Неточные совпадения
Я могу ограничить свою
свободу во имя жалости к людям, но могу это сделать только свободно, и только в этом случае это имеет ценность.
Религиозное же сознание должно бороться с этими разлагающими и обессиливающими теориями социальной среды
во имя творческой активности человека,
во имя его высшей
свободы,
во имя высшего смысла жизни.
Они вытерпели крест твой, они вытерпели десятки лет голодной и нагой пустыни, питаясь акридами и кореньями, — и уж, конечно, ты можешь с гордостью указать на этих детей
свободы, свободной любви, свободной и великолепной жертвы их
во имя твое.
-Жюсте или об апостоле Жан-Жаке; но разве папа Вольтер, благословлявший Франклинова внука
во имя бога и
свободы, не был пиетист своей человеческой религией?
Нельзя отказаться от любви, от права и
свободы любви
во имя долга, закона,
во имя мнения общества и его норм, но можно отказаться
во имя жалости и
свободы.
И я видел в истории христианства и христианских церквей постоянное отречение от
свободы духа и принятие соблазнов Великого Инквизитора
во имя благ мира и мирового господства.
Бог присутствует не в
имени Божьем, не в магическом действии, не в силе этого мира, а
во всяческой правде, в истине, красоте, любви,
свободе, героическом акте.
Фашистские движения на Западе подтверждали эту мысль, они стоят под знаком Великого Инквизитора — отказ от
свободы духа
во имя хлеба.
Навязанная мне истина,
во имя которой требуют от меня отречения от
свободы, совсем не есть истина, а есть чертов соблазн.
Но никто из творцов той эпохи не согласился бы на ограничение
свободы своего творчества
во имя какого-либо реального коллектива.
Самое восстание Достоевского против революционеров, часто очень несправедливое, происходило
во имя личности и
свободы.
Михайловский, властитель дум левой интеллигенции того времени, отказывается от
свободы во имя социальной правды,
во имя интересов народов.
Он противополагает римской идее, основанной на принуждении, русскую идею, основанную на
свободе духа, он обличает ложные теократии
во имя истинной свободной теократии (выражение Вл.
Поэтому дело спасения не было делом насилия над человеком: человеку предоставлена
свобода выбора, от него ждут подвига веры, подвига вольного отречения от разума этого мира и от смертоносных сил этого мира
во имя разума большого и сил благодатных и спасающих.
Ему показалось, что она, и одна она, простит его, и он не ошибся. Ее одно
имя пришло ему на память, когда позвякивающие за дверью цепи заставляли просить и молить о продлении последней минуты
свободы, и к дикому вепрю сходила благодать утешения, что у него есть жена, есть чистое существо,
во имя которой он может просить себе снисхождения.
Учение о том, что человек никогда не может и не должен делать насилия ради того, что он считает добром, справедливо уже по одному тому, что то, чтò считается добром и злом, не одно и то же для всех людей. То, что один человек считает злом, есть зло сомнительное (другие считают его добром); насилие же, которое он совершает
во имя уничтожения этого зла — побои, увечья, лишение
свободы, смерть — уже наверное зло.
Среди двухтысячного стада, которым коноводили несколько завзятых вожаков, бывших, в свою очередь, передовыми баранами в другом, еще большем, громаднейшем стаде, выдвигалась одна только самостоятельная личность, не захотевшая,
во имя правды и науки, подчиниться никакому насилию, — и против этого одного, против этого честного права, против законной
свободы личности поднялся слепой и дикий деспотизм массы, самообольщенно мнившей о своем великом либерализме.
Мы еще вменяли себе в гражданский долг делать им грациозные книксены, приправленные сентиментальными улыбками. Мы слыхали только, что поляки хотят
свободы — и этого словца для нас было уже достаточно, чтобы мы,
во имя либерализма, позволили корнать себя по Днепр, от моря до моря. Они говорили нам, что «это, мол, все наше» — мы кланялись и верили. Не верить и отстаивать «захваченное» было бы не либерально, а мы так боялись, чтобы кто не подумал, будто мы не либеральны.
Глупая кузина моя, эта злая и пошлая Алина, которую ты
во имя «принципа»: женской
свободы с таким мастерством женил на дурачке Висленеве, по совету ваших дур, вообразила, что я глупа, как все они, и изменила им… выдала их!..
Не признающей брака Казимире вдруг стала угрожать родительская власть, и потому, когда Казимира сказала: «Князь, сделайте дружбу, женитесь на мне и дайте мне
свободу», — князь не задумался ни на одну минуту, а Казимира Швернотская сделалась княгиней Казимирой Антоновной Вахтерминской, что уже само по себе нечто значило, но если к этому прибавить красоту, ум, расчетливость, бесстыдство, ловкость и наглость, с которою Казимира на первых же порах сумела истребовать с князя обязательство на значительное годовое содержание и вексель
во сто тысяч, «за то, чтобы жить, не марая его
имени», то, конечно, надо сказать, что княгиня устроилась недурно.
Этика не может восстать на него
во имя «добра», как восстает против отвлеченно-монотеистического Бога, унижающего тварь, наделяющего ее
свободой, за которую потом требующего ее к ответу и жестоко карающего.
