Неточные совпадения
Градоначальник, с топором
в руке, первый выбежал из своего
дома и как озаренный
бросился на городническое правление.
Я ударил последнего по голове кулаком, сшиб его с ног и
бросился в кусты. Все тропинки сада, покрывавшего отлогость против наших
домов, были мне известны.
«Ей три дороги, — думал он: —
броситься в канаву, попасть
в сумасшедший
дом, или… или, наконец,
броситься в разврат, одурманивающий ум и окаменяющий сердце». Последняя мысль была ему всего отвратительнее; но он был уже скептик, он был молод, отвлечен и, стало быть, жесток, а потому и не мог не верить, что последний выход, то есть разврат, был всего вероятнее.
Я
бросился вон из комнаты, мигом очутился на улице и опрометью побежал
в дом священника, ничего не видя и не чувствуя. Там раздавались крики, хохот и песни… Пугачев пировал с своими товарищами. Палаша прибежала туда же за мною. Я подослал ее вызвать тихонько Акулину Памфиловну. Через минуту попадья вышла ко мне
в сени с пустым штофом
в руках.
«Уж не несчастье ли какое у нас
дома?» — подумал Аркадий и, торопливо взбежав по лестнице, разом отворил дверь. Вид Базарова тотчас его успокоил, хотя более опытный глаз, вероятно, открыл бы
в энергической по-прежнему, но осунувшейся фигуре нежданного гостя признаки внутреннего волнения. С пыльною шинелью на плечах, с картузом на голове, сидел он на оконнице; он не поднялся и тогда, когда Аркадий
бросился с шумными восклицаниями к нему на шею.
Снег сыпался на них с крыш,
бросался под ноги, налетал с боков, а солдаты шли и шли, утаптывая сугробы, шли безмолвно, неслышным шагом,
в глубокой каменной канаве, между
домов, бесчисленные окна которых ослеплены снегом.
Только когда приезжал на зиму Штольц из деревни, она бежала к нему
в дом и жадно глядела на Андрюшу, с нежной робостью ласкала его и потом хотела бы сказать что-нибудь Андрею Ивановичу, поблагодарить его, наконец, выложить пред ним все, все, что сосредоточилось и жило неисходно
в ее сердце: он бы понял, да не умеет она, и только
бросится к Ольге, прильнет губами к ее рукам и зальется потоком таких горячих слез, что и та невольно заплачет с нею, а Андрей, взволнованный, поспешно уйдет из комнаты.
Дома, когда гости уедут, она, еще
в пышном наряде,
бросается ему на грудь, как сегодня…
Когда Обломов не обедал
дома, Анисья присутствовала на кухне хозяйки и, из любви к делу,
бросалась из угла
в угол, сажала, вынимала горшки, почти
в одно и то же мгновение отпирала шкаф, доставала что надо и захлопывала прежде, нежели Акулина успеет понять,
в чем дело.
— Одна,
дома, вы вдруг заплачете от счастья: около вас будет кто-то невидимо ходить, смотреть на вас… И если
в эту минуту явится он, вы закричите от радости, вскочите и… и…
броситесь к нему…
Райский
бросился вслед за ней и из-за угла видел, как она медленно возвращалась по полю к
дому. Она останавливалась и озиралась назад, как будто прощалась с крестьянскими избами. Райский подошел к ней, но заговорить не смел. Его поразило новое выражение ее лица. Место покорного ужаса заступило, по-видимому, безотрадное сознание. Она не замечала его и как будто смотрела
в глаза своей «беде».
Она залилась только слезами
дома, когда почувствовала, что объятия ее не опустели, что
в них страстно
бросилась Вера и что вся ее любовь почти безраздельно принадлежит этой другой, сознательной, созрелой дочери — ставшей такою путем горького опыта.
Он позвонил Егора и едва с его помощью кое-как оделся, надевая сюртук прежде жилета, забывая галстук. Он спросил, что делается
дома, и, узнав, что все уехали к обедне, кроме Веры, которая больна, оцепенел, изменился
в лице и
бросился вон из комнаты к старому
дому.
Он
бросился к ней и с помощью Василисы довел до
дома, усадил
в кресла и
бросился за доктором. Она смотрела, не узнавая их. Василиса горько зарыдала и повалилась ей
в ноги.
— Боже мой, Наташа! — закричал он не своим голосом и побежал с лестницы,
бросился на улицу и поскакал на извозчике к Знаменью,
в переулок, вбежал
в дом,
в третий этаж. — Две недели не был, две недели — это вечность! Что она?
По целым часам, с болезненным любопытством, следит он за лепетом «испорченной Феклушки».
