Неточные совпадения
— Нет, зачем; скажи, что кланяться
велел, больше ничего не нужно. А теперь я опять
к моим собакам. Странно! хочу остановить
мысль на смерти, и ничего не выходит. Вижу какое-то пятно… и больше ничего.
Но женитьба, свадьба — все-таки это поэзия жизни, это готовый, распустившийся цветок. Он представил себе, как он
ведет Ольгу
к алтарю: она — с померанцевой веткой на голове, с длинным покрывалом. В толпе шепот удивления. Она стыдливо, с тихо волнующейся грудью, с своей горделиво и грациозно наклоненной головой, подает ему руку и не знает, как ей глядеть на всех. То улыбка блеснет у ней, то слезы явятся, то складка над бровью заиграет какой-то
мыслью.
Этого только недоставало. Я захватил мою шубу и, накидывая ее на ходу, побежал вон с
мыслью: «Она
велела идти
к нему, а где я его достану?»
Они не знали, куда деться от жара, и
велели мальчишке-китайцу махать привешенным
к потолку, во всю длину столовой, исполинским веером. Это просто широкий кусок полотна с кисейной бахромой; от него
к дверям протянуты снурки, за которые слуга дергает и освежает комнату. Но, глядя на эту затею, не можешь отделаться от
мысли, что это — искусственная, временная прохлада, что вот только перестанет слуга дергать за веревку, сейчас на вас опять как будто наденут в бане шубу.
Мне казалось странным и совершенно непонятным, почему тигр не ест собаку, а тащит ее с собой. Как бы в ответ на мои
мысли, Дерсу сказал, что это не тигр, а тигрица и что у нее есть тигрята;
к ним-то она и несет собаку.
К своему логовищу она нас не
поведет, а будет водить по сопкам до тех пор, пока мы от нее не отстанем. С этими доводами нельзя было не согласиться.
Но соблазнительна была для нее
мысль, осуждаемая ее здравым смыслом, что Верка
ведет дело
к свадьбе.
Старика отнесли в спальню. Он силился с ним разговаривать, но
мысли мешались в его голове, и слова не имели никакой связи. Он замолчал и впал в усыпление. Владимир поражен был его состоянием. Он расположился в его спальне и просил оставить его наедине с отцом. Домашние повиновались, и тогда все обратились
к Грише и
повели в людскую, где и угостили его по-деревенскому, со всевозможным радушием, измучив его вопросами и приветствиями.
Я был несчастен и смущен, когда эти
мысли начали посещать меня; я всячески хотел бежать от них… я стучался, как путник, потерявший дорогу, как нищий, во все двери, останавливал встречных и расспрашивал о дороге, но каждая встреча и каждое событие
вели к одному результату —
к смирению перед истиной,
к самоотверженному принятию ее.
Ее растрепанные
мысли, бессвязно взятые из романов Ж. Санд, из наших разговоров, никогда ни в чем не дошедшие до ясности,
вели ее от одной нелепости
к другой,
к эксцентричностям, которые она принимала за оригинальную самобытность,
к тому женскому освобождению, в силу которого они отрицают из существующего и принятого, на выбор, что им не нравится, сохраняя упорно все остальное.
О дальнейшем не думалось; все
мысли устремились
к одному, взлететь над городом, видеть внизу огоньки в домах, где люди сидят за чайными столами и
ведут обычные разговоры, не имея понятия о том, что я ношусь над ними в озаренной таинственной синеве и гляжу оттуда на их жалкие крыши.
Но их подмена веры знанием, их неспособность
к волевому подвигу веры
вела к религиозному бессилию и бесплодию,
к блужданию по пустыням собственной
мысли и собственного воображения.
По-видимому, у японцев, после того как они познакомились с островом, возникла
мысль о колонии, быть может даже сельскохозяйственной, но попытки в этом направлении, если они были, могли
повести только
к разочарованию, так как работники из японцев, по словам инж.
