Неточные совпадения
«Жениться? Ну… зачем же нет?
Оно и тяжело, конечно,
Но что ж, он молод и здоров,
Трудиться день и ночь готов;
Он кое-как себе устроит
Приют смиренный и простой
И
в нем Парашу успокоит.
Пройдет, быть может, год-другой —
Местечко получу — Параше
Препоручу хозяйство наше
И воспитание ребят…
И станем жить, и так до
гробаРука с рукой дойдем мы оба,
И внуки нас похоронят...
— Умереть, умереть! зачем мне это? Помогите мне жить, дайте той прекрасной страсти, от которой «тянутся какие-то лучи на всю жизнь…». Дайте этой жизни, где она? Я, кроме огрызающегося тигра, не вижу ничего… Говорите, научите или воротите меня назад, когда у меня еще была сила! А вы — «бабушке сказать»! уложить ее
в гроб и меня с ней!.. Это, что ли, средство? Или учите не
ходить туда, к обрыву… Поздно!
Робко
ходит в первый раз человек на корабле: каюта ему кажется
гробом, а между тем едва ли он безопаснее
в многолюдном городе, на шумной улице, чем на крепком парусном судне,
в океане.
Поверите ли, хоть самому
в гроб ложиться; а тут мать, сестры наблюдают,
в глаза мне смотрят… и доверие
проходит.
День
прошел благополучно, но
в ночь Маша занемогла. Послали
в город за лекарем. Он приехал к вечеру и нашел больную
в бреду. Открылась сильная горячка, и бедная больная две недели находилась у края
гроба.
Старик, исхудалый и почернелый, лежал
в мундире на столе, насупив брови, будто сердился на меня; мы положили его
в гроб, а через два дня опустили
в могилу. С похорон мы воротились
в дом покойника; дети
в черных платьицах, обшитых плерезами, жались
в углу, больше удивленные и испуганные, чем огорченные; они шептались между собой и
ходили на цыпочках. Не говоря ни одного слова, сидела Р., положив голову на руку, как будто что-то обдумывая.
Николай раз на смотру, увидав молодца флангового солдата с крестом, спросил его: «Где получил крест?» По несчастью, солдат этот был из каких-то исшалившихся семинаристов и, желая воспользоваться таким случаем, чтоб блеснуть красноречием, отвечал: «Под победоносными орлами вашего величества». Николай сурово взглянул на него, на генерала, надулся и
прошел. А генерал, шедший за ним, когда поравнялся с солдатом, бледный от бешенства, поднял кулак к его лицу и сказал: «
В гроб заколочу Демосфена!»
Остановились. Молодые люди сняли
гроб и вместо кладбища, к великому удивлению гуляющей публики, внесли
в подъезд «Яра» и, никем не остановленные,
прошли в самый большой кабинет, занятый молодыми людьми. Вставшего из
гроба, сняв саван, под которым был модный сюртук, встретили бокалами шампанского.
Вдруг поднялся глухой шум и топот множества ног
в зале, с которым вместе двигался плач и вой; все это
прошло мимо нас… и вскоре я увидел, что с крыльца, как будто на головах людей, спустился деревянный
гроб; потом, когда тесная толпа раздвинулась, я разглядел, что
гроб несли мой отец, двое дядей и старик Петр Федоров, которого самого вели под руки; бабушку также вели сначала, но скоро посадили
в сани, а тетушки и маменька шли пешком; многие, стоявшие на дворе, кланялись
в землю.
Заморив наскоро голод остатками вчерашнего обеда, Павел велел Ваньке и Огурцову перевезти свои вещи, а сам, не откладывая времени (ему невыносимо было уж оставаться
в грязной комнатишке Макара Григорьева), отправился снова
в номера, где прямо
прошел к Неведомову и тоже сильно был удивлен тем, что представилось ему там: во-первых, он увидел диван, очень как бы похожий на
гроб и обитый совершенно таким же малиновым сукном, каким обыкновенно обивают
гроба; потом, довольно большой стол, покрытый уже черным сукном, на котором лежали: череп человеческий, несколько ручных и ножных костей, огромное евангелие и еще несколько каких-то больших книг
в дорогом переплете, а сзади стола, у стены, стояло костяное распятие.
— Потому что после смерти Егора Егорыча
прошло всего только шесть месяцев, и Сусанна, как, помнишь, на сцене говорил Мочалов, башмаков еще не износила […башмаков еще не износила… — слова Гамлета из одноименной трагедии Шекспира
в переводе Н.А.Полевого (1796—1846), акт 1-й.],
в которых шла за
гробом мужа.
Великий мастер, который был не кто иной, как Сергей Степаныч,
в траурной мантии и с золотым знаком гроссмейстера на шее, открыв ложу обычным порядком,
сошел со своего стула и, подойдя к
гробу, погасил на западе одну свечу, говоря: «Земля еси и
в землю пойдеши!» При погашении второй свечи он произнес: «Прискорбна есть душа моя даже до смерти!» При погашении третьей свечи он сказал: «Яко возмеши дух, и
в персть свою обратится».