Дома читает всякие пустяки. «Саксонский разбойник» попадется — он прочтет его; вытащит Эккартсгаузена и фантазией допросится, сквозь туман, ясных выводов; десять раз прочел попавшийся экземпляр «Тристрама Шенди»; найдет какие-нибудь «Тайны восточной магии» — читает и их; там русские сказки и былины, потом вдруг опять
бросится к Оссиану, к Тассу и Гомеру или уплывет с Куком
в чудесные страны.
Мужчины, одни, среди дел и забот, по лени, по грубости, часто бросая теплый огонь, тихие симпатии семьи,
бросаются в этот мир всегда готовых романов и драм, как
в игорный
дом, чтоб охмелеть
в чаду притворных чувств и дорого купленной неги. Других молодость и пыл влекут туда,
в царство поддельной любви, со всей утонченной ее игрой, как гастронома влечет от домашнего простого обеда изысканный обед искусного повара.
Вот почему Марья, как услышала давеча, что
в половине двенадцатого Катерина Николаевна будет у Татьяны Павловны и что буду тут и я, то тотчас же
бросилась из
дому и на извозчике прискакала с этим известием к Ламберту. Именно про это-то она и должна была сообщить Ламберту —
в том и заключалась услуга. Как раз у Ламберта
в ту минуту находился и Версилов.
В один миг Версилов выдумал эту адскую комбинацию. Говорят, что сумасшедшие
в иные минуты ужасно бывают хитры.
Вскочила это она, кричит благим матом, дрожит: „Пустите, пустите!“
Бросилась к дверям, двери держат, она вопит; тут подскочила давешняя, что приходила к нам, ударила мою Олю два раза
в щеку и вытолкнула
в дверь: „Не стоишь, говорит, ты, шкура,
в благородном
доме быть!“ А другая кричит ей на лестницу: „Ты сама к нам приходила проситься, благо есть нечего, а мы на такую харю и глядеть-то не стали!“ Всю ночь эту она
в лихорадке пролежала, бредила, а наутро глаза сверкают у ней, встанет, ходит: „
В суд, говорит, на нее,
в суд!“ Я молчу: ну что, думаю, тут
в суде возьмешь, чем докажешь?
Шлюпки не пристают здесь, а выскакивают с бурунами на берег,
в кучу мелкого щебня. Гребцы, засучив панталоны, идут
в воду и тащат шлюпку до сухого места, а потом вынимают и пассажиров. Мы почти бегом
бросились на берег по площади, к ряду
домов и к бульвару, который упирается
в море.
Полугодовой медведь Шайтан жил
в комнатах и служил божеским наказанием для всего
дома: он грыз и рвал все, что только попадалось ему под руку, бил собак, производил неожиданные ночные экскурсии по кладовым и чердакам и кончил тем, что
бросился на проходившую по улице девочку-торговку и чуть-чуть не задавил ее.
При виде улыбавшейся Хины у Марьи Степановны точно что оборвалось
в груди. По блудливому выражению глаз своей гостьи она сразу угадала, что их разорение уже известно целому городу, и Хиония Алексеевна залетела
в их
дом, как первая ворона, почуявшая еще теплую падаль. Вся кровь
бросилась в голову гордой старухи, и она готова была разрыдаться, но вовремя успела собраться с силами и протянуть гостье руку с своей обыкновенной гордой улыбкой.
Поехал и Григорий Иванович
в Новоселье и привез весть, что леса нет, а есть только лесная декорация, так что ни из господского
дома, ни с большой дороги порубки не
бросаются в глаза. Сенатор после раздела, на худой конец, был пять раз
в Новоселье, и все оставалось шито и крыто.
В частном
доме не было для меня особой комнаты. Полицмейстер велел до утра посадить меня
в канцелярию. Он сам привел меня туда,
бросился на кресла и, устало зевая, бормотал: «Проклятая служба; на скачке был с трех часов да вот с вами провозился до утра, — небось уж четвертый час, а завтра
в девять часов с рапортом ехать».
В этом положении она била ее по спине и по голове вальком и, когда выбилась из сил, позвала кучера на смену; по счастию, его не было
в людской, барыня вышла, а девушка, полубезумная от боли, окровавленная,
в одной рубашке,
бросилась на улицу и
в частный
дом.
Мы все скорей со двора долой, пожар-то все страшнее и страшнее, измученные, не евши, взошли мы
в какой-то уцелевший
дом и
бросились отдохнуть; не прошло часу, наши люди с улицы кричат: «Выходите, выходите, огонь, огонь!» — тут я взяла кусок равендюка с бильярда и завернула вас от ночного ветра; добрались мы так до Тверской площади, тут французы тушили, потому что их набольшой жил
в губернаторском
доме; сели мы так просто на улице, караульные везде ходят, другие, верховые, ездят.
