Неточные совпадения
Простаков. От которого она и на
тот свет пошла. Дядюшка ее, господин Стародум, поехал в Сибирь;
а как несколько уже лет
не было о нем ни слуху, ни вести,
то мы и считаем его покойником. Мы, видя, что она осталась одна, взяли ее в нашу деревеньку и надзираем над ее имением, как над своим.
Г-жа Простакова. Хотя бы ты нас поучил, братец батюшка;
а мы никак
не умеем. С
тех пор как все, что у крестьян ни было, мы отобрали, ничего уже содрать
не можем. Такая беда!
Скотинин. И
не деревеньки,
а то, что в деревеньках-то ее водится и до чего моя смертная охота.
Имею повеление объехать здешний округ;
а притом, из собственного подвига сердца моего,
не оставляю замечать
тех злонравных невежд, которые, имея над людьми своими полную власть, употребляют ее во зло бесчеловечно.
Скотинин. Я никуда
не шел,
а брожу, задумавшись. У меня такой обычай, как что заберу в голову,
то из нее гвоздем
не выколотишь. У меня, слышь ты, что вошло в ум, тут и засело. О
том вся и дума,
то только и вижу во сне, как наяву,
а наяву, как во сне.
Еремеевна(заслоня Митрофана, остервенясь и подняв кулаки). Издохну на месте,
а дитя
не выдам. Сунься, сударь, только изволь сунуться. Я
те бельмы-то выцарапаю.
Правдин.
А кого он невзлюбит,
тот дурной человек. (К Софье.) Я и сам имею честь знать вашего дядюшку.
А, сверх
того, от многих слышал об нем
то, что вселило в душу мою истинное к нему почтение. Что называют в нем угрюмостью, грубостью,
то есть одно действие его прямодушия. Отроду язык его
не говорил да, когда душа его чувствовала нет.
Еремеевна(в слезах). Нелегкая меня
не приберет! Сорок лет служу,
а милость все
та же…
Стародум.
А такова-то просторна, что двое, встретясь, разойтиться
не могут. Один другого сваливает, и
тот, кто на ногах,
не поднимает уже никогда
того, кто на земи.
Стародум. О!
те не оставляют двора для
того, что они двору полезны,
а прочие для
того, что двор им полезен. Я
не был в числе первых и
не хотел быть в числе последних.
Стародум(к Правдину). Чтоб оградить ее жизнь от недостатку в нужном, решился я удалиться на несколько лет в
ту землю, где достают деньги,
не променивая их на совесть, без подлой выслуги,
не грабя отечества; где требуют денег от самой земли, которая поправосуднее людей, лицеприятия
не знает,
а платит одни труды верно и щедро.
Стародум. Почтение! Одно почтение должно быть лестно человеку — душевное;
а душевного почтения достоин только
тот, кто в чинах
не по деньгам,
а в знати
не по чинам.
Г-жа Простакова. Пронозила!.. Нет, братец, ты должен образ выменить господина офицера;
а кабы
не он,
то б ты от меня
не заслонился. За сына вступлюсь.
Не спущу отцу родному. (Стародуму.) Это, сударь, ничего и
не смешно.
Не прогневайся. У меня материно сердце. Слыхано ли, чтоб сука щенят своих выдавала? Изволил пожаловать неведомо к кому, неведомо кто.
Г-жа Простакова (увидя Кутейкина и Цыфиркина). Вот и учители! Митрофанушка мой ни днем, ни ночью покою
не имеет. Свое дитя хвалить дурно,
а куда
не бессчастна будет
та, которую приведет Бог быть его женою.
Стародум. Дурное расположение людей,
не достойных почтения,
не должно быть огорчительно. Знай, что зла никогда
не желают
тем, кого презирают;
а обыкновенно желают зла
тем, кто имеет право презирать. Люди
не одному богатству,
не одной знатности завидуют: и добродетель также своих завистников имеет.
Стародум. Поверь мне, всякий найдет в себе довольно сил, чтоб быть добродетельну. Надобно захотеть решительно,
а там всего будет легче
не делать
того, за что б совесть угрызала.
По моему расчету,
не тот богат, который отсчитывает деньги, чтоб прятать их в сундук,
а тот, который отсчитывает у себя лишнее, чтоб помочь
тому, у кого нет нужного.
Стародум.