— Я согласен, что историческая
мысль, но
к чему вы
ведете? — продолжал спрашивать князь. (Он говорил с такою серьезностию и с таким отсутствием всякой шутки и насмешки над Лебедевым, над которым все смеялись, что тон его, среди общего тона всей компании, невольно становился комическим; еще немного, и стали бы подсмеиваться и над ним, но он не замечал этого.)
Басаргин в полном смысле хозяин. Завелся маленьким домиком и дела
ведет порядком: все есть и все как должно. Завидую этой способности, но подражать не умею.
Мысль не
к тому стремится…
Если хочешь знать, справедлива ли
весть, дошедшая до твоей Александры, то обратись
к самому Евгению: я не умею быть историографом пятидесятилетних женихов, особенно так близких мне, как он. Трунить нет духу, а рассказывать прискорбно такие события, которых не понимаешь. Вообще все это тоска. Может быть, впрочем, я не ясно вижу вещи, но трудно переменить образ
мыслей после многих убедительных опытов.
Герой мой тоже возвратился в свою комнату и, томимый различными
мыслями,
велел себе подать бумаги и чернильницу и стал писать письмо
к Мари, — обычный способ его, которым он облегчал себя, когда у него очень уж много чего-нибудь горького накоплялось на душе.
Весь этот разговор молодые люди
вели между собой как-то вполголоса и с явным уважением друг
к другу. Марьеновский по преимуществу произвел на Павла впечатление ясностью и простотой своих
мыслей.
Так что однажды, когда два дурака, из породы умеренных либералов (то есть два такие дурака, о которых даже пословица говорит: «Два дурака съедутся — инно лошади одуреют»), при мне
вели между собой одушевленный обмен
мыслей о том, следует ли или не следует принять за благоприятный признак для судебной реформы то обстоятельство, что тайный советник Проказников не получил
к празднику никакой награды, то один из них, видя, что и я горю нетерпением посодействовать разрешению этого вопроса, просто-напросто сказал мне: «Mon cher! ты можешь только запутать, помешать, но не разрешить!» И я не только не обиделся этим, но простодушно ответил: «Да, я могу только запутать, а не разрешить!» — и скромно удалился, оставив дураков переливать из пустого в порожнее на всей их воле…
О — изумленно, кругло, сине смотрит на меня, на мои громко, бессмысленно размахивающие руки. Но я не даю сказать ей слова — я говорю, говорю. А внутри, отдельно — это слышно только мне — лихорадочно жужжит и постукивает
мысль: «Нельзя… надо как-то… Нельзя
вести его за собою
к I…»
Всякая
мысль о критике и разномыслии должна быть изгнана из нашей среды, ибо
ведет к недовольству и развлекает внимание.
Сусанну Николаевну Терхов
повел под руку
к ее отелю, и ей вдруг пришла в голову
мысль спросить своего кавалера об Углаковых, у которых она его встречала.
Но Термосесов ее не слышал. Ухватясь за
мысль, что видит пред собой хозяйского сына, он развивал её,
к чему его готовить и как его
вести.
Бог
весть куда привело бы его это грустное настроение
мыслей, если б он не сознавал, что вопрос должен быть разрешен, помимо сентиментальных соображений, лично для него самого. И он приступил
к этому разрешению прямо, без колебаний.
Тяжел был первый шаг
к неуважению будущего своего супруга и
к осуществлению
мысли повелевать им по произволу…
Я позавтракал и уложил вещи, устав от
мыслей, за которые ни один дельный человек не дал бы ломаного гроша; затем
велел вынести багаж и приехал
к кораблю в то время, когда Гез сходил на набережную.
— Ну вот, губернатор тебя нашел очень дельным и даже
велел сегодня же
к нему писаря прислать: верно хочет «набросать
мыслей» и будет просить тебя их развить; а губернаторша все только сожалеет, что не могла с тобой наедине поговорить.