Фанатик любви может совершать величайшие злодеяния и насилия
во имя идеи любви, вытеснившей
свободу, справедливость, познание и т. д.
Но и наоборот, человек может пожертвовать несомненной ценностью своей
свободы и своего дела в мире, ценностью семьи и ценностью сострадания к людям
во имя бесконечной ценности любви.
Но для фанатиков
свободы существует лишь идея
свободы,
во имя которой допустимы все средства, но не существует самой
свободы.
Даже
во имя Божье,
во имя справедливости,
во имя истины истязают и истребляют людей, совершают насилия, отрицают
свободу духа.
Социальный индивидуализм в такой же мере видит в личности, наделенной экономической
свободой и неограниченным правом собственности, орудие общества, общественной силы и общественного процветания, как и социальный коммунизм, который имеет преимущество искреннего отрицания личности
во имя социального коллектива.
Человек иногда жертвует любовью, в которой видит величайшую ценность и благо,
во имя ценности другого порядка,
во имя сохранения особенным образом понятой
свободы,
во имя семейных привязанностей,
во имя жалости к другим людям, страдающим от этой любви.
И
во имя личности и ее первородной
свободы нужно будет бороться с этой совершенной социализацией.
И Н. Гартман постулирует атеизм
во имя достоинства человека, его
свободы и творчества.
Бог терпит зло, допускает зло
во имя блага
свободы.
Достоевский — враг атеистического социализма как соблазна Великого Инквизитора, как предания
свободы духа
во имя хлеба и счастья.
Мозг в ней по-прежнему ищет новой работы, кровь волнуется
во имя светлых идей и творческих образов, увлечения молодости служат материалом для художественного воспроизведения жизни; сердца ее бьются в унисон со всем лучшим, что французская нация выработывает в лице своих бойцов за
свободу ума, человечные права и общественную правду.
Жертва эта совсем не такая легкая: она предполагает большую
свободу духа и отречение от буржуазного устроения, от буржуазного общения
во имя иного мира и иного общения.
В ней совершается отречение от
свободы человеческого духа
во имя счастья людей.
Все дозволено
во имя безграничной
свободы сверхчеловека (крайний индивидуализм) или
во имя безграничного равенства человечества (крайний коллективизм).
Только с
именем Густава-Адольфа [Густав-Адольф (Густав II Адольф; 1592–1632) — шведский король;
во время господства Швеции в Прибалтике способствовал ее просвещению, создал университет в Дерпте, пользовался симпатиями лифляндского дворянства.] соединяется воспоминание всего прекрасного и великого; он, в одно время защищая
свободу мнений и подписывая устав Дерптского университета, бережно снял кровавые пелены с Лифляндии и старался уврачевать ее раны.
И вот Великий Инквизитор становится на защиту слабосильного человечества,
во имя любви к людям отнимает у них дар
свободы, обременяющий страданиями.
Во имя достоинства человека,
во имя его
свободы Достоевский утверждает неизбежность наказания за всякое преступление.
Он хочет побороть
свободу, угасить иррациональное начало жизни
во имя счастья, сытости и спокойствия людей.
Это рабье самочувствие противится великой идее Творца о человеке, в нем сказывается пассивная покорность необходимости, трусливое и слабосильное отречение от
свободы во имя спокойствия и безопасности.
И Бог ждет от человека антропологического откровения творчества, сокрыв от человека
во имя богоподобной
свободы его пути творчества и оправдание творчества.
Социализм принимает три искушения, отвергнутые Христом в пустыне, отрекается от
свободы духа
во имя счастья и успокоения миллионов людей.
Во имя величия сверхчеловека,
во имя счастья грядущего, далекого человечества,
во имя всемирной революции,
во имя безграничной
свободы одного или безграничного равенства всех можно замучить или умертвить всякого человека, какое угодно количество людей, превратить всякого человека в простое средство для великой «идеи», великой цели.
Творчество не только верно этой высшей заповеди
свободы от «мира», но сама его сущность есть победа над этим «миром»
во имя иного, есть раскрытие смысла заповеди «не любить мира».
«Ты можешь с гордостью указать на этих детей
свободы, свободной любви, свободной великолепной жертвы их
во имя Твое.
Но
во время новой истории оно слишком долго задержалось на формальной
свободе в принятии Истины, не совершив своего избрания, и потому оно образовало формы и мысли жизни, обоснованные не на Истине, а на формальном праве избирать какую угодно истину или ложь, т. е. создало беспредметную культуру, беспредметное общество, не знающее,
во имя чего оно существует.
Наша так называемая «революционная демократия» одержима страстью к равенству, какой еще не видел мир, под
свободой же она понимает право насилия над соседями
во имя своих интересов, произвол
во всеобщем уравнении.
Сократ учил личному совершенствованию
во имя разума, стоики разумную
свободу признают единой основой истинной жизни.
Во имя равенства она готова у нас истребить какую угодно
свободу.
Социальная революция, приобретающая мистическую окраску, и есть третье искушение, отвергнутое Христом
во имя духовной
свободы человека.