робко смотрящих, крепко жмущих друг у друга красные, вспотевшие от робости руки и беспрестанно краснеющих.
Кровь ударила мне опять в лицо: я вдруг как бы что-то понял совсем уже новое; я
глядел на нее вопросительно изо всех сил.
Молодая
кровь, как всегда при взгляде
на него, залила всё милое лицо, и черные глаза, смеясь и радуясь, наивно
глядя снизу вверх, остановились
на Нехлюдове.
Он лежал навзничь, раскрыв ладонями книзу покрытые веснушками руки, и после больших промежутков, равномерно подергиваясь высокой и могучею грудью, всхлипывал,
глядя на небо остановившимися, налитыми
кровью глазами.
— Ты не глуп, — проговорил Иван, как бы пораженный;
кровь ударила ему в лицо, — я прежде думал, что ты глуп. Ты теперь серьезен! — заметил он, как-то вдруг по-новому
глядя на Смердякова.
Я вспоминал,
глядя на новых товарищей, как он раз,
на пирушке у губернского землемера, выпивши, играл
на гитаре плясовую и, наконец, не вытерпел, вскочил с гитарой и пустился вприсядку; ну эти ничем не увлекутся, в них не кипит
кровь, вино не вскружит им голову.
Глядим мы с матерью
на Максима, а он не похож
на себя, багровый весь, пальцы разбиты,
кровью сочатся,
на висках будто снег, а не тает — поседели височки-то!
Я,
гляди,
на четырнадцатом году замуж отдана, а к пятнадцати уж и родила; да вот полюбил господь
кровь мою, всё брал да и брал ребятишек моих в ангелы.
Убитый Кирилл лежал попрежнему в снегу ничком. Он был в одной рубахе и в валенках. Длинные темные волосы разметались в снегу, как крыло подстреленной птицы. Около головы снег был окрашен
кровью. Лошадь была оставлена версты за две, в береговом ситнике, и Мосей соображал, что им придется нести убитого
на руках. Эх, неладно, что он связался с этими мочеганами: не то у них было
на уме… Один за бабой погнался, другой за деньгами. Того
гляди, разболтают еще.
Идя в чаще елок,
на вершины которых Иван внимательнейшим образом
глядел, чтобы увидеть
на них рябчика или тетерева, Вихров невольно помышлял о том, что вот там идет слава его произведения, там происходит война, смерть,
кровь, сколько оскорбленных самолюбий, сколько горьких слез матерей, супруг, а он себе, хоть и грустный, но спокойный, гуляет в лесу.
Затем мы сели ужинать, и он спросил шампанского. Тут же подсела целая компания подручных устроителей ополчения. Все было уже сформировано и находилось, так сказать, начеку. Все смеялось, пило и с доверием
глядело в глаза будущему. Но у меня не выходило из головы:"Придут нецыи и
на вратах жилищ своих начертают:"Здесь стригут, бреют и
кровь отворяют"".
Зато у меня, бывало, вся
кровь загоралась, когда Малевский подойдет к ней, хитро покачиваясь, как лиса, изящно обопрется
на спинку ее стула и начнет шептать ей
на ухо с самодовольной и заискивающей улыбочкой, — а она скрестит руки
на груди, внимательно
глядит на него, и сама улыбается, и качает головой.
Гляжу, и вижу тоже, что бьет яростно, даже глаза
на лоб выпялил, и так его как ударит, так сразу до
крови и режет.
Ближе подъехали, я
гляжу, он весь серый, в пыли, и
на лице даже носа не значится, а только трещина, и из нее
кровь…
Манишки и шейные платки для Петра Михайлыча, воротнички, нарукавнички и модести [Модести — вставка (чаше всего кружевная) к дамскому платью.] для Настеньки Палагея Евграфовна чистила всегда сама и сама бы, кажется, если б только сил ее доставало, мыла и все прочее, потому что, по собственному ее выражению, у нее
кровью сердце обливалось,
глядя на вымытое прачкою белье.
Вы увидите, как острый кривой нож входит в белое здоровое тело; увидите, как с ужасным, раздирающим криком и проклятиями раненый вдруг приходит в чувство; увидите, как фельдшер бросит в угол отрезанную руку; увидите, как
на носилках лежит, в той же комнате, другой раненый и,
глядя на операцию товарища, корчится и стонет не столько от физической боли, сколько от моральных страданий ожидания, — увидите ужасные, потрясающие душу зрелища; увидите войну не в правильном, красивом и блестящем строе, с музыкой и барабанным боем, с развевающимися знаменами и гарцующими генералами, а увидите войну в настоящем ее выражении — в
крови, в страданиях, в смерти…
Увидев прикованного к столбу мельника и вокруг него уже вьющиеся струи дыма, князь вспомнил его последние слова, когда старик, заговорив его саблю, смотрел
на бадью с водою; вспомнил также князь и свое видение
на мельнице, когда он в лунную ночь,
глядя под шумящее колесо, старался увидеть свою будущность, но увидел только, как вода почервонела, подобно
крови, и как заходили в ней зубчатые пилы и стали отмыкаться и замыкаться железные клещи…
Руслан томился молчаливо,
И смысл и память потеряв.
