Неточные совпадения
Городничий. Ведь
оно, как ты думаешь, Анна Андреевна, теперь можно большой чин зашибить, потому что
он запанибрата со всеми министрами и
во дворец ездит, так поэтому может такое производство сделать, что со
временем и в генералы влезешь. Как ты думаешь, Анна Андреевна: можно влезть в генералы?
Кричал
он во всякое
время, и кричал необыкновенно.
Нет спора, что можно и даже должно давать народам случай вкушать от плода познания добра и зла, но нужно держать этот плод твердой рукою и притом так, чтобы можно было
во всякое
время отнять
его от слишком лакомых уст.
Тут только понял Грустилов, в чем дело, но так как душа
его закоснела в идолопоклонстве, то слово истины, конечно, не могло сразу проникнуть в нее.
Он даже заподозрил в первую минуту, что под маской скрывается юродивая Аксиньюшка, та самая, которая, еще при Фердыщенке, предсказала большой глуповский пожар и которая
во время отпадения глуповцев в идолопоклонстве одна осталась верною истинному богу.
Постоянно застегнутый на все пуговицы и имея наготове фуражку и перчатки,
он представлял собой тип градоначальника, у которого ноги
во всякое
время готовы бежать неведомо куда.
Но
он упустил из виду, во-первых, что народы даже самые зрелые не могут благоденствовать слишком продолжительное
время, не рискуя впасть в грубый материализм, и, во-вторых, что, собственно, в Глупове благодаря вывезенному из Парижа духу вольномыслия благоденствие в значительной степени осложнялось озорством.
Во время градоначальствования Фердыщенки Козырю посчастливилось еще больше благодаря влиянию ямщичихи Аленки, которая приходилась
ему внучатной сестрой. В начале 1766 года
он угадал голод и стал заблаговременно скупать хлеб. По
его наущению Фердыщенко поставил у всех застав полицейских, которые останавливали возы с хлебом и гнали
их прямо на двор к скупщику. Там Козырь объявлял, что платит за хлеб"по такции", и ежели между продавцами возникали сомнения, то недоумевающих отправлял в часть.
В это же
время, словно на смех, вспыхнула
во Франции революция, и стало всем ясно, что"просвещение"полезно только тогда, когда
оно имеет характер непросвещенный.
Между тем новый градоначальник оказался молчалив и угрюм.
Он прискакал в Глупов, как говорится,
во все лопатки (
время было такое, что нельзя было терять ни одной минуты) и едва вломился в пределы городского выгона, как тут же, на самой границе, пересек уйму ямщиков. Но даже и это обстоятельство не охладило восторгов обывателей, потому что умы еще были полны воспоминаниями о недавних победах над турками, и все надеялись, что новый градоначальник
во второй раз возьмет приступом крепость Хотин.
Сказать ли всю истину: по секрету,
он даже заготовил на имя известного нашего географа, К. И. Арсеньева, довольно странную резолюцию:"Предоставляется вашему благородию, — писал
он, — на будущее
время известную вам Византию
во всех учебниках географии числить тако...
8) Брудастый, Дементий Варламович. Назначен был впопыхах и имел в голове некоторое особливое устройство, за что и прозван был «Органчиком». Это не мешало
ему, впрочем, привести в порядок недоимки, запущенные
его предместником.
Во время сего правления произошло пагубное безначалие, продолжавшееся семь дней, как о том будет повествуемо ниже.
К удивлению, бригадир не только не обиделся этими словами, но, напротив того, еще ничего не видя, подарил Аленке вяземский пряник и банку помады. Увидев эти дары, Аленка как будто опешила; кричать — не кричала, а только потихоньку всхлипывала. Тогда бригадир приказал принести свой новый мундир, надел
его и
во всей красе показался Аленке. В это же
время выбежала в дверь старая бригадирова экономка и начала Аленку усовещивать.
