Неточные совпадения
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни или на другом каком языке… это уж по вашей части,
Христиан Иванович, — всякую болезнь: когда кто заболел, которого дня и числа… Нехорошо, что у вас больные такой крепкий табак курят, что всегда расчихаешься, когда войдешь. Да и лучше, если б их
было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или к неискусству врача.
Было двенадцать разбойников,
Был Кудеяр-атаман,
Много разбойники пролили
Крови честных
христиан...
Ежели древним еллинам и римлянам дозволено
было слагать хвалу своим безбожным начальникам и предавать потомству мерзкие их деяния для назидания, ужели же мы,
христиане, от Византии свет получившие, окажемся в сем случае менее достойными и благодарными?
Несмотря на его уверения в противном, она
была твердо уверена, что он такой же и еще лучше
христианин, чем она, и что всё то, что он говорит об этом,
есть одна из его смешных мужских выходок, как то, что он говорил про broderie anglaise: будто добрые люди штопают дыры, а она их нарочно вырезывает, и т. п.
— Да уж это ты говорил. Дурно, Сережа, очень дурно. Если ты не стараешься узнать того, что нужнее всего для
христианина, — сказал отец вставая, — то что же может занимать тебя? Я недоволен тобой, и Петр Игнатьич (это
был главный педагог) недоволен тобой… Я должен наказать тебя.
«Я, воспитанный в понятии Бога,
христианином, наполнив всю свою жизнь теми духовными благами, которые дало мне христианство, преисполненный весь и живущий этими благами, я, как дети, не понимая их, разрушаю, то
есть хочу разрушить то, чем я живу. А как только наступает важная минута жизни, как дети, когда им холодно и голодно, я иду к Нему, и еще менее, чем дети, которых мать бранит за их детские шалости, я чувствую, что мои детские попытки с жиру беситься не зачитываются мне».
— Я понимаю, я очень понимаю это, — сказала Долли и опустила голову. Она помолчала, думая о себе, о своем семейном горе, и вдруг энергическим жестом подняла голову и умоляющим жестом сложила руки. — Но постойте! Вы
христианин. Подумайте о ней! Что с ней
будет, если вы бросите ее?
— Но, друг мой, не отдавайтесь этому чувству, о котором вы говорили — стыдиться того, что
есть высшая высота
христианина: кто унижает себя, тот возвысится. И благодарить меня вы не можете. Надо благодарить Его и просить Его о помощи. В Нем одном мы найдем спокойствие, утешение, спасение и любовь, — сказала она и, подняв глаза к небу, начала молиться, как понял Алексей Александрович по ее молчанию.
— Да моя теория та: война, с одной стороны,
есть такое животное, жестокое и ужасное дело, что ни один человек, не говорю уже
христианин, не может лично взять на свою ответственность начало войны, а может только правительство, которое призвано к этому и приводится к войне неизбежно. С другой стороны, и по науке и по здравому смыслу, в государственных делах, в особенности в деле воины, граждане отрекаются от своей личной воли.
Однажды, наскучив бостоном и бросив карты под стол, мы засиделись у майора С*** очень долго; разговор, против обыкновения,
был занимателен. Рассуждали о том, что мусульманское поверье, будто судьба человека написана на небесах, находит и между нами,
христианами, многих поклонников; каждый рассказывал разные необыкновенные случаи pro [за (лат.).] или contra. [против (лат.).]
О великий
христианин Гриша! Твоя вера
была так сильна, что ты чувствовал близость бога, твоя любовь так велика, что слова сами собою лились из уст твоих — ты их не поверял рассудком… И какую высокую хвалу ты принес его величию, когда, не находя слов, в слезах повалился на землю!..
— За всех
христиан, какие ни
есть на свете!
— Как! чтобы жиды держали на аренде христианские церкви! чтобы ксендзы запрягали в оглобли православных
христиан! Как! чтобы попустить такие мучения на Русской земле от проклятых недоверков! чтобы вот так поступали с полковниками и гетьманом! Да не
будет же сего, не
будет!
Итак,
выпьем, товарищи, разом
выпьем поперед всего за святую православную веру: чтобы пришло наконец такое время, чтобы по всему свету разошлась и везде
была бы одна святая вера, и все, сколько ни
есть бусурменов, все бы сделались
христианами!
И все козаки, до последнего в поле,
выпили последний глоток в ковшах за славу и всех
христиан, какие ни
есть на свете. И долго еще повторялось по всем рядам промеж всеми куренями...