В субботу утром я поехал к Гарибальди и, не застав его
дома, остался с Саффи, Гверцони и другими его ждать. Когда он возвратился, толпа посетителей, дожидавшихся
в сенях и коридоре,
бросилась на него; один храбрый бритт вырвал у него палку, всунул ему
в руку другую и с каким-то азартом повторял...
Кузнецкий мост через Петровку упирается
в широкий раструб узкого Кузнецкого переулка. На половине раструба стоял небольшой старый деревянный флигель с антресолями, окрашенный охрой. Такие
дома оставались только на окраинах столицы. Здесь же,
в окружении каменных
домов с зеркальными стеклами, кондитерской Трамбле и огромного Солодовниковского пассажа, этот
дом бросался в глаза своей старомодностью.
И вот, когда полиция после полуночи окружила однажды
дом для облавы и заняла входы,
в это время возвращавшиеся с ночной добычи «иваны» заметили неладное, собрались
в отряды и ждали
в засаде. Когда полиция начала врываться
в дом, они, вооруженные,
бросились сзади на полицию, и началась свалка. Полиция, ворвавшаяся
в дом, встретила сопротивление портяночников изнутри и налет «Иванов» снаружи. Она позорно бежала, избитая и израненная, и надолго забыла о новой облаве.
Свидетелями этой сцены были Анфуса Гавриловна, Харитон Артемьич и Агния. Галактион чувствовал только, как вся кровь
бросилась ему
в голову и он начинает терять самообладание. Очевидно, кто-то постарался и насплетничал про него Серафиме. Во всяком случае, положение было не из красивых, особенно
в тестевом
доме. Сама Серафима показалась теперь ему такою некрасивой и старой. Ей совсем было не к лицу сердиться. Вот Харитина, так та делалась
в минуту гнева еще красивее, она даже плакала красиво.
Дом,
в котором жил Стабровский, тоже занялся. У подъезда стояла коляска, потом вышли Стабровский с женой и Дидей, но отъезд не состоялся благодаря мисс Дудль. Англичанка схватила горшок с олеандром и опрометью
бросилась вдоль по улице. Ее остановил какой-то оборванец, выдернул олеандр и принялся им хлестать несчастную англичанку.
Предполагая, что не могли же все вальдшнепы улететь
в одну ночь, я
бросился с хорошею собакою обыскивать все родники и ключи, которые не замерзли и не были занесены снегом и где накануне я оставил довольно вальдшнепов; но, бродя целый день, я не нашел ни одного; только подходя уже к
дому,
в корнях непроходимых кустов, около родникового болотца, подняла моя неутомимая собака вальдшнепа, которого я и убил: он оказался хворым и до последней крайности исхудалым и, вероятно, на другой бы день замерз.
Или по крайней мере быть у себя
дома, на террасе, но так, чтобы никого при этом не было, ни Лебедева, ни детей;
броситься на свой диван, уткнуть лицо
в подушку и пролежать таким образом день, ночь, еще день.
Ну, разумеется, тут же дорогой и анекдот к случаю рассказал о том, что его тоже будто бы раз, еще
в юности, заподозрили
в покраже пятисот тысяч рублей, но что он на другой же день
бросился в пламень горевшего
дома и вытащил из огня подозревавшего его графа и Нину Александровну, еще бывшую
в девицах.
Анна Павловна закричала благим матом и закрыла лицо руками, а сын ее побежал через весь
дом, выскочил на двор,
бросился в огород,
в сад, через сад вылетел на дорогу и все бежал без оглядки, пока, наконец, перестал слышать за собою тяжелый топот отцовских шагов и его усиленные прерывистые крики…
С Петром Васильичем вообще что-то сделалось, и он просто
бросался на людей, как чумной бык. С баушкой у них шли постоянные ссоры, и они старались не встречаться. И с Марьей у баушки все шло «на перекосых», — зубастая да хитрая оказалась Марья, не то что Феня, и даже помаленьку стала забирать верх
в доме. Делалось это само собой, незаметно, так что баушка Лукерья только дивилась, что ей самой приходится слушаться Марьи.
— А ежели она у меня с ума нейдет?.. Как живая стоит… Не могу я позабыть ее, а жену не люблю. Мамынька женила меня, не своей волей… Чужая мне жена. Видеть ее не могу… День и ночь думаю о Фене. Какой я теперь человек стал:
в яму бросить — вся мне цена. Как я узнал, что она ушла к Карачунскому, — у меня свет из глаз вон. Ничего не понимаю… Запряг долгушку,
бросился сюда, еду мимо господского
дома, а она
в окно смотрит. Что тут со мной было — и не помню, а вот, спасибо, Тарас меня из кабака вытащил.