Покуда покойник лежал
в доме, домашние
ходили на цыпочках, заглядывали
в столовую (там, на обеденном столе, был поставлен
гроб), качали головами, шептались.
И так как злость (даже не злость, а скорее нравственное окостенение), прикрытая лицемерием, всегда наводит какой-то суеверный страх, то новые «соседи» (Иудушка очень приветливо называет их «соседушками») боязливо кланялись
в пояс,
проходя мимо кровопивца, который весь
в черном стоял у
гроба с сложенными ладонями и воздетыми вверх глазами.
Только во время надгробного слова, сказанного одним из священников, Ахилла смирил скорбь свою и, слушая, тихо плакал
в платок; но зато, когда он вышел из церкви и увидел те места, где так много лет
ходил вместе с Туберозовым, которого теперь несут заключенным
в гробе, Ахилла почувствовал необходимость не только рыдать, но вопить и кричать.
Ходили темные слухи, будто бы несколько лет тому назад море, после сильной бури, выкинуло на берег
гроб,
в котором нашли труп мужчины…
— Не знаю, матушка, мне ли
в мои лета и при тяжких болезнях моих (при этом она глубоко вздохнула) заниматься, кто куда
ходит, своей кручины довольно… Пред вами, как перед богом, не хочу таить: Якиша-то опять зашалил —
в гроб меня сведет… — Тут она заплакала.
За
гробом, впереди всех, следовал Стрекоза, совсем расстроенный; по бокам у него неизвестно откуда вынырнули Удав и Дыба, которые, как теперь оказалось, были произведены Аракчеевым из кантонистов
в первый классный чин и вследствие этого очень уважали покойную бабеньку, но при жизни к ней не
ходили, потому что она, по привычке, продолжала называть их кантонистами.
Не
прошло и двух минут, как, надев сапоги и халат, я уже тихонько отворял дверь
в спальню матери. Бог избавил меня от присутствия при ее агонии; она уже лежала на кровати с ясным и мирным лицом, прижимая к груди большой серебряный крест. Через несколько времени и остальные члены семейства, начиная с отца, окружили ее одр. Усопшая и на третий день
в гробу сохранила свое просветленное выражение, так что несловоохотливый отец по окончании панихиды сказал мне: «Я никогда не видал более прекрасного покойника».
Все
ходили смотреть на лежащего
в гробу Федю и на другой большой
гроб, плотно закрытый по крыше широкою пеленою.
Три тяжелых и мучительных дня, наконец,
прошли; на Половинку привезли черный
гроб, явился о. Андроник
в сопровождении нескольких любопытных,
в том числе Яши, который имел обыкновение провожать всех покойников.
В течение этого же срока поправилась и Марфа Андревна и написала
в Петербург сыну следующее послание: «Извещаю тебя, милый друг мой Алиошинька, что я нынче щедротами всевышнего бога чувствую себя здоровой, но, по отпуске тебе прошедшего письма, была у самого
гроба и
прошла половину мытарств: была у меня
в доме бунтовщичья сволочь и грозили мне всякими бедами, но бог и святой угодник ни до чего худого меня от них не допустили.
Одно из таких дел, которое, выражаясь судейским слогом, зачислено решенным впредь до востребования, — дело, недавно поступившее
в архив, — тяжба романтизма и классицизма, так волновавшая умы и сердца
в первую четверть нашего века (даже и ближе); тяжба этих восставших из
гроба сошла с ними вместе второй раз
в могилу, и нынче говорят всего менее о правах романтизма и его бое с классиками — хотя и остались
в живых многие из закоснелых поклонников и непримиримых врагов его.
Прасковья Федоровна, невысокая, жирная женщина, несмотря на все старания устроить противное, всё-таки расширявшаяся от плеч книзу, вся
в черном, с покрытой кружевом головой и с такими же странно поднятыми бровями, как и та дама, стоявшая против
гроба, вышла из своих покоев с другими дамами и, проводив их
в дверь мертвеца, сказала: «Сейчас будет панихида;
пройдите».
У подъезда квартиры Ивана Ильича стояла карета и два извозчика. Внизу,
в передней, у вешалки прислонена была к стене глазетовая крышка
гроба с кисточками и начищенным порошком галуном. Две дамы
в черном снимали шубки. Одна сестра Ивана Ильича, знакомая, другая незнакомая дама. Товарищ Петра Ивановича, Шварц,
сходил сверху и, с верхней ступени увидав входившего, остановился и подмигнул ему, как бы говоря: «глупо распорядился Иван Ильич; то ли дело мы с вами».
Филицата (одна). Эка тишина, точно
в гробу! С ума
сойдешь от такой жизни! Только что проснутся, да все как и умрут опять. Раз пять дом-то обойдешь, пыль сотрешь, лампадки оправишь — только и занятия. Бродишь одна по пустым комнатам — одурь возьмет. Муха пролетит — и то слышно.
