Неточные совпадения
На
минуту она опомнилась и поняла, что вошедший
худой мужик,
в длинном нанковом пальто, на котором не доставало пуговицы, был истопник, что он смотрел на термометр, что ветер и снег ворвались за ним
в дверь; но потом опять всё смешалось…
Вот наконец мы были уж от него на ружейный выстрел; измучена ли была у Казбича лошадь или
хуже наших, только, несмотря на все его старания, она не больно подавалась вперед. Я думаю,
в эту
минуту он вспомнил своего Карагёза…
Герой наш поворотился
в ту ж
минуту к губернаторше и уже готов был отпустить ей ответ, вероятно ничем не
хуже тех, какие отпускают
в модных повестях Звонские, Линские, Лидины, Гремины и всякие ловкие военные люди, как, невзначай поднявши глаза, остановился вдруг, будто оглушенный ударом.
Он робко глянул на Авдотью Романовну: но и
в этом надменном лице было
в эту
минуту такое выражение признательности и дружества, такое полное и неожиданное им уважение (вместо насмешливых-то взглядов и невольного,
худо скрываемого презрения!), что ему уж, право, было бы легче, если бы встретили бранью, а то уж слишком стало конфузливо.
А Миша постепенно вызывал чувство неприязни к нему. Молчаливый, скромный юноша не давал явных поводов для неприязни, он быстро и аккуратно убирал комнаты, стирал пыль не
хуже опытной и чистоплотной горничной, переписывал бумаги почти без ошибок, бегал
в суд,
в магазины, на почту, на вопросы отвечал с предельной точностью.
В свободные
минуты сидел
в прихожей на стуле у окна, сгибаясь над книгой.
Оба молчали. Она пока украдкой взглядывала на него и замечала перемены, какие произошли
в нем
в эти две-три недели: как осанка у него стала не так горда и бодра, как тускло смотрит он
в иные
минуты, как стали медленны его движения. И
похудел он, и побледнел.
Дай Бог!» — молился он за счастье Веры и
в эти
минуты бледнел и
худел — от безнадежности за свое погибающее будущее, без симпатии, без счастья, без Веры, без всех этих и… и… и…
— Какой-то слух был, что вы ее отыскиваете и что когда отыщете ее, то приведете. Смуров что-то говорил
в этом роде. Мы, главное, всё стараемся уверить, что Жучка жива, что ее где-то видели. Мальчики ему живого зайчика откуда-то достали, только он посмотрел, чуть-чуть улыбнулся и попросил, чтобы выпустили его
в поле. Так мы и сделали. Сию
минуту отец воротился и ему щенка меделянского принес, тоже достал откуда-то, думал этим утешить, только
хуже еще, кажется, вышло…
Поздно вечером я снова выглянул
в окно. Ветер раздувал потухший костер. На
минуту вспыхивало тусклое пламя и на мгновение освещало
худую фигуру старика.
В эту
минуту в залу вошел, насилу передвигая ноги, старик высокого роста, бледный и
худой,
в халате и колпаке.
Черт
в одну
минуту похудел и сделался таким маленьким, что без труда влез к нему
в карман. А Вакула не успел оглянуться, как очутился перед большим домом, вошел, сам не зная как, на лестницу, отворил дверь и подался немного назад от блеска, увидевши убранную комнату; но немного ободрился, узнавши тех самых запорожцев, которые проезжали через Диканьку, сидевших на шелковых диванах, поджав под себя намазанные дегтем сапоги, и куривших самый крепкий табак, называемый обыкновенно корешками.
Если нам удастся обогнуть его — мы спасены, но до этого желанного мыса было еще далеко. Темная ночь уже опускалась на землю, и обезумевший океан погружался
в глубокий мрак. Следить за волнением стало невозможно. Все люди впали
в какую-то апатию, и это было
хуже чем усталость, это было полное безразличие, полное равнодушие к своей участи. Беда, если
в такую
минуту у человека является убеждение, что он погиб, — тогда он погиб окончательно.
Павел, взглянув
в это время мельком
в зеркало, с удовольствием заметил, что лицо его было
худо и бледно. «Авось хоть это-то немножко устыдит ее», — подумал он. Денщик возвратился и просил его
в гостиную. Мари
в первую
минуту, как ей доложили о Павле, проворно привстала со своего места.