Через плечо
глядя спесиво
И важно подбочась, Фарлаф,
Надувшись, охал за Русланом.
Он говорит: «Насилу я
На волю вырвался, друзья!
Ну, скоро ль встречусь с великаном?
Уж то-то
крови будет течь,
Уж то-то жертв любви ревнивой!
Повеселись, мой верный меч,
Повеселись, мой конь ретивый...
Большинство молчало, пристально
глядя на землю, обрызганную
кровью и мозгом, в широкую спину трупа и в лицо беседовавших людей. Казалось, что некоторые усиленно стараются навсегда запомнить все черты смерти и все речи, вызванные ею.
А зимою, тихими морозными ночами, когда в поле,
глядя на город, завистливо и жалобно выли волки, чердак отзывался волчьему вою жутким сочувственным гудением, и под этот непонятный звук вспоминалось страшное: истекающая
кровью Палага, разбитый параличом отец, Сазан, тихонько ушедший куда-то, серый мозг Ключарёва и серые его сны; вспоминалась Собачья Матка, юродивый Алёша, и настойчиво хотелось представить себе — каков был видом Пыр Растопыр?
А Матвей стоял у печи и чувствовал себя бессильным помочь этой паре нужных ему, близких людей, молчал, стыдясь
глядеть на их слёзы и
кровь.
Зато здесь, в провинциях, до сих пор еще ничего подобного… нет, и тут эти несчастные люди гибнут, а мы,
глядя на них, лишь восклицаем: «
кровь их
на нас и
на чадех наших».
Я знаю только, — сказал он, вставая и сердито
глядя на доктора, — я знаю, что Бог создал меня из теплой
крови и нервов, да-с!
Веришь ли, батюшка, сердце
кровью обливается
на него
глядя, какую он муку принимает.
Молотом ударила
кровь в голову Литвинова, а потом медленно и тяжело опустилась
на сердце и так камнем в нем и застыла. Он перечел письмо Ирины и, как в тот раз в Москве, в изнеможении упал
на диван и остался неподвижным. Темная бездна внезапно обступила его со всех сторон, и он
глядел в эту темноту бессмысленно и отчаянно. Итак, опять, опять обман, или нет, хуже обмана — ложь и пошлость…
— Яшка-то напился вдрызг, да отцу и бухнул прямо в глаза — вор! И всякие другие колючие слова: бесстыжий развратник, безжалостный… без ума орал!.. А Петруха-то его ка-ак тяпнет по зубам! Да за волосья, да ногами топтать и всяко, — избил в
кровь! Теперь Яшка-то лежит, стонет… Потом Петруха
на меня, — как зыкнет! «Ты, говорит… Гони, говорит, вон Ильку…» Это-де ты Яшку-то настроил супротив его… И орал он — до ужасти!.. Так ты
гляди…
Он сидел
на стуле согнувшись, положив локти
на колени и
глядя в пол.
На виске у него напряжённо билась какая-то жилка, туго налившаяся
кровью.
Василиса Перегриновна (плача). Слезами я заливаюсь,
глядя на вас! Сердце мое
кровью обливается, что вас, благодетельницу, не уважают, дому вашего не уважают! В вашем ли честном доме, в этаких ли местах благочестивых, такие дела делать!
Игуменья Досифея была худая, как сушеная рыба, старуха, с пожелтевшими от старости волосами. Ей было восемьдесят лет, из которых она провела в своей обители шестьдесят. Строгое восковое лицо
глядело мутными глазами. Черное монашеское одеяние резко выделяло и эту седину и эту старость: казалось, в игуменье не оставалось ни одной капли
крови. Она встретила воеводшу со слезами
на глазах и благословила ее своею высохшею, дрожавшею рукой, а воеводша поклонилась ей до земли.
До самого отъезда он не развеселился; от времени до времени сжимал и разжимал руку,
глядел себе
на ладонь, говорил, что ему страшнее всего умереть без покаяния, от удара, и что он зарок себе дал: не сердиться, так как от сердца
кровь портится и к голове приливает…
Качание берлина скоро успокоило
кровь мою, и я скоро отсердился, хотя и жаль мне было такой пропасти денег,
на которые не только до Санкт-Петербурга доехать, но и половину света объездить мог бы; но делать нечего было, и я не только что отсердился, но,
глядя на Кузьму, смеялся, видя, что он все сердится и ворчит что-то про себя; конечно, бранил нашего усердного хозяина. Когда же замечал я, что он успокаивался, то я поддразнивал его, крича ему в окошко берлина...