Во-первых,
его эмигрантскому сердцу было радостно, что Париж взят; во-вторых,
он столько
времени настоящим манером не едал, что глуповские пироги с начинкой показались
ему райскою пищей.
Каким образом об этих сношениях было узнано — это известно одному богу; но кажется, что сам Наполеон разболтал о том князю Куракину
во время одного из своих petits levе́s. [Интимных утренних приемов (франц.).] И вот в одно прекрасное утро Глупов был изумлен, узнав, что
им управляет не градоначальник, а изменник, и что из губернии едет особенная комиссия ревизовать
его измену.
Однако ж она согласилась, и
они удалились в один из тех очаровательных приютов, которые со
времен Микаладзе устраивались для градоначальников
во всех мало-мальски порядочных домах города Глупова. Что происходило между
ними — это для всех осталось тайною; но
он вышел из приюта расстроенный и с заплаканными глазами. Внутреннее слово подействовало так сильно, что
он даже не удостоил танцующих взглядом и прямо отправился домой.
Мастерски пел
он гривуазные [Легкомысленные, нескромные (от франц. grivois).] песенки и уверял, что этим песням научил
его граф Дартуа (впоследствии французский король Карл X)
во время пребывания в Риге.
И точно,
он начал нечто подозревать.
Его поразила тишина
во время дня и шорох
во время ночи.
Он видел, как с наступлением сумерек какие-то тени бродили по городу и исчезали неведомо куда и как с рассветом дня те же самые тени вновь появлялись в городе и разбегались по домам. Несколько дней сряду повторялось это явление, и всякий раз
он порывался выбежать из дома, чтобы лично расследовать причину ночной суматохи, но суеверный страх удерживал
его. Как истинный прохвост,
он боялся чертей и ведьм.
Впрочем, для нас это вопрос второстепенный; важно же то, что глуповцы и
во времена Иванова продолжали быть благополучными и что, следовательно, изъян, которым
он обладал, послужил обывателям не
во вред, а на пользу.
Во время разлуки с
ним и при том приливе любви, который она испытывала всё это последнее
время, она воображала
его четырехлетним мальчиком, каким она больше всего любила
его. Теперь
он был даже не таким, как она оставила
его;
он еще дальше стал от четырехлетнего, еще вырос и похудел. Что это! Как худо
его лицо, как коротки
его волосы! Как длинны руки! Как изменился
он с тех пор, как она оставила
его! Но это был
он, с
его формой головы,
его губами,
его мягкою шейкой и широкими плечиками.
В то
время когда
он шел по коридору, мальчик отворил дверь
во второй денник налево, и Вронский увидел рыжую крупную лошадь и белые ноги.
Она благодарна была отцу за то, что
он ничего не сказал ей о встрече с Вронским; но она видела по особенной нежности
его после визита,
во время обычной прогулки, что
он был доволен ею. Она сама была довольна собою. Она никак не ожидала, чтоб у нее нашлась эта сила задержать где-то в глубине души все воспоминания прежнего чувства к Вронскому и не только казаться, но и быть к
нему вполне равнодушною и спокойною.
При взгляде на тендер и на рельсы, под влиянием разговора с знакомым, с которым
он не встречался после своего несчастия,
ему вдруг вспомнилась она, то есть то, что оставалось еще от нее, когда
он, как сумасшедший, вбежал в казарму железнодорожной станции: на столе казармы бесстыдно растянутое посреди чужих окровавленное тело, еще полное недавней жизни; закинутая назад уцелевшая голова с своими тяжелыми косами и вьющимися волосами на висках, и на прелестном лице, с полуоткрытым румяным ртом, застывшее странное, жалкое в губках и ужасное в остановившихся незакрытых глазах, выражение, как бы словами выговаривавшее то страшное слово — о том, что
он раскается, — которое она
во время ссоры сказала
ему.
