Неточные совпадения
— Вы знаете, какой она
дьявол… Ведьма, с медными
глазами. Это — не я, это невеста сказала. Моя невеста.
Гости ушли; мы остались вдвоем, сели друг противу друга и молча закурили трубки. Сильвио был озабочен; не было уже и следов его судорожной веселости. Мрачная бледность, сверкающие
глаза и густой дым, выходящий изо рту, придавали ему вид настоящего
дьявола. Прошло несколько минут, и Сильвио прервал молчание.
— Надобно же было, — продолжал Чуб, утирая рукавом усы, — какому-то
дьяволу, чтоб ему не довелось, собаке, поутру рюмки водки выпить, вмешаться!.. Право, как будто на смех… Нарочно, сидевши в хате, глядел в окно: ночь — чудо! Светло, снег блещет при месяце. Все было видно, как днем. Не успел выйти за дверь — и вот, хоть
глаз выколи!
— Славная дивчина! — продолжал парубок в белой свитке, не сводя с нее
глаз. — Я бы отдал все свое хозяйство, чтобы поцеловать ее. А вот впереди и
дьявол сидит!
— Нет, не фальшивые, а требовали настоящих! Как теперь вот гляжу, у нас их в городе после того человек сто кнутом наказывали. Одних палачей, для наказания их, привезено было из разных губерний четверо. Здоровые такие черти, в красных рубахах все; я их и вез, на почте тогда служил; однакоже скованных их везут, не доверяют!.. Пить какие они
дьяволы; ведро, кажется, водки выпьет, и то не заметишь его ни в одном
глазе.
«Что это, я говорю, ты мне предлагаешь, бестия ты этакая!» — и, на мельницу ехавши, проехал мимо кабака благополучно, а еду назад — смерть: доподлинно, что уж
дьявол мною овладел, — в
глазах помутилось, потемнело, ничего не помню, соскочил с телеги своей, схватил с задней лошади мешок — и прямо в кабак…
— Сворачивай,
дьявол! — раздается в потемках. — Повылазило, что ли, старый пес! Гляди
глазами!
— Кот — это, миляга, зверь умнеющий, он на три локтя в землю видит. У колдунов всегда коты советчики, и оборотни, почитай, все они, коты эти. Когда кот сдыхает — дым у него из
глаз идёт, потому в ём огонь есть, погладь его ночью — искра брызжет. Древний зверь: бог сделал человека, а
дьявол — кота и говорит ему: гляди за всем, что человек делает,
глаз не спускай!
— «Я сказал, что это сам я — упал и ударился. Командир не поверил, это было видно по его
глазам. Но, согласись, неловко сознаться, что ранен старухой!
Дьявол! Им туго приходится, и понятно, что они не любят нас».
Фома смотрел на Щурова и удивлялся. Это был совсем не тот старик, что недавно еще говорил словами прозорливца речи о
дьяволе… И лицо и
глаза у него тогда другие были, — а теперь он смотрел жестко, безжалостно, и на щеках, около ноздрей, жадно вздрагивали какие-то жилки. Фома видел, что, если не заплатить ему в срок, — он действительно тотчас же опорочит фирму протестом векселей…
— Я? Я знаю! — уверенно сказал Щуров, качнув головой, и
глаза его потемнели. — Я сам тоже предстану пред господом… не налегке… Понесу с собой ношу тяжелую пред святое лицо его… Я сам тоже тешил
дьявола… только я в милость господню верую, а Яшка не верит ни в чох, ни в сон, ни в птичий грай… Яшка в бога не верит… это я знаю! И за то, что не верит, — на земле еще будет наказан!
— Во имя отца и сына и святого духа, рассмотрим козни
дьяволов при свете правды, коснёмся их нашим простым русским умом и увидим, как они рассыплются прахом на
глазах наших.
Вот приближается мой могучий противник,
дьявол. Я вижу его страшные, багровые
глаза…
Небей, курчавый, черный, с большим, кривым носом, с большими, как сливы,
глазами и остренькой бородкой; сухой, тощий, он похож на
дьявола.
— Про… уйди ты!.. уйди к
дьяволу! — вдруг крикнул Челкаш и сел на песке. Лицо у него было бледное, злое,
глаза мутны и закрывались, точно он сильно хотел спать. — Чего тебе еще? Сделал свое дело… иди! Пошел! — и он хотел толкнуть убитого горем Гаврилу ногой, но не смог и снова свалился бы, если бы Гаврила не удержал его, обняв за плечи. Лицо Челкаша было теперь в уровень с лицом Гаврилы. Оба были бледны и страшны.