Мы не потеряем, а напротив, еще выиграем; мы всплывем, всплывем, и девиз наш
в настоящую
минуту должен быть: «Pire ça va, mieux ça est» [чем
хуже, тем лучше (франц.)].
История Смита очень заинтересовала старика. Он сделался внимательнее. Узнав, что новая моя квартира сыра и, может быть, еще
хуже прежней, а стоит шесть рублей
в месяц, он даже разгорячился. Вообще он сделался чрезвычайно порывист и нетерпелив. Только Анна Андреевна умела еще ладить с ним
в такие
минуты, да и то не всегда.
— По здешнему месту эти концы очень часто, сударь, бывают. Смотришь, это, на человека: растет, кажется… ну, так растет! так растет! Шире да выше, краше да лучше, и конца-краю, по видимостям, деньгам у него нет. И вдруг, это, — прогорит. Словно даже свечка,
в одну
минуту истает. Либо сам запьет, либо жена сбесится… разумеется, больше от собственной глупости. И пойдет, это, книзу, да книзу, уже да
хуже…
— Домой, — отвечал Калинович. — Я нынче начинаю верить
в предчувствие, и вот, как хочешь объясни, — продолжал он, беря себя за голову, — но только меня как будто бы
в клещи ущемил какой-то непонятный страх, так что я ясно чувствую… почти вижу, что
в эти именно
минуты там, где-то на небе, по таинственной воле судеб, совершается перелом моей жизни: к
худому он или к хорошему — не знаю, но только страшный перелом… страшный.
— Оставьте, оставьте, не надо. Нехорошо так говорить. Что может быть
хуже заочного, безответственного глумления. Нащекина умная, добрая и достойная особа. Не виновата же она
в том, что ей приходится строго исполнять все параграфы нашего институтского, полумонастырского устава. И мне тем более хочется заступиться за нее, что над ней так жестоко смеется… — она замолкает на
минуту, точно
в нерешительности, и вдруг говорит: — смеется мой рыцарь без страха и упрека.
Разумеется, кончилось не так ладно; но то
худо, что с него-то и началось. Давно уже началось шарканье, сморканье, кашель и всё то, что бывает, когда на литературном чтении литератор, кто бы он ни был, держит публику более двадцати
минут. Но гениальный писатель ничего этого не замечал. Он продолжал сюсюкать и мямлить, знать не зная публики, так что все стали приходить
в недоумение. Как вдруг
в задних рядах послышался одинокий, но громкий голос...
— Нет-с, он не помешанный, а развратник великий! — возразил Крапчик, не могший более сдерживать своей досады на Ченцова, появление которого на родине было для Петра Григорьича
хуже ножа острого, так что
в первые
минуты после прочтения письма дочери ему пришло было
в голову бросить все
в Петербурге и скакать к себе, чтобы спасать Катрин от этого негодяя.
А не
худо бы, ах, как бы не
худо в такую
минуту об душе-то подумать!
Обыкновенно над такой задачей он мучительно раздумывал
минут десять, а то и больше, причем его смуглое
худое лицо с впалыми черными глазами, все ушедшее
в жесткую черную бороду и большие усы, выражало крайнюю степень умственного напряжения.
Брагин на
минуту задумался. Его брало сомнение, притом он не ожидал именно такого оборота дела. С другой стороны,
в этой клятве ничего
худого нет.
Каким образом весь этот разнокалиберный материал одновременно
в нем умещается — этого я объяснить не могу. Но знаю, что,
в сущности, он замечательно добр, так что стоит только пять
минут поговорить с ним, как он уже восклицает: вот мы и объяснились! Даже
в том его убедить можно, что ничего нет удивительного, что его не призывают. Он выслушает, скажет: тем
хуже для России! — и успокоится.
Пройдя через две небольшие комнаты, хозяйка отворила потихоньку дверь
в светлый и даже с некоторой роскошью убранный покой. На высокой кровати, с ситцевым пологом, сидел, облокотясь одной рукой на столик, поставленный у самого изголовья, бледный и
худой, как тень, Рославлев. Подле него старик, с седою бородою, читал с большим вниманием толстую книгу
в черном кожаном переплете.
В ту самую
минуту, как Зарецкой показался
в дверях, старик произнес вполголоса: «Житие преподобного отца нашего…»
«
Плохое доказательство!» — подумал бы я
в другое время, но
в эту
минуту мне было не до шуток.
Через
минуту вошел
в избу мужчина среднего роста,
в подпоясанном кушаком сюртуке из толстого сукна и
плохом кожаном картузе, а вслед за ним казак
в полном вооружении.