В Тайболу начальство нагрянуло к вечеру. Когда подъезжали к самому селению, Ермошка вдруг струсил: сам он ничего не видал, а поверил на слово пьяному Мыльникову. Тому с пьяных глаз могло и померещиться незнамо что… Однако эти сомнения сейчас же разрешились, когда был произведен осмотр кожинского
дома. Сам хозяин спал пьяный
в сарае. Старуха долго не отворяла и
бросилась в подклеть развязывать сноху, но ее тут и накрыли.
Набат точно вымел весь народ из господского
дома, остались только Домнушка, Катря и Нюрочка, да бродил еще по двору пьяный коморник Антип. Народ с площади
бросился к кабаку, — всех гнало любопытство посмотреть, как будет исправник ловить Окулка. Перепуганные Катря и Нюрочка прибежали
в кухню к Домнушке и не знали, куда им спрятаться.
Вот и Кержацкий конец. Много изб стояло еще заколоченными. Груздев прошел мимо двора брательников Гущиных, миновал избу Никитича и не без волнения подошел к избушке мастерицы Таисьи. Он постучал
в оконце и помолитвовался: «Господи Исусе Христе, помилуй нас!» — «Аминь!» — ответил женский голос из избушки. Груздев больше всего боялся, что не застанет мастерицы
дома, и теперь облегченно вздохнул. Выглянув
в окошко, Таисья узнала гостя и
бросилась навстречу.
Петр Елисеич без шапки бегом
бросился к конторе и издали еще махал руками мужикам, чтобы несли больного
в господский
дом. Голиковский дождался, пока принесли «убившегося»
в сарайную к Сидору Карпычу, и с удивлением посмотрел на побелевшую от страха Нюрочку.
…Письмо из Тобольска. Вскрываю и
бросаюсь на шею Казимирскому. Он просто чуть не упал. «Что такое?» — Бобрищев-Пушкин освобожден!!!..Понимаешь ли ты, как я обниму нашего гомеопата
в доме Бронникова?…
Две каменные церкви с зелеными куполами, одна поменьше, а другая большая, еще новая и неосвященная, красные крыши господского огромного
дома, флигелей и всех надворных строений с какими-то колоколенками —
бросились мне
в глаза и удивили меня.
Остальное ты все знаешь, и я только прибавлю, что, когда я виделась с тобой
в последний раз
в доме Еспера Иваныча и тут же был Постен и когда он ушел, мне тысячу раз хотелось
броситься перед тобой на колени и умолять тебя, чтобы ты спас меня и увез с собой, но ты еще был мальчик, и я знала, что не мог этого сделать.
Против самых ворот
дома,
в котором я квартировал, стоял фонарь. Только что я стал под ворота, вдруг от самого фонаря
бросилась на меня какая-то странная фигура, так что я даже вскрикнул, какое-то живое существо, испуганное, дрожащее, полусумасшедшее, и с криком уцепилось за мои руки. Ужас охватил меня. Это была Нелли!
Мне, уединенно и трезво воспитанному мальчику, выросшему
в барском степенном
доме, весь этот шум и гам, эта бесцеремонная, почти буйная веселость, эти небывалые сношения с незнакомыми людьми так и
бросились в голову.
У входа
в Древний
Дом — никого. Я обошел кругом и увидел старуху привратницу возле Зеленой Стены: приставила козырьком руку, глядит вверх. Там над Стеной — острые, черные треугольники каких-то птиц: с карканием
бросаются на приступ — грудью о прочную ограду из электрических волн — и назад и снова над Стеною.
Как и зачем он тут появился? Еще полчаса перед тем он выбежал, как полоумный, из
дому, бродил несколько времени по улицам, случайно очутился на пожаре и
бросился в огонь не погибающую, кажется, спасать, а искать там своей смерти: так, видно, много прелести и наслаждения принесло ему брачное ложе.
— Я еще почти не видала Петербурга и могу сказать только, что зодчество, или, собственно, скульптура — одно, что поразило меня, потому что
в других местах России… я не знаю, если это и есть, то так мало, что вы этого не увидите; но здесь чувствуется, что существует это искусство, это
бросается в глаза. Эти лошади на мосту, сфинксы, на
домах статуи…
Он заговорил с матерью. Наденька ушла
в сад. Мать вышла из комнаты, и Адуев
бросился также
в сад. Наденька, завидев его, встала со скамьи и пошла не навстречу ему, а по круговой аллее, тихонько к
дому, как будто от него. Он ускорил шаги, и она тоже.