Начал я жить в этом пьяном тумане, как во сне, — ничего, кроме Антония, не вижу, но он сам для меня — весь в тени и двоится в ней. Говорит ласково, а
глаза — насмешливы. Имя божие редко произносит, — вместо «бог» говорит «дух», вместо «
дьявол» — «природа», но для меня смысл словами не меняется. Монахов и обряды церковные полегоньку вышучивает.
Афоня. Не твое дело. Я знаю, куда она пошла. Вы
дьяволы! Вы обманули брата. Я давеча по
глазам по вашим видел: у вас огни в
глазах бегали, дьявольские огни.
Бургмейер. Зачем? Затем, что на землю сниспослан новый дьявол-соблазнитель! У человека тысячи, а он хочет сотни тысяч. У него сотни тысяч, а ему давай миллионы, десятки миллионов! Они тут, кажется, недалеко… перед
глазами у него. Стоит только руку протянуть за ними, и нас в мире много таких прокаженных, в которых сидит этот
дьявол и заставляет нас губить себя, семьи наши и миллионы других слепцов, вверивших нам свое состояние.
— Увидишь — поймёшь! Я часто на выставки ходил, в театр тоже, на музыку. Этим город хорош. Ух, хорош,
дьявол! А то вот картина: сидит в трактире за столом у окна человек, по одёже — рабочий али приказчик. Рожа обмякла вся, а
глаза хитренькие и весёлые — поют! Так и видно — обманул парень себя и судьбу свою на часок и — радёшенек, несчастный чёрт!
«Все это, конечно, показывает благородство адмирала, но все-таки лучше, если бы таких выходок не было!» — думал Ашанин, имея перед
глазами пример капитана. И, слушая в кают-компании разные анекдоты о «глазастом
дьяволе», — так в числе многих кличек называли адмирала, — он испытывал до некоторой степени то же чувство страха и вместе захватывающего интереса, какое, бывало, испытывал, слушая в детстве страшную нянину сказку.
С той же небрежностью, почти презрением Магнус бросил своего
Дьявола обратно в ящик стола, откуда его достал, и сурово уставил на меня свои темные
глаза. Я слегка развел бровями...
Тогда Эдгар уверяет его, что он действительно спрыгнул с ужасной высоты, и говорит ему, что тот, кто был с ним наверху утеса, был
дьявол, так как у него
глаза были, как два полные месяца, было сто носов и рога, которые вились, как волны.
Семен Иванович, зная, что Григорий Лукьянович недолюбливает его с момента его случайного повышения самим царем, что он не раз обносил его перед самим Иоанном в том, что де Карась колдовством взял, а не удалью, медведям
глаза отводил и живой из лап их выскользнул единственно чарами
дьявола, а не искусством и беззаветной храбростью, но, по счастью для Карасева, Малюта со своим поклепом не попал к царю в благоприятную минуту.
Люди верят в это и усердно едят Эту похлебку и потом, попадая к нам, очень удивляются, что похлебка эта не помогла им, — закончил
дьявол в пелеринке, закатил
глаза и осклабился до самых ушей.
„О! мы не допустим до чужих зубков такое сладкое яблочко. Мы, понимаешь… по военному регламенту… пункт… (капитан приставил толстый перст к своему лбу)
дьявол побери все пункты! их столько вертится в
глазах моих… Гей! капрал! по которому?..”
Липман при этом вопросе приподнялся невольно со стула,
глаза его вцепились, как когти
дьявола, в душу Мариулы, из которой, казалось, хотели исторгнуть ее тайну.
Один из
дьяволов, в накинутой на плечи пелеринке, весь голый и глянцевито-черный, с круглым безбородым, безусым лицом и огромным отвисшим животом, сидел на корточках перед самым лицом Вельзевула и, то закатывая, то опять выкатывая свои огненные
глаза, не переставая улыбался, равномерно из стороны в сторону помахивая длинным, тонким хвостом.
Думали, что в сем я и голос свой надорвал, но это вышло не от того; а было так, что я влюбился одновременно и в ангела и в осужденницу, которую представляла из себя, по господскому приказанию, очень молодая и красивая горничная — девушка с черными вьющимися волосами и
глазами такими пылкими, як у
дьявола…
И минутами, когда мне хочется посмеяться, я представляю себе
дьявола, который, со всем великим запасом адской лжи, хитрости и лукавства, явился на землю в тщеславной надежде гениально солгать, — и вдруг оказывается, что там просто-напросто не знают разницы между правдою и ложью, какую знают и в аду, и любая женщина, любой ребенок в невинности
глаз своих искусно водит за нос самого маститого артиста!
— Вели ты им, чертям,
дьяволам, дать дорогу, — кричал Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь,
глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.