«Да и потом нужно долго, — мысленно закончил Колесников, — нет,
плохой ты атаман, ведешь без дороги, а сам, того гляди,
в истерику… с другой же стороны, и хорошо, что так начал, сразу
в омут». Но оказалось, что Саша вел верно, и уже через пять
минут засветлела опушка, и испуганный голос окликнул...
Артамонову не понравилось, что сын курит, да и папиросница у него
плохая, мог бы купить лучше. Ему ещё более не понравилось намерение Ильи учиться и то, что он сразу,
в первые же
минуты, заговорил об этом.
Он вошел с веселым и развязным видом. Мне показалось сперва, что он немного
похудел за эти несколько дней,
в которые мы не виделись; но через
минуту я подумал, что ошибся. Он весело поздоровался со мной, поклонился Надежде Николаевне, которая продолжала сидеть на своем стуле, и заговорил очень оживленно...
И не то, чтоб мы не понимали, что хорошо, что
худо; спросите у первого встречного: что лучше,
в чистоте ли жить, или
в грязи барахтаться, — наверное, всякий скажет: «Как можно!
в грязи или
в чистоте!» Но через
минуту, непременно, прибавит: «Ах, барин, барин!»
— Ох, Настенька, Настенька! знаете ли, как надолго вы помирили меня с самим собою? знаете ли, что уже я теперь не буду о себе думать так
худо, как думал
в иные
минуты?
Я стоял перед ней убитый, ошельмованный, омерзительно сконфуженный и, кажется, улыбался, всеми силами стараясь запахнуться полами моего лохматого, ватного халатишки, — ну точь-в-точь, как еще недавно,
в упадке духа, представлял себе. Аполлон, постояв над нами
минуты две, ушел, но мне было не легче.
Хуже всего, что и она тоже вдруг сконфузилась, до того, что я даже и не ожидал. На меня глядя, разумеется.
— Мне кажется, что mademoiselle Blanche имеет
в настоящую
минуту особый интерес всячески избегать встречи с бароном и баронессой, — тем более встречи неприятной, еще
хуже — скандальной.
— Натальи Николаевны сынок? — спросил он меня спустя
минуты две,
в течение которых я не без тайного изумления его рассматривал. Он, хотя и
похудел сильно, однако все-таки казался исполином; но
в какое он был одет рубище и как опустился весь!
«Мой любезный Савелий Никандрыч! Нечаянное известие заставляет меня сию
минуту ехать
в Петербург. Я слышал, что Анне Павловне
хуже, посылаю вам две тысячи рублей. Бога ради, сейчас поезжайте
в город и пользуйте ее; возьмите мой экипаж, но только не теряйте времени. Я не хочу больную обеспокоить прощаньем и не хочу отвлекать вас. Прощайте, не оставляйте больную, теперь она по преимуществу нуждается
в вашей помощи. Эльчанинов оказался очень низким человеком.
— А если вы любите, так и спешите любить, не теряйте ни
минуты; ищите, старайтесь нравиться, сватайтесь, а главное — не откладывайте
в дальний ящик и женитесь. Пройдет время, вы растеряете все ваши чувства, мысли, всего самого себя; тогда будет
худо вам, а еще
хуже — вашей будущей жене.
Бригадир. Над тобою! Боже меня избави. Я хочу, чтоб меня
в ту
минуту аркибузировали,
в которую помышлю я о тебе
худо.
На луговой стороне Волги, там, где впадает
в нее прозрачная река Свияга и где, как известно по истории Натальи, боярской дочери, жил и умер изгнанником невинным боярин Любославский, — там,
в маленькой деревеньке родился прадед, дед, отец Леонов; там родился и сам Леон,
в то время, когда природа, подобно любезной кокетке, сидящей за туалетом, убиралась, наряжалась
в лучшее свое весеннее платье; белилась, румянилась… весенними цветами; смотрелась с улыбкою
в зеркало… вод прозрачных и завивала себе кудри… на вершинах древесных — то есть
в мае месяце, и
в самую ту
минуту, как первый луч земного света коснулся до его глазной перепонки,
в ореховых кусточках запели вдруг соловей и малиновка, а
в березовой роще закричали вдруг филин и кукушка: хорошее и
худое предзнаменование! по которому осьми-десятилетняя повивальная бабка, принявшая Леона на руки, с веселою усмешкою и с печальным вздохом предсказала ему счастье и несчастье
в жизни, вёдро и ненастье, богатство и нищету, друзей и неприятелей, успех
в любви и рога при случае.