— Ничего, паны-братья, мы отступим. Но
будь я поганый татарин, а не
христианин, если мы выпустим их хоть одного из города! Пусть их все передохнут, собаки, с голоду!
— Вы очень много посвящаете сил и времени абстракциям, — говорил Крэйтон и чистил ногти затейливой щеточкой. — Все, что мы знаем, покоится на том, чего мы никогда не
будем знать. Нужно остановиться на одной абстракции. Допустите, что это — бог, и предоставьте цветным расам, дикарям тратить воображение на различные, более или менее наивные толкования его внешности, качеств и намерений. Нам пора привыкнуть к мысли, что мы —
христиане, и мы действительно
христиане, даже тогда, когда атеисты.
— Немцы считаются самым ученым народом в мире. Изобретательные — ватерклозет выдумали.
Христиане. И вот они объявили нам войну. За что? Никто этого не знает. Мы, русские, воюем только для защиты людей. У нас только Петр Первый воевал с
христианами для расширения земли, но этот царь
был врагом бога, и народ понимал его как антихриста. Наши цари всегда воевали с язычниками, с магометанами — татарами, турками…
— Да что это, Илья Ильич, за наказание! Я
христианин: что ж вы ядовитым-то браните? Далось: ядовитый! Мы при старом барине родились и выросли, он и щенком изволил бранить, и за уши драл, а этакого слова не слыхивали, выдумок не
было! Долго ли до греха? Вот бумага, извольте.
Все они
христиане, у всех медные кресты; все молятся; но говорят про них, что они не соблюдают постановлений церкви, то
есть постов.
На вопрос француза, как намерено действовать новое правительство, если оно утвердится, Тайпин-Ван отвечал, что подданные его, как
христиане, приходятся европейцам братьями и
будут действовать в этом смысле, но что обязательствами себя никакими не связывают.
По приезде адмирала епископ сделал ему визит. Его сопровождала свита из четырех миссионеров, из которых двое
были испанские монахи, один француз и один китаец, учившийся в знаменитом римском училище пропаганды. Он сохранял свой китайский костюм, чтоб свободнее ездить по Китаю для сношений с тамошними
христианами и для обращения новых. Все они завтракали у нас; разговор с епископом, итальянцем, происходил на французском языке, а с китайцем отец Аввакум говорил по-латыни.
Так же верил и дьячок и еще тверже, чем священник, потому что совсем забыл сущность догматов этой веры, а знал только, что за теплоту, за поминание, за часы, за молебен простой и за молебен с акафистом, за всё
есть определенная цена, которую настоящие
христиане охотно платят, и потому выкрикивал свои: «помилось, помилось», и
пел, и читал, что положено, с такой же спокойной уверенностью в необходимости этого, с какой люди продают дрова, муку, картофель.
— Если бы
была задана психологическая задача: как сделать так, чтобы люди нашего времени,
христиане, гуманные, просто добрые люди, совершали самые ужасные злодейства, не чувствуя себя виноватыми, то возможно только одно решение: надо, чтобы
было то самое, что
есть, надо, чтобы эти люди
были губернаторами, смотрителями, офицерами, полицейскими, т. е. чтобы, во-первых,
были уверены, что
есть такое дело, называемое государственной службой, при котором можно обращаться с людьми, как с вещами, без человеческого, братского отношения к ним, а во-вторых, чтобы люди этой самой государственной службой
были связаны так, чтобы ответственность за последствия их поступков с людьми не падала ни на кого отдельно.
Нельзя
быть моральным человеком и хорошим
христианином в индивидуальной, личной жизни и
быть жестоким эксплуататором и аморальным в социальной жизни в качестве представителя власти, хозяина предприятий, главы семьи и пр.
Христианство
есть сплошное противоречие. И христианское отношение к войне роковым образом противоречиво. Христианская война невозможна, как невозможно христианское государство, христианское насилие и убийство. Но весь ужас жизни изживается
христианином, как крест и искупление вины. Война
есть вина, но она также
есть и искупление вины. В ней неправедная, грешная, злая жизнь возносится на крест.
А коли я уже разжалован, то каким же манером и по какой справедливости станут спрашивать с меня на том свете как с
христианина за то, что я отрекся Христа, тогда как я за помышление только одно, еще до отречения,
был уже крещения моего совлечен?