Сначала
он из одного чувства сострадания занялся тою новорожденною слабенькою девочкой, которая не была
его дочь и которая была заброшена
во время болезни матери и, наверно, умерла бы, если б
он о ней не позаботился, — и сам не заметил, как
он полюбил ее.
Левин не торопясь достал десятирублевую бумажку и, медленно выговаривая слова, но и не теряя
времени, подал
ему бумажку и объяснил, что Петр Дмитрич (как велик и значителен казался теперь Левину прежде столь неважный Петр Дмитрич!) обещал быть
во всякое
время, что
он, наверно, не рассердится, и потому чтобы
он будил сейчас.
И поэтому, не будучи в состоянии верить в значительность того, что
он делал, ни смотреть на это равнодушно, как на пустую формальность,
во всё
время этого говенья
он испытывал чувство неловкости и стыда, делая то, чего сам не понимает, и потому, как
ему говорил внутренний голос, что-то лживое и нехорошее.
В затеянном разговоре о правах женщин были щекотливые при дамах вопросы о неравенстве прав в браке. Песцов
во время обеда несколько раз налетал на эти вопросы, но Сергей Иванович и Степан Аркадьич осторожно отклоняли
его.
Он часто испытывал, что иногда
во время спора поймешь то, что любит противник, и вдруг сам полюбишь это самое и тотчас согласишься, и тогда все доводы отпадают, как ненужные; а иногда испытывал наоборот: выскажешь наконец то, что любишь сам и из-за чего придумываешь доводы, и если случится, что выскажешь это хорошо и искренно, то вдруг противник соглашается и перестает спорить.
«Господи, прости и помоги», не переставая твердил
он себе, несмотря на столь долгое и казавшееся полным отчуждение, чувствуя, что
он обращается к Богу точно так же доверчиво и просто, как и
во времена детства и первой молодости.
Было самое спешное рабочее
время, когда
во всем народе проявляется такое необыкновенное напряжение самопожертвования в труде, какое не проявляется ни в каких других условиях жизни и которое высоко ценимо бы было, если бы люди, проявляющие эти качества, сами ценили бы
их, если б
оно не повторялось каждый год и если бы последствия этого напряжения не были так просты.
Не понимая, что это и откуда, в середине работы
он вдруг испытал приятное ощущение холода по жарким вспотевшим плечам.
Он взглянул на небо
во время натачиванья косы. Набежала низкая, тяжелая туча, и шел крупный дождь. Одни мужики пошли к кафтанам и надели
их; другие, точно так же как Левин, только радостно пожимали плечами под приятным освежением.
Но это было неправда; она совсем почти не понимала слов службы и даже не слушала
их во время обручения.
Он во время чтения думал тоже о бывшем разговоре.
— И главное, что гораздо больше страха и жалости, чем удовольствия. Нынче после этого страха
во время грозы я понял, как я люблю
его.
То, что
он во время кадрили не пригласил ее на мазурку, не тревожило ее.
Сконфуженный секретарь удалился. Левин,
во время совещания с секретарем совершенно оправившись от своего смущения, стоял, облокотившись обеими руками на стул, и на лице
его было насмешливое внимание.
Кроме того,
во время родов жены с
ним случилось необыкновенное для
него событие.
Он, неверующий, стал молиться и в ту минуту, как молился, верил. Но прошла эта минута, и
он не мог дать этому тогдашнему настроению никакого места в своей жизни.
— Я не
во время, кажется, слишком рано, — сказал
он, оглянув пустую гостиную. Когда
он увидал, что
его ожидания сбылись, что ничто не мешает
ему высказаться, лицо
его сделалось мрачно.
Присутствие княгини Тверской, и по воспоминаниям, связанным с нею, и потому, что
он вообще не любил ее, было неприятно Алексею Александровичу, и
он пошел прямо в детскую. В первой детской Сережа, лежа грудью на столе и положив ноги на стул, рисовал что-то, весело приговаривая. Англичанка, заменившая
во время болезни Анны француженку, с вязаньем миньярдиз сидевшая подле мальчика, поспешно встала, присела и дернула Сережу.