И все ласкали Сашу. Ей уже
минуло десять лет, но она была мала ростом, очень
худа, и на вид ей можно было дать лет семь, не больше. Среди других девочек, загоревших, дурно остриженных, одетых
в длинные полинялые рубахи, она, беленькая, с большими, темными глазами, с красною ленточкой
в волосах, казалась забавною, точно это был зверек, которого поймали
в поле и принесли
в избу.
В гостиной я застал странную сцену: у Марьи Виссарионовны были на глазах слезы; Пионова, только что переставшая говорить, обмахивала себя платком; Иван Кузьмич был краснее, чем всегда; Лидия Николаевна сидела вдали и как будто
похудела в несколько
минут. Я раскланялся. Леонид подвез меня к моей квартире. Во всю дорогу он ни слова не проговорил и только, когда я вышел из саней, спросил меня...
Ефим
минуту щурит свой глаз на рыболовов, затем снимает лапти, сбрасывает с плеч мешочек и снимает рубаху. Сбросить порты не хватает у него терпения, и он, перекрестясь, балансируя
худыми, темными руками, лезет
в портах
в воду… Шагов пятьдесят он проходит по илистому дну, но затем пускается вплавь.
Но когда мы дошли почти до того места, где я поднял письмо и где кончалась дорожка, m-me M* вдруг остановилась и слабым, замиравшим от тоски голосом сказала, что ей
хуже, что она пойдет домой. Но, дойдя до решетки сада, она остановилась опять, подумала с
минуту; улыбка отчаяния показалась на губах ее, и, вся обессиленная, измученная, решившись на все, покорившись всему, она молча воротилась на первый путь,
в этот раз позабыв даже предупредить меня…
— Значит, Настенька не дает из себя делать, что другие хотят? — молвила Марья Гавриловна. Потом помолчала немного, с
минуту посидела, склоня голову на руку, и, быстро подняв ее, молвила: — Не
худое дело, матушка. Сами говорите: девица она умная, добрая — и, как я ее понимаю, на правде стоит, лжи, лицемерия капли
в ней нет.
Все это
минутами еще более кололо и щемило душу Бейгуша. Давешние убеждения и доводы пана грабе разбивались об это простое, даже мало сознающее себя чувство любви и безграничной привязанности, которое таким ярким огнем горело для Анзельма
в сердце Сусанны. Но чем ясней делалось
в нем сознание этого простого и столь глубокого чувства, тем
хуже и темней на душе становилось ему, тем гнуснее представлялась недавняя комедия с деньгами…
— А ведь
в Питере, пожалуй, и
в самом деле подумают, что здесь и невесть какие красные страсти были, особенно как распишут-то! — Через
минуту примолвил он
в грустном раздумье: — Ведь этого мужика нашего там-то теперь, гляди,
хуже чем поляка
в стары годы почитать станут!
Это для того, чтобы каждую
минуту напоминать, что
в скором времени дорога будет еще
хуже.
«Да, да, да, — мысленно проговорил себе Иосаф Платонович, остановившись на
минуту пред темными стеклами балконной двери. — Да, и Бодростина, и Горданов, это все свойственники… Свойство и дружество!.. Нет, друзья и вправду, видно,
хуже врагов. Ну, да еще посмотрим, кто кого? Старые охотники говорят, что
в отчаянную
минуту и заяц кусается, а я хоть и загнан, но еще не заяц».
А ее нельзя закрывать ни на один день, читатель. Хотя она и кажется вам маленькой и серенькой, неинтересной, хотя она и не возбуждает
в вас ни смеха, ни гнева, ни радости, но всё же она есть и делает свое дело. Без нее нельзя… Если мы уйдем и оставим наше поле хоть на
минуту, то нас тотчас же заменят шуты
в дурацких колпаках с лошадиными бубенчиками, нас заменят
плохие профессора,
плохие адвокаты да юнкера, описывающие свои нелепые любовные похождения по команде: левой! правой!
Девочки, после этой угрозы, сразу присмирели и вовремя, потому что
в эту
минуту дверь распахнулась и
в зал вошел знакомый уже читателю высокий,
худой господин, ведя за руку маленькую девочку,
в которой не трудно было узнать проказницу Тасю.