Проснулся Климков с каким-то тайным решением, оно туго опоясало его грудь невидимой широкой полосой. Он чувствовал, что концы этого пояса держит кто-то настойчивый и упрямо
ведёт его
к неизвестному, неизбежному; прислушивался
к этому желанию, осторожно ощупывал его неловкою и трусливою
мыслью, но в то же время не хотел, чтобы оно определилось. Мельников, одетый и умытый, но не причёсанный, сидел за столом у самовара, лениво, точно вол, жевал хлеб и говорил...
Повесть подвигалась вперед, и, по мере того как он втягивался в работу,
мысли его приходили в порядок и
к нему возвращалось не спокойствие, а тихая грусть, которая ничему не мешает и в которой душа только становится выше, чище, снисходительнее.
У княгини тогда уже были зрело обдуманные
мысли, как она займется воспитанием сыновей и
к чему их будет
весть.
Испросив для него совершенно новый и гораздо более строгий устав, он приехал в одно утро
к княгине и
велел к себе вызвать г-жу Петицкую, которая в этот год еще больше поблекла, постоянно мучимая
мыслью, что и в любимой ею Москве она никак и ничем не может улучшить свое положение и всю жизнь поэтому должна оставаться в зависимости.
И потому, если бы даже согласиться, что созерцание возвышенного всегда
ведет к идее бесконечного, то возвышенное, порождающее такую
мысль, а не порождаемое ею, должно иметь причину своего действия «а нас не в ней, а в чем-нибудь другом.
Сколь ни привык Плодомасов
к рабскому пресмыкательству перед собою, но такое долгое и робкое ползанье уже и ему не нравилось: он чувствовал, что так долго безмолвствует человек тогда, когда ему страшно разомкнуть уста свои. Плодомасову вдруг вступило на
мысль, что пресмыкающийся перед ним земский является
к нему чьим-то послом с недобрыми
вестями, и густые серо-бурые брови насупились и задвигались, сходясь одна с другою, как сходятся два сердитые и готовые броситься один на другого медведи.
Эти застылые
мысли составляют массу аксиом и теорем, которая вперед идет, когда приступают
к философии; с их помощию составляются готовые понятия, определения, бог
весть на чем основанные, без всякой связи между собою.
Я испугалась своего чувства, — бог знает, куда оно могло
повести меня; и его и мое смущение в сарае, когда я спрыгнула
к нему, вспомнились мне, и мне стало тяжело, тяжело на сердце. Слезы, полились из глаз, я стала молиться. И мне пришла странная, успокоившая меня
мысль и надежда. Я решила говеть с нынешнего дня, причаститься в день моего рождения и в этот самый день сделаться его невестою.
То вдруг нахлынет такая радость, что хочется улететь под облака и там молиться богу, а то вдруг вспомнится, что в августе придется расставаться с родным гнездом и оставлять отца, или бог
весть откуда придет
мысль, что она ничтожна, мелка и недостойна такого великого человека, как Коврин, — и она уходит
к себе, запирается на ключ и горько плачет в продолжение нескольких часов.
Продолжая свои рассуждения и замечая сам, что, «однако, приведенное доказательство слабо», Правдомыслов выражает наконец без обиняков следующую
мысль: «Но долг наш, как христиан и как сограждан,
велит имети поверенность и почтение
к установленным для нашего блага правительствам, и не поносить их такими поступками и несправедливыми жалобами, коих, право, я еще не видал, чтоб с умысла случались».
Она представила себе снег у крыльца, сани, темное небо, толпу в церкви и запах можжевельника, и ей стало жутко, но она все-таки решила, что тотчас же встанет и поедет
к ранней обедне. И пока она грелась в постели и боролась со сном, который, как нарочно, бывает удивительно сладок, когда не
велят спать, и пока ей мерещился то громадный сад на горе, то гущинский дом, ее все время беспокоила
мысль, что ей надо сию минуту вставать и ехать в церковь.
Какая сладость в
мысли: я отец!
