Неточные совпадения
— А недурны, — говорил он, сдирая серебряною вилочкой с перламутровой раковины шлюпающих устриц и проглатывая их одну за другой. — Недурны, — повторял он, вскидывая
влажные и блестящие
глаза то на Левина, то на Татарина.
— Дуняша, — ошеломленно произнес Самгин, заглядывая в ее лицо, в мерцающие
глаза,
влажные от слез; она толкала его, тащила и, сухо всхлипывая, быстро рассказывала...
Спать он лег, чувствуя себя раздавленным, измятым, и проснулся, разбуженный стуком в дверь, горничная будила его к поезду. Он быстро вскочил с постели и несколько секунд стоял, закрыв
глаза, ослепленный удивительно ярким блеском утреннего солнца.
Влажные листья деревьев за открытым окном тоже ослепительно сияли, отражая в хрустальных каплях дождя разноцветные, короткие и острые лучики. Оздоровляющий запах сырой земли и цветов наполнял комнату; свежесть утра щекотала кожу. Клим Самгин, вздрагивая, подумал...
Он нехорошо возбуждался. У него тряслись плечи, он совал голову вперед, желтоватое рыхлое лицо его снова окаменело,
глаза ослепленно мигали, губы, вспухнув, шевелились, красные, неприятно
влажные. Тонкий голос взвизгивал, прерывался, в словах кипело бешенство. Самгин, чувствуя себя отвратительно, даже опустил голову, чтоб не видеть пред собою противную дрожь этого жидкого тела.
Самгину показалось, что
глаза у нее
влажные, — он низко наклонил голову, успев подумать...
Певцам неистово аплодировали. Подбежала Сомова,
глаза у нее были
влажные, лицо счастливое, она восторженно закричала, обращаясь к Варваре...
Длинный, тощий, с остатками черных, с проседью, курчавых и, видимо, жестких волос на желтом черепе, в форме дыни, с бородкой клином, горбоносый, он говорил неутомимо, взмахивая густыми бровями, такие же густые усы быстро шевелились над нижней, очень толстой губой, сияли и таяли
влажные, точно смазанные маслом, темные
глаза. Заметив, что сын не очень легко владеет языком Франции, мать заботливо подсказывала сыну слова, переводила фразы и этим еще более стесняла его.
Он был нем и не мог даже пошевелиться, только
влажные от умиления
глаза неотразимо были устремлены на нее.
Грезилась ему на губах ее улыбка, не страстная,
глаза, не
влажные от желаний, а улыбка, симпатичная к нему, к мужу, и снисходительная ко всем другим; взгляд, благосклонный только к нему и стыдливый, даже строгий, к другим.
Детское лицо его с
влажными черными
глазами было красно и потно.
Оказалось, что Максимов уж и не отходил от девок, изредка только отбегал налить себе ликерчику, шоколаду же выпил две чашки. Личико его раскраснелось, а нос побагровел,
глаза стали
влажные, сладостные. Он подбежал и объявил, что сейчас «под один мотивчик» хочет протанцевать танец саботьеру.
Внутренность рощи,
влажной от дождя, беспрестанно изменялась, смотря по тому, светило ли солнце, или закрывалось облаком; она то озарялась вся, словно вдруг в ней все улыбнулось: тонкие стволы не слишком частых берез внезапно принимали нежный отблеск белого шелка, лежавшие на земле мелкие листья вдруг пестрели и загорались червонным золотом, а красивые стебли высоких кудрявых папоротников, уже окрашенных в свой осенний цвет, подобный цвету переспелого винограда, так и сквозили, бесконечно путаясь и пересекаясь перед
глазами; то вдруг опять все кругом слегка синело: яркие краски мгновенно гасли, березы стояли все белые, без блеску, белые, как только что выпавший снег, до которого еще не коснулся холодно играющий луч зимнего солнца; и украдкой, лукаво, начинал сеяться и шептать по лесу мельчайший дождь.