Такой ли взор, стыдливый, скромный,
Глядит на мир, чтоб видеть
кровь?
Ему было мягко и уютно сидеть
на турецком диване и поглядывать
на Анну Акимовну, которая обыкновенно сидела
на ковре перед камином и, охватив колени руками,
глядела на огонь и о чем-то думала, и в это время ему казалось, что в ней играет мужицкая, староверская
кровь.
Заплакали все дети, сколько их было в избе, и,
глядя на них, Саша тоже заплакала. Послышался пьяный кашель, и в избу вошел высокий, чернобородый мужик в зимней шапке и оттого, что при тусклом свете лампочки не было видно его лица, — страшный. Это был Кирьяк. Подойдя к жене, он размахнулся и ударил ее кулаком по лицу, она же не издала ни звука, ошеломленная ударом, и только присела, и тотчас же у нее из носа пошла
кровь.
Бурмистров валялся
на нарах арестантской, тупо
глядя в стену, исчерченную непонятными узорами, замазанную грязью. Не первый раз был он тут, не однажды его били в этой конуре, и, наверное, в грязи ее стен есть его
кровь.
Собиралась я это
на средокрестной неделе говеть и иду этак по Кирпичному переулку,
глянула на дом-то да думаю: как это нехорошо, что мы с Леканидой Петровной такое время поссорившись; тела и
крови готовясь принять — дай зайду к ней, помирюсь!
Впервые мне
на кровь глядеть ужасно,
Впервые сердце бьется и трепещет,
И волосы невольно дыбом
Встают при мысли о убийстве!..
Я нож отложила:
кровь меня душить начала,
на него не
глянула, помню, усмехнулась, губ не разжимая, да прямо матушке в печальные очи смотрю, грозно смотрю, а у самой смех с губ не сходит бесстыдный; а мать сидит бледная, мертвая…
Николай прижался спиною к косяку двери, исподлобья
глядя на больного: за ночь болезнь так обсосала и обгрызла старое тело, что сын почти не узнавал отца — суровое его лицо, ещё недавно полное, налитое густой
кровью, исчерченное красными жилками, стало землисто-дряблым, кожа обвисла, как тряпка, курчавые волосы бороды развились и стали похожи
на паутину, красные губы, масленые и жадные, потемнели, пересохли, строгие глаза выкатились, взгляд блуждал по комнате растерянно, с недоумением и тупым страхом.
— Какой праздник — отец умирает! Хозяин умирает! — плаксиво и зло хрипел отец, хлопая ладонями по постели и всё перекатывая голову со стороны
на сторону. Уши у него были примятые, красные, точно кожа с них сошла. Он
глядел в лицо сына мутными, налитыми
кровью глазами и всё бормотал непрерывно, жалобно, а сзади себя Николай слышал предостерегающий голос тётки...
Затем он садился
на полозья розвален, отирал рукавом рубахи пот и
кровь с лица и замирал в усталой позе, тупо
глядя на стену дома, грязную, с облезлою штукатуркой и с разноцветными полосами красок, — маляры Сучкова, возвращаясь с работы, имели обыкновение чистить кисти об эту часть стены.
Я, кажется, тронул
кровь пальцем, запачкал палец,
гляжу на палец (это помню), а он мне всё: «С горстку, с горстку!»
Я понял все. Средь шума дня не смела
Одеться в плоть и
кровь ее краса,
Но ночью — о, тогда другое дело!
В ночной тени возможны чудеса!
И
на часы затем она
глядела,
Чтоб этой ночью, ровно в три часа,
Когда весь дом покоится в молчанье,
Я к ней пришел
на тайное свиданье.
— Горько мне стало
на родной стороне. Ни
на что бы тогда не
глядел я и не знай куда бы готов был деваться!.. Вот уже двадцать пять лет и побольше прошло с той поры, а как вспомнишь, так и теперь сердце
на клочья рваться зачнет… Молодость, молодость!.. Горячая
кровь тогда ходила во мне… Не стерпел обиды, а заплатить обидчику было нельзя… И решил я покинуть родну сторону, чтоб в нее до гробовой доски не заглядывать…
— Ну, теперь делу шабáш, ступай укладывайся, — сказал Патап Максимыч. — Да смотри у меня за Прасковьей-то в оба, больно-то баловаться ей не давай. Девка тихоня, спать бы ей только, да
на то полагаться нельзя — девичий разум, что храмина непокровенна, со всякой стороны ветру место найдется… Девка молодая, кровь-то играет — от греха, значит,
на вершок, потому за ней и
гляди… В лесах
на богомолье пущай побывает, пущай и в Китеж съездит, только чтоб, опричь стариц, никого с ней не было, из моло́дцов то есть.