Был уже шестой час и потому, чтобы поспеть во-время и вместе с тем не ехать на своих лошадях, которых все знали, Вронский сел в извозчичью карету Яшвина и велел ехать как можно скорее. Извозчичья старая четвероместная карета была просторна.
Он сел в угол, вытянул ноги на переднее место и задумался.
Во время кадрили ничего значительного не было сказано, шел прерывистый разговор то о Корсунских, муже и жене, которых
он очень забавно описывал, как милых сорокалетних детей, то о будущем общественном театре, и только один раз разговор затронул ее за живое, когда
он спросил о Левине, тут ли
он, и прибавил, что
он очень понравился
ему.
Личное дело, занимавшее Левина
во время разговора
его с братом, было следующее: в прошлом году, приехав однажды на покос и рассердившись на приказчика, Левин употребил свое средство успокоения — взял у мужика косу и стал косить.
И, откинувшись в угол кареты, она зарыдала, закрываясь руками. Алексей Александрович не пошевелился и не изменил прямого направления взгляда. Но всё лицо
его вдруг приняло торжественную неподвижность мертвого, и выражение это не изменилось
во всё
время езды до дачи. Подъезжая к дому,
он повернул к ней голову всё с тем же выражением.
Левин говорил то, что
он истинно думал в это последнее
время.
Он во всем видел только смерть или приближение к ней. Но затеянное
им дело тем более занимало
его. Надо же было как-нибудь доживать жизнь, пока не пришла смерть. Темнота покрывала для
него всё; но именно вследствие этой темноты
он чувствовал, что единственною руководительною нитью в этой темноте было
его дело, и
он из последних сил ухватился и держался за
него.
Сколько раз
во время своей восьмилетней счастливой жизни с женой, глядя на чужих неверных жен и обманутых мужей, говорил себе Алексей Александрович: «как допустить до этого? как не развязать этого безобразного положения?» Но теперь, когда беда пала на
его голову,
он не только не думал о том, как развязать это положение, но вовсе не хотел знать
его, не хотел знать именно потому, что
оно было слишком ужасно, слишком неестественно.
Теперь, когда
он держал в руках
его письмо,
он невольно представлял себе тот вызов, который, вероятно, нынче же или завтра
он найдет у себя, и самую дуэль,
во время которой
он с тем самым холодным и гордым выражением, которое и теперь было на
его лице, выстрелив в воздух, будет стоять под выстрелом оскорбленного мужа.
Он не верил в смерть вообще и в особенности в ее смерть, несмотря на то, что Лидия Ивановна сказала
ему и отец подтвердил это, и потому и после того, как
ему сказали, что она умерла,
он во время гулянья отыскивал ее.
Во всё это первое
время особенно живо чувствовалась натянутость, как бы подергиванье в ту и другую сторону той цепи, которою
они были связаны.
— Ну, иди, иди, и я сейчас приду к тебе, — сказал Сергей Иванович, покачивая головой, глядя на брата. — Иди же скорей, — прибавил
он улыбаясь и, собрав свои книги, приготовился итти.
Ему самому вдруг стало весело и не хотелось расставаться с братом. — Ну, а
во время дождя где ты был?
Элегантный слуга с бакенбардами, неоднократно жаловавшийся своим знакомым на слабость своих нерв, так испугался, увидав лежавшего на полу господина, что оставил
его истекать кровью и убежал за помощью. Через час Варя, жена брата, приехала и с помощью трех явившихся докторов, за которыми она послала
во все стороны и которые приехали в одно
время, уложила раненого на постель и осталась у
него ходить за
ним.
Присутствие этого ребенка всегда и неизменно вызывало
во Вронском то странное чувство беспричинного омерзения, которое
он испытывал последнее
время.