А теперь ее образ меня преследовал, я просил у ней прощения; воспоминания об этом бледном лице, об этих
влажных и робких
глазах, о развитых волосах на наклоненной шее, о легком прикосновении ее головы к моей груди — жгли меня.
И при этом он делал вид, что млеет от собственного пения, зажмуривал
глаза, в страстных местах потрясал головою или во время пауз, оторвав правую руку от струн, вдруг на секунду окаменевал и вонзался в
глаза Любки томными,
влажными, бараньими
глазами. Он знал бесконечное множество романсов, песенок и старинных шутливых штучек. Больше всего нравились Любке всем известные армянские куплеты про Карапета...
Тамара с голыми белыми руками и обнаженной шеей, обвитой ниткой искусственного жемчуга, толстая Катька с мясистым четырехугольным лицом и низким лбом — она тоже декольтирована, но кожа у нее красная и в пупырышках; новенькая Нина, курносая и неуклюжая, в платье цвета зеленого попугая; другая Манька — Манька Большая или Манька Крокодил, как ее называют, и — последней — Сонька Руль, еврейка, с некрасивым темным лицом и чрезвычайно большим носом, за который она и получила свою кличку, но с такими прекрасными большими
глазами, одновременно кроткими и печальными, горящими и
влажными, какие среди женщин всего земного шара бывают только у евреек.
А посредине круга, на камнях мостовой, вертелась и дробно топталась на месте толстая женщина лет сорока пяти, но еще красивая, с красными мясистыми губами, с
влажными, пьяными, точно обмасленными
глазами, весело сиявшими под высокими дугами черных правильных малорусских бровей.
Манька с трудом вырвалась от нее с растрепанными светлыми, тонкими, пушистыми волосами, вся розовая от сопротивления и с опущенными
влажными от стыда и смеха
глазами.
Но чаще всего у него не было денег, и он просиживал около своей любовницы целыми вечерами, терпеливо и ревниво дожидаясь ее, когда Соньку случайно брал гость. И когда она возвращалась обратно и садилась с ним рядом, то он незаметно, стараясь не обращать на себя общего внимания и не поворачивая головы в ее сторону, все время осыпал ее упреками. И в ее прекрасных,
влажных, еврейских
глазах всегда во время этих разговоров было мученическое, но кроткое выражение.
— Ах, да не все ли равно! — вдруг воскликнул он сердито. — Ты вот сегодня говорил об этих женщинах… Я слушал… Правда, нового ты ничего мне не сказал. Но странно — я почему-то, точно в первый раз за всю мою беспутную жизнь, поглядел на этот вопрос открытыми
глазами… Я спрашиваю тебя, что же такое, наконец, проституция? Что она?
Влажной бред больших городов или это вековечное историческое явление? Прекратится ли она когда-нибудь? Или она умрет только со смертью всего человечества? Кто мне ответит на это?
А когда она подымала свои ресницы, чтобы взглянуть на него, то
глаза ее сияли, как звезды, и становились
влажными.
Лихонин говорил правду. В свои студенческие годы и позднее, будучи оставленным при университете, Ярченко вел самую шалую и легкомысленную жизнь. Во всех трактирах, кафешантанах и других увеселительных местах хорошо знали его маленькую, толстую, кругленькую фигурку, его румяные, отдувшиеся, как у раскрашенного амура, щеки и блестящие,
влажные, добрые
глаза, помнили его торопливый, захлебывающийся говор и визгливый смех.
Она не хуже любой Camille de Lyon [Камиллы де Лион (франц.)] умеет подрисовать себе веки, и потому
глаза ее кажутся, в одно и то же время, и блестящими, и
влажными.
От волнения все лицо у ней залито ярким румянцем, а
глаза блестят лихорадочным
влажным взглядом.
Она протянула руку к чашке, увидала, что пальцы ее покрыты пятнами запекшейся крови, невольным движением опустила руку на колени — юбка была
влажная. Широко открыв
глаза, подняв бровь, она искоса смотрела на свои пальцы, голова у нее кружилась и в сердце стучало...