В области же действительной жизни, которая имеет не только свои права, но и сама налагает великие обязанности, — в этой области мы, если хотим
быть гуманными,
христианами наконец, мы должны и обязаны проводить убеждения, лишь оправданные рассудком и опытом, проведенные чрез горнило анализа, словом, действовать разумно, а не безумно, как во сне и в бреду, чтобы не нанести вреда человеку, чтобы не измучить и не погубить человека.
Коли я уж не
христианин, значит, я и не могу от Христа отрекнуться, ибо не от чего тогда мне и отрекаться
будет.
Но
есть из них, хотя и немного, несколько особенных людей: это в Бога верующие и
христиане, а в то же время и социалисты.
— А коли я уж не
христианин, то, значит, я и не солгал мучителям, когда они спрашивали: «
Христианин я или не
христианин», ибо я уже
был самим Богом совлечен моего христианства, по причине одного лишь замысла и прежде чем даже слово успел мое молвить мучителям.
— Знамо дело, при них
буду,
христиане и мы тоже. — Старуха, говоря это, плакала.
Поехал я снова к председателю и советникам, снова стал им доказывать, что они себе причиняют вред, наказывая так строго старосту; что они сами очень хорошо знают, что ни одного дела без взяток не кончишь, что, наконец, им самим нечего
будет есть, если они, как истинные
христиане, не
будут находить, что всяк дар совершен и всякое даяние благо.
— Постой, голубчик! — закричал кузнец, — а вот это как тебе покажется? — При сем слове он сотворил крест, и черт сделался так тих, как ягненок. — Постой же, — сказал он, стаскивая его за хвост на землю, —
будешь ты у меня знать подучивать на грехи добрых людей и честных
христиан! — Тут кузнец, не выпуская хвоста, вскочил на него верхом и поднял руку для крестного знамения.
Шинкарка никаким образом не решалась ему верить в долг; он хотел
было дожидаться, авось-либо придет какой-нибудь набожный дворянин и попотчует его; но, как нарочно, все дворяне оставались дома и, как честные
христиане,
ели кутью посреди своих домашних.
— Ну, сват, вспомнил время! Тогда от Кременчуга до самых Ромен не насчитывали и двух винниц. А теперь… Слышал ли ты, что повыдумали проклятые немцы? Скоро, говорят,
будут курить не дровами, как все честные
христиане, а каким-то чертовским паром. — Говоря эти слова, винокур в размышлении глядел на стол и на расставленные на нем руки свои. — Как это паром — ей-богу, не знаю!
Думаю, что прежде всего я принес эсхатологическое чувство судеб истории, которое западным людям и западным
христианам было чуждо и, может
быть, лишь сейчас пробуждается в них.
И более всего, может
быть, ответственность лежит на историческом христианстве, на
христианах, не исполнивших своего долга.
Именно
христиане должны
были осуществить правду коммунизма, и тогда не восторжествовала бы ложь коммунизма.
Западные
христиане, католики и протестанты,
были также охвачены религиозной реакцией, хотя, в отличие от русских православных, в форме высоко культурной, они двигались потребностью возврата назад, искали твердого авторитета и традиции.
Религиозная философия
есть очень русский продукт, и западные
христиане не всегда ее отличают от теологии.
Все это не должно
быть страшно лишь для
христиан, но для
христиан, которые более не хотят опираться на царство кесаря.
И прежде всего это
были встречи с западными
христианами.
Нехристиане — Тургенев, Чехов —
были более человечны, чем
христианин Гоголь.
Алеша Карамазов
был пророчеством о новом типе
христианина, и он мало походил на обычный тип православия.
Христиане обычно строят и организуют свою практическую жизнь на всякий случай так, чтобы это
было выгодно и целесообразно и дела шли хорошо, независимо от того,
есть ли Бог или нет Бога.
Я верю в истину и справедливость этого учения и торжественно признаю, что вера без дел мертва
есть и что всякий истинный
христианин должен бороться за правду, за право угнетенных и слабых и, если нужно, то за них пострадать: такова моя вера» [См.: А. Воронский. «Желябов».
Полемизируя с правым христианским лагерем, Вл. Соловьев любил говорить, что гуманистический процесс истории не только
есть христианский процесс, хотя бы то и не
было сознано, но что неверующие гуманисты лучше осуществляют христианство, чем верующие
христиане, которые ничего не сделали для улучшения человеческого общества.
Очень невыгодно
было сравнение для
христиан того времени, которые очень дорожили благами земной жизни и рассчитывали на блага жизни небесной.
Приказано
было быть мистиками и интерконфессиональными
христианами.