А того не знают, что у двора всякая тварь что-нибудь да значит и чего-нибудь да ищет;
того не знают, что у двора все придворные и у всех придворные. Нет, тут завидовать нечему: без знатных дел знатное состояние ничто.
Стародум. Как!
А разве
тот счастлив, кто счастлив один? Знай, что, как бы он знатен ни был, душа его прямого удовольствия
не вкушает. Вообрази себе человека, который бы всю свою знатность устремил на
то только, чтоб ему одному было хорошо, который бы и достиг уже до
того, чтоб самому ему ничего желать
не оставалось. Ведь тогда вся душа его занялась бы одним чувством, одною боязнию: рано или поздно сверзиться. Скажи ж, мой друг, счастлив ли
тот, кому нечего желать,
а лишь есть чего бояться?
Стародум. Оттого, мой друг, что при нынешних супружествах редко с сердцем советуют. Дело в
том, знатен ли, богат ли жених? Хороша ли, богата ли невеста? О благонравии вопросу нет. Никому и в голову
не входит, что в глазах мыслящих людей честный человек без большого чина — презнатная особа; что добродетель все заменяет,
а добродетели ничто заменить
не может. Признаюсь тебе, что сердце мое тогда только будет спокойно, когда увижу тебя за мужем, достойным твоего сердца, когда взаимная любовь ваша…
Г-жа Простакова. Без наук люди живут и жили. Покойник батюшка воеводою был пятнадцать лет,
а с
тем и скончаться изволил, что
не умел грамоте,
а умел достаточек нажить и сохранить. Челобитчиков принимал всегда, бывало, сидя на железном сундуке. После всякого сундук отворит и что-нибудь положит. То-то эконом был! Жизни
не жалел, чтоб из сундука ничего
не вынуть. Перед другим
не похвалюсь, от вас
не потаю: покойник-свет, лежа на сундуке с деньгами, умер, так сказать, с голоду.
А! каково это?
Стародум.
А кто посмышленее,
тот и
не откажет быть полезным своим согражданам.
Стародум. Льстец есть тварь, которая
не только о других, ниже о себе хорошего мнения
не имеет. Все его стремление к
тому, чтоб сперва ослепить ум у человека,
а потом делать из него, что ему надобно. Он ночной вор, который сперва свечу погасит,
а потом красть станет.
Стародум. Они в руках государя. Как скоро все видят, что без благонравия никто
не может выйти в люди; что ни подлой выслугой и ни за какие деньги нельзя купить
того, чем награждается заслуга; что люди выбираются для мест,
а не места похищаются людьми, — тогда всякий находит свою выгоду быть благонравным и всякий хорош становится.
Герои наши видели много бумаги, и черновой и белой, наклонившиеся головы, широкие затылки, фраки, сертуки губернского покроя и даже просто какую-то светло-серую куртку, отделившуюся весьма резко, которая, своротив голову набок и положив ее почти на самую бумагу, выписывала бойко и замашисто какой-нибудь протокол об оттяганье земли или описке имения, захваченного каким-нибудь мирным помещиком, покойно доживающим век свой под судом, нажившим себе и детей и внуков под его покровом, да слышались урывками короткие выражения, произносимые хриплым голосом: «Одолжите, Федосей Федосеевич, дельце за № 368!» — «Вы всегда куда-нибудь затаскаете пробку с казенной чернильницы!» Иногда голос более величавый, без сомнения одного из начальников, раздавался повелительно: «На, перепиши!
а не то снимут сапоги и просидишь ты у меня шесть суток не евши».
Неточные совпадения
Хлестаков. Да вот тогда вы дали двести,
то есть
не двести,
а четыреста, — я
не хочу воспользоваться вашею ошибкою; — так, пожалуй, и теперь столько же, чтобы уже ровно было восемьсот.
(Насвистывает сначала из «Роберта», потом «
Не шей ты мне, матушка»,
а наконец ни се ни
то.
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я
не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник?
А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это!
А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и
не узнали!
А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с
той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится,
а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою
не то чтобы за какого-нибудь простого человека,
а за такого, что и на свете еще
не было, что может все сделать, все, все, все!
Городничий.
Тем лучше: молодого скорее пронюхаешь. Беда, если старый черт,
а молодой весь наверху. Вы, господа, приготовляйтесь по своей части,
а я отправлюсь сам или вот хоть с Петром Ивановичем, приватно, для прогулки, наведаться,
не терпят ли проезжающие неприятностей. Эй, Свистунов!