Мать с горячей улыбкой на губах шла сзади Мазина и через голову его смотрела на сына и на знамя. Вокруг нее мелькали радостные лица, разноцветные
глаза — впереди всех шел ее сын и Андрей. Она слышала их голоса — мягкий и
влажный голос Андрея дружно сливался в один звук с голосом сына ее, густым и басовитым.
— Он хочет сделать меня идиотом! — пожаловался Егор. Короткие, тяжелые вздохи с
влажным хрипом вырывались из груди Егора, лицо его было покрыто мелким потом, и, медленно поднимая непослушные, тяжелые руки, он отирал ладонью лоб. Странная неподвижность опухших щек изуродовала его широкое доброе лицо, все черты исчезли под мертвенной маской, и только
глаза, глубоко запавшие в отеках, смотрели ясно, улыбаясь снисходительной улыбкой.
И медленно, с усилием двигая губами, Егор стал рассказывать историю жизни своей соседки.
Глаза его улыбались, мать видела, что он нарочно поддразнивает ее и, глядя на его лицо, подернутое
влажной синевой, тревожно думала...
И вот, блаженно и пьяно, я иду по лестнице вниз, к дежурному, и быстро у меня на
глазах, всюду кругом неслышно лопаются тысячелетние почки и расцветают кресла, башмаки, золотые бляхи, электрические лампочки, чьи-то темные лохматые
глаза, граненые колонки перил, оброненный на ступенях платок, столик дежурного, над столиком — нежно-коричневые, с крапинками, щеки Ю. Все — необычайное, новое, нежное, розовое,
влажное.
В переднюю вышел, весь красный, с каплями на носу и на висках и с перевернутым, смущенным лицом, маленький капитан Световидов. Правая рука была у него в кармане и судорожно хрустела новенькими бумажками. Увидев Ромашова, он засеменил ногами, шутовски-неестественно захихикал и крепко вцепился своей
влажной, горячей, трясущейся рукой в руку подпоручика.
Глаза у него напряженно и конфузливо бегали и в то же время точно щупали Ромашова: слыхал он или нет?
Вообще пили очень много, как и всегда, впрочем, пили в полку: в гостях друг у друга, в собрании, на торжественных обедах и пикниках. Говорили уже все сразу, и отдельных голосов нельзя было разобрать. Шурочка, выпившая много белого вина, вся раскрасневшаяся, с
глазами, которые от расширенных зрачков стали совсем черными, с
влажными красными губами, вдруг близко склонилась к Ромашову.
Ясные, чуть-чуть
влажные голубые
глаза смотрели оживленно, умно и кротко.
Это был худой, чахоточный человек, с лысым желтым черепом и черными
глазами —
влажными и ласковыми, но с затаенным злобным огоньком.
Но ее
влажные коричневые
глаза, с томно-синеватыми веками, улыбались так задорно, а губы сжались в такой очаровательный красный морщинистый бутон, что Александров, наклонившись к ее уху, сказал шепотом...
Она высока ростом: на полголовы выше Александрова. Она полна, движения ее неторопливы и горды. Лицо ее кажется Александрову античным.
Влажные большие темные
глаза и темнота нижних век заставляют Александрова применять к ней мысленно гомеровский эпитет: «волоокая».
А разве может когда-нибудь изгладиться из памяти Александрова, как иногда, во время бешено крутящегося вальса, Юлия, томно закрывши
глаза, вся приникала вплотную к нему, и он чувствовал через
влажную рубашку живое, упругое прикосновение ее крепкой девической груди и легкое щекотание ее маленького твердого соска…
Одна часть их в новых полушубках, в вязаных шарфах на шеях, с
влажными пьяными
глазами или с дикими подбадривающими себя криками, или тихие и унылые толкутся около ворот между заплаканными матерями и женами, дожидаясь очереди (я застал тот день, в который шел самый прием, т. е. осмотр назначенных в ставку); другая часть в это время толпится в прихожей присутствия.