Хоронят! Это разве не убыток? Тоже нужен
гроб, могила и прочее такое… Всё идёт на счёт казны… Ер-рунда! Ежели бы хотели сделать очистку и убавление людей, то взяли бы да и
сослали их
в Сибирь — там места про всех хватит!
Кругом
ходят и кричат, басит капитан, визжит хозяйка, — и вдруг опять перерыв, и вот уже меня несут
в закрытом
гробе.
— За тобой-то
ходить стоскуюсь я, матушка? — с живостью воскликнула Фленушка, и слезы, искренние слезы послышались
в ее голосе. — За что ж ты меня таково обижаешь?.. Да я ради тебя не то что спокой, жизнь готова отдать… Ах, матушка, матушка!.. Не знаешь ты, что одна только ты завсегда во всех моих помышлениях… Тебя не станет — во
гроб мне ложиться!..
День к вечеру склонялся, измучилась Фленушка писавши, а Манефа, не чувствуя устали, бодро
ходила взад и вперед по келье, сказывая, что писать. Твердая, неутомимая сила воли виднелась и
в сверкающих глазах ее, и
в разгоревшихся ланитах, и
в крепко сжатых губах. Глядя на нее, трудно было поверить, что эта старица не дольше шести недель назад лежала
в тяжкой смертной болезни и одной ногой
в гробу стояла.
— Признаться сказать, понять не могу, как это вздумалось Патапу Максимычу отпустить тебя, когда он столько дорожил тобой, —
ходя взад и вперед по комнате, говорил Сергей Андреич. — Великим постом заезжал он ко мне не на долгое время, — помнишь, как он на Ветлугу с теми плутами ездил.
В ту пору он тобой нахвалиться не мог… Так говорил: «С этим человеком по
гроб жизни своей не расстанусь». Как же у вас после того на вон-тараты пошло?.. Скажи по правде, не накуролесил ли ты чего?
Однако
в день похорон переломила себя, выстояла
в доме длинное погребение и потом версты две
прошла пешком до кладбища за
гробом.
Непродолжительный, но крепкий сон и это тихое сновидение ее успокоили: она не хотела долее оставаться
в постели и
сошла вниз навестить
гроб.
— Пустынники, чтобы приучить себя к смерти, спали
в гробу: пусть для вас Мария будет этим
гробом, и, когда вам захочется
сходить в церковь, поцеловать женщину или протянуть руку другу, взгляните на Марию и вспомните ее отца, Фому Магнуса.
Процессия достигла ограды лавры и вошла
в нее.
Гроб стали вносить
в верхнюю монастырскую церковь. Перед дверьми произошла остановка — явилось сомнение,
пройдет ли
гроб в довольно узкие двери.
Обед
прошел молча. Тотчас после него состоялась вечерняя панихида и церемония положения тела
в богатый дубовый
гроб, доставленный из города. По окончании церемонии, Карамышев с Голем не утерпели и составили партию винта,
в которой приняли участие Гурбанов и Новский. Последний оказался прекрасным винтером, что отчасти примирило с ним все еще хмурившегося Сергея Павловича.
— Дуб мамврийский — он
в панораме большой оказывается… А это будет град Вифлеем, где Христос родился…
Гроб господень изнутри…
В этом самом
гробе в Христову пятницу благодатный огонь с неба
сходит.
То казалось ему, что, вернувшись и войдя
в жилище Ирены, он найдет ее мертвой. Живо неслась
в его воображении картина: эта красавица-женщина, лежащая
в гробу со сжатыми, побелевшими губами, с которых еще не успела
сойти та презрительная усмешка, которую он видел на них несколько часов тому назад, с крестообразно сложенными руками.
Может быть, конечно, надо иначе жить и
ходить перед богом, а не так, як
ходил в своих красных чоботах поп Прокопий, но ведь все люди живут не так, как следует; а только когда и Маркел внезапно окончился скорописною смертию, як раз над своею раскрытою кубышкою, где содерживал свои гроши, то вот тогда мы увидали еще худшее, ибо ко
гробу высокопроцентного Маркела попа наiхали студенты не токмо из бурсы, а даже академисты, и стали на дочку его, сиротиночку Домасю, или на Домну Маркеловну, такие несытые очи пущать и такие стрелы стрелять
в нее через отцовский
гроб, що даже посмущали всех своими холостыми зарядами.
Платонида Андревна была впечатлительна, но она сообразила, что это
ходит живой человек, а не пришлец из
гроба, и
в ту же секунду быстро задула свечку и, скорей нахватав на себя ночную рубашку, подумала...
Она сообразила, что это
ходит живой человек, а не пришлец из
гроба, и
в ту же секунду быстро задула свечку и, скорей нахватив на себя ночную рубашку, подумала: «Однако, что ж это за мерзавец, этот негодный Авенирка!