Неточные совпадения
— Марк! Не послать ли за полицией? Где ты
взял его? Как ты с ним связался? — шептала она в изумлении. — По ночам с
Марком пьет пунш! Да что с тобой сделалось, Борис Павлович?
Корзина с провизией склонилась в руках ослабевшего человека, сидевшего в углу вагона, и груши из нее посыпались на пол. Ближайший сосед поднял их, тихо
взял корзину из рук спящего и поставил ее рядом с ним. Потом вошел кондуктор, не будя Матвея, вынул билет из-за ленты его шляпы и на место билета положил туда же белую картонную
марку с номером. Огромный человек крепко спал, сидя, и на лице его бродила печальная судорога, а порой губы сводило, точно от испуга…
«Завтра же и поеду. Один, так один, не привыкать стать! Будет уж, проболтался тут, как сорина в крупе, почитай, два месяца. А с теми — как-нибудь улажусь. Поклонюсь
Марку Васильеву: пусть помирит меня с Максимом. Может, Максимка денег
возьмёт за бесчестье…»
Вон, чтоб не далеко ходить, у моего соседа, у
Марка Тихоновича, от деда и отца дом был обмазан желтою глиною; ну, вот и был; вот мы все смотрели, видели и знали, что он желтый; как вдруг — поди! — он
возьми его да и выбели!
В книжке
Марка Вовчка шесть рассказов, и каждый из них представляет нам женские типы из простонародья. Рядом с женскими лицами рисуются, большею частью несколько в тени, мужские личности. Это обстоятельство ближайшим образом объясняется, конечно, тем, что автор рассказов
Марка Вовчка — женщина. Но мы увидим, что выбор женских лиц для этих рассказов оправдывается и самою сущностью дела.
Возьмем прежде всего рассказ «Маша», в котором это выказывается с особенной ясностью.
Патап Максимыч пристально посмотрел на нее. А у ней взгляд ни дать ни
взять такой же, каков бывал у
Марка Данилыча. И ноздри так же раздуваются, как у него, бывало, когда делался недоволен, и глаза горят, и хмурое лицо багровеет — вся в отца. «Нет, эту девку прибрать к рукам мудрено, — подумал Чапурин. — Бедовая!.. Мужа будет на уздечке водить. На мою покойницу, на голубушку Настю смахивает, только будет покруче ее. А то по всему Настя, как есть Настя».
Образа очень полюбились
Марку Данилычу, рад был радехонек им, но без того не мог обойтись, чтоб не прижать Чубалова, не
взять у него всего за бесценок.
Не придумала вдруг Дарья Сергевна, на кого указать. Приходилось либо ей самой «читать погребение», либо просить Аграфену Петровну
взять на себя такой труд. Она грамотная, в скитах обучалась, пригляделась там к порядкам и не откажется в останный раз послужить
Марку Данилычу и тем хоть сколько-нибудь утешить совсем убитую Дуню.
— Как же мне об нем не задуматься? — грустно ответил Абрам. — Теперь хоть по крестьянству его
взять — пахать ли, боронить ли — первый мастак, сеять даже уж выучился. Опять же насчет лошадей… О прядильном деле и поминать нечего, кого хошь спроси, всяк тебе скажет, что супротив Харлама нет другого работника, нет, да никогда и не бывало. У
Марка Данилыча вся его нитка на отбор идет, и продает он ее, слышь, дороже против всякой другой.
Продолжать их, как было при
Марке Данилыче, нельзя — нужны люди, а где их
возьмешь?
Чубалов не прекословил. Сроду не бирал денег взаймы, сроду никому не выдавал векселей, и потому не очень хотелось ему исполнить требование
Марка Данилыча, но выгодная покупка тогда непременно ускользнула бы из рук. Согласился он. «Проценты
взял Смолокуров за год вперед, — подумал Герасим Силыч, — стало быть, и платеж через год… А я, не дожидаясь срока, нынешним же годом у Макарья разочтусь с ним…»
Там, наскоро порывшись в разложенных по столу бумагах,
взял одну и подошел к трапу, ожидая подъезда
Марка Данилыча.
Шестнадцати лет еще не было Дуне, когда воротилась она из обители, а досужие свахи то́тчас одна за другой стали подъезжать к
Марку Данилычу — дом богатый, невеста одна дочь у отца, — кому не охота Дунюшку в жены себе
взять. Сунулись было свахи с купеческими сыновьями из того городка, где жили Смолокуровы, но всем отказ, как шест, был готов. Сына городского головы сватали — и тому тот же ответ.
До ночи просидела Таифа, поджидая возврата
Марка Данилыча. Еще хотелось ей поговорить с ним про тесное обстояние Манефиной обители. Знала, что чем больше поплачет, тем больше
возьмет. Но так и ушла, не дождавшись обительского благодетеля.
Вексель в три тысячи рублей, выданный
Марку Данилычу Сивковым, Дуня послала по почте. В письме к Поликарпу Андреичу, извещая о кончине отца, просила она, чтобы он,
взяв половину денег в благодарность за данный ей приют, другую половину вручил бы отцу Прохору.
Знакомым ходом прошел он к
Марку Данилычу. Тот спал, но пришлый подошел к нему,
взял за здоровую руку и сказал вполголоса...
Долго бы лежать тут
Марку Данилычу, да увидела его соседка Акулина Прокудина. Шла Акулина с ведрами по воду близ того места, где упал Марко Данилыч. Вгляделась… «Батюшки светы!.. Сам Смолокуров лежит». Окликнула — не отвечает, в другой, в третий раз окликнула — ни словечка в ответ. Поставила Акулина ведра, подошла: недвижим Марко Данилыч, безгласен, рот на сторону, а сам глухо хрипит. Перепугалась Акулина,
взяла за руку
Марка Данилыча — не владеет рука.