Саша глянул на нее ласковыми черными
глазами, — и они вдруг стали
влажными, — и тихонько сказал...
Он сидел на стуле, понимая лишь одно: уходит! Когда она вырвалась из его рук — вместе со своим телом она лишила его дерзости и силы, он сразу понял, что всё кончилось, никогда не взять ему эту женщину. Сидел, качался, крепко сжимая руками отяжелевшую голову, видел её взволнованное, розовое лицо и
влажный блеск
глаз, и казалось ему, что она тает. Она опрокинула сердце его, как чашу, и выплеснула из него всё, кроме тяжёлого осадка тоски и стыда.
Она бросилась ко мне и вымазала меня слезами восторга. Тому же подвергся Товаль, старавшийся не потерять своего снисходительного, саркастического, потустороннего экспансии вида. Потом начался осмотр, и, когда он наконец кончился, в
глазах Дэзи переливались все вещи, перспективы, цветы, окна и занавеси, как это бывает на
влажной поверхности мыльного пузыря. Она сказала...
Что не было мне понятно — стало понятно теперь. Подняв за подбородок ее упрямо прячущееся лицо, сам тягостно и нежно взволнованный этим детским порывом, я посмотрел в ее
влажные, отчаянные
глаза, и у меня не хватило духу отделаться шуткой.
Всюду веселое возбуждение, праздничные лица,
влажные добрые
глаза, и уже кое-где дети забастовщиков жуют хлеб.
Раиса медленно отодвинулась в сторону, Евсей видел маленькое, сухое тело хозяина, его живот вздувался и опадал, ноги дёргались, на сером лице судорожно кривились губы, он открывал и закрывал их, жадно хватая воздух, и облизывал тонким языком, обнажая чёрную яму рта. Лоб и щёки,
влажные от пота, блестели, маленькие
глаза теперь казались большими, глубокими и неотрывно следили за Раисой.
— Не буду. Это так, — прошептал он и поцеловал ее
влажную, длинную руку и потом милые
глаза, которые закрывались, пока он целовал их.
Когда вышли во двор,
влажная темнота мягко, но тепло и сильно ударила в лицо, в
глаза, захватила дыхание, вдруг очищающе и нежно пронизала все вздрогнувшее тело.
С моря широкими,
влажными порывами дул теплый ветер: казалось,
глазами можно было видеть, как в дружном полете уносятся в безбрежную свободную даль крохотные, свежие частички воздуха и смеются, летя.
А Челкаш торжествовал. Его привычные к потрясениям нервы уже успокоились. У него сладострастно вздрагивали усы и в
глазах разгорался огонек. Он чувствовал себя великолепно, посвистывал сквозь зубы, глубоко вдыхал
влажный воздух моря, оглядывался кругом и добродушно улыбался, когда его
глаза останавливались на Гавриле.
Вокруг его темных
глаз — больших, красивых,
влажных и бессмысленных — всегда лежали масленистые коричневые круги, что придавало его лицу подозрительный оттенок не то елейности, не то разврата.
Белочка подымала кверху деликатную мордочку, моргала
влажными черными
глазами и в тон буфетчице начинала тихонько подвывать...
Он самодовольно прихлебнул из рюмки. Генька, которая глядела на него остановившимися испуганными
глазами с таким вниманием, что даже рот у нее открылся и стал
влажным, хлопнула себя руками по ляжкам.
— Кэт… как я счастлив… Как я люблю вас. Кэт… Я обожаю вас… Мы остановились. Руки Кэт обвились вокруг моей шеи. Мои губы увлажнил и обжег поцелуй, такой долгий, такой страстный, что кровь бросилась мне в голову, и я зашатался… Луна нежно светила прямо в лицо Кэт, в это бледное, почти белое лицо. Ее
глаза увеличились, стали громадными и в то же время такими темными и такими глубокими под длинными ресницами, как таинственные пропасти. А ее
влажные губы звали все к новым, неутоляющим, мучительным поцелуям.