И в той же
мысли сколько муки тайной —
Оставить в мире след и наконец
Исчезнуть! Быть злодеем, и случайно, —
Злодеем потому, что жизнь — венец
Терновый, тяжкий, — так по крайней мере
Должны мы рассуждать по нашей вере…
К чему, куда
ведет нас жизнь, о том
Не с нашим бедным толковать умом;
Но исключая два-три дня да детство,
Она, бесспорно, скверное наследство.
Все наблюдения мои
вели постоянно
к мысли, поразившей меня при созерцании спавшего Левки, то есть что официальные, патентованные сумасшедшие, в сущности, и не глупее и не поврежденнее всех остальных, но только самобытнее, сосредоточеннее, независимее, оригинальнее, даже, можно сказать, гениальнее тех.
Но только чтение самой
повести может дать понятие о том чутье
к тончайшим поэтическим оттенкам жизни, о том остром психическом анализе, о том глубоком понимании невидимых струй и течений общественной
мысли, о том дружелюбном и вместе смелом отношении
к действительности, которые составляют отличительные черты таланта г. Тургенева.
Бог
весть что она думала; может, приходила
к мысли, зачем же это она такое горе делает бедной девочке, разлучая ее с матерью.
Мысль логически расщепляет и приспособляет себе этот объект, но он существует до мышления и от него независимо, поэтому он задан мышлению, он задача задач,
к которой
ведут все отдельные усилия
мысли.
И пошла рассказывать ни так ни сяк не подходящее
к делу. Ей только надо было отвести в сторону
мысли Смолокурова; только для того и речь
повела… И отвела… мастерица была на такие отвороты.
Обыкновенно «идея» романа, закрепленная этим эпиграфом, понимается так, как высказывает ее, например, биограф Толстого П. И. Бирюков: «Общая идея романа выражает
мысль о непреложности высшего нравственного закона, преступление против которого неминуемо
ведет к гибели, но судьей этого преступления и преступника не может быть человек».
На вопросы, не пора ли в путь, они отрицательно качали головами. Я уже хотел было готовиться ко второй ночевке, как вдруг оба ороча сорвались с места и побежали
к лодкам. Они
велели стрелкам спускать их на воду и торопили скорее садиться. Такой переход от
мысли к делу весьма обычен у орочей: то они откладывают работу на неопределенный срок, то начинают беспричинно торопиться.
— Государь выйдет на балкон! — снова пронеслось животрепещущей
вестью в народе. И теснее сдвинулись его и без того тесные ряды. Высоко, в голубое пространство уходила гранитная Александровская колонна — символ победы и славы могучего русского воинства. Как-то невольно глаза обращались
к ней и приходили в голову
мысли о новой победе, о новой славе.
В один месяц готовы две
повести. Далекая от
мысли отдать их когда-либо на суд публике, я запираю обе рукописи подальше в моем письменном столе под грудой лекций, ролей и бумаг. Запираю надолго, может быть, на всю жизнь. Но не вылить моей души в этих строках, на этих длинных страницах, я не могла.
К этому вынуждала меня какая-то высшая странная сила..
Всякая попытка со стороны тварного существа создать существо, лицо
ведет лишь
к созданию автомата, мертвого механизма [Гениальный роман Вилье де Лиль-Адана «L’Eve future», насыщенный глубокими
мыслями, изобличает демоническую природу творчества существа, в котором организм подменяется механизмом.
Борис Иванович Сабиров, несмотря на решимость покориться своей судьбе, хотя бы она
вела к его погибели, с невеселыми
мыслями вернулся из городского сада домой.
К тому же он был человеком, скрывавшим от самых близких ему людей свои
мысли и предположения и не допускавшим себя до откровенной с кем-либо беседы. Это происходило, быть может, и от гордости, так как он одному себе обязан был своим положением, но граф не высказывал ее так, как другие. Пошлого чванства в нем не было. Он понимал, что пышность ему не
к лицу, а потому
вел жизнь домоседа и в будничной своей жизни не гнался за праздничными эффектами. Это был «военный схимник среди блестящих собраний двора».