Не то, что мы назовем наукой, определит жизнь, а наше понятие о жизни
определит то, что следует признать наукой. И потому, для того, чтобы наука была наукой, должен быть прежде решен вопрос о том, что есть наука и что не наука, а для этого должно быть уяснено понятие о жизни.
Неточные совпадения
Цель мельника в
том, чтобы у него был хороший размол, и эта-то цель, если он не будет упускать ее из вида,
определит для него несомненный порядок и последовательность его рассуждений о жерновах, о колесе, плотине и о реке.
Я согласен, что
определять законы мира из одних выводов разума без опыта и наблюдения есть путь ложный и ненаучный, т. е. не могущий дать истинного знания; но если изучать заявления мира опытом и наблюдениями, и вместе с
тем руководствоваться в этих опытах и наблюдениях понятиями не основными, общими всем, а условными, и описывать результаты этих опытов словами, которым можно приписывать различное значение,
то не будет ли еще хуже?
Если же спросишь, что называется потребностью и где пределы потребностей?
то на это также просто отвечают: наука — на
то наука, чтобы распределить потребности на физические, умственные, эстетические, даже нравственные, и ясно
определить, какие потребности и в какой мере законны и какие и в какой мере незаконны.
Она со временем
определит это. Если же спросить, чем руководствоваться в определении законности и незаконности потребностей?
то на это смело отвечают: изучением потребностей. Но слово потребность имеет только два значения: или условие существования, а условий существования каждого предмета бесчисленное количество, и потому все условия не могут быть изучены, или требование блага живым существом, познаваемое и определяемое только сознанием и потому еще менее могущее быть изученным опытной наукой.
Да и зачем изучать
тех людей, которые разрешали сознаваемое разумным человеком противоречие его жизни и
определяли истинное благо и жизнь людей?
Жизнь мы не можем
определить в своем сознании, говорит это учение. Мы заблуждаемся, рассматривая ее в себе.
То понятие о благе, стремление к которому в нашем сознании составляет нашу жизнь, есть обманчивый призрак, и жизнь нельзя понимать в этом сознании. Чтобы понять жизнь, надо только наблюдать ее проявления, как движение вещества. Только из этих наблюдений и выведенных из них законов мы найдем и закон самой жизни, и закон жизни человека.
Человек хочет
определять свою жизнь временем, как он
определяет видимое им существование вне себя, и вдруг в нем пробуждается жизнь, не совпадающая с временем его плотского рождения, и он не хочет верить
тому, что
то, что не определяется временем, может быть жизнью. Но сколько бы ни искал человек во времени
той точки, с которой бы он мог считать начало своей разумной жизни, он никогда не найдет ее.
Но что же такое это разумное сознание? Евангелие Иоанна начинается
тем, что Слово, «Logos» (Логос — Разум, Мудрость, Слово), есть начало, и что в нем всё и от него всё; и что потому разум —
то, что
определяет всё остальное — ничем не может быть
определяем.
Если бы человек не умел
определять расстояние предметов, не смотрел бы, располагая предметы в перспективе, а признавал бы бóльшую простоту и определенность очертаний и цвета предмета большей степенью видимости,
то самым простым и видимым для такого человека представлялось бы бесконечное небо, потом уже менее видимыми предметами представлялись бы для него сложные очертания горизонта, потом еще менее видимыми представлялись бы ему еще более сложные по цветам и очертаниям дома, деревья, потом еще менее видимым представлялась бы ему своя движущаяся пред глазами рука, и самым невидимым представлялся бы ему свет.
Проходят века: люди узнают расстояние от светил,
определяют их вес, узнают состав солнца и звезд, а вопрос о
том, как согласить требования личного блага с жизнью мира, исключающего возможность этого блага, остается для большинства людей таким же нерешенным вопросом, каким он был для людей за 5000 лет назад.
Как у Платона есть миф о
том, что Бог
определил сперва людям срок жизни 70 лет, но потом, увидав, что людям хуже от этого, переменил на
то, что есть теперь, т. е. сделал так, что люди не знают часа своей смерти, — так точно верно
определял бы разумность
того, что есть, миф о
том, что люди сначала были сотворены без ощущения боли, но что потом для их блага сделано
то, что теперь есть.
В этом стремлении к благу и состоит основа всякого познания о жизни. Без признания
того, что стремление к благу, которое чувствует в себе человек, есть жизнь и признак всякой жизни, невозможно никакое изучение жизни, невозможно никакое наблюдение над жизнью. И потому наблюдение начинается тогда, когда уже известна жизнь, и никакое наблюдение над проявлениями жизни не может (как это предполагает ложная наука)
определить самую жизнь.
Неточные совпадения
Убытки редко кем высчитывались, всякий старался прежде всего
определить себе не
то, что он потерял, а
то, что у него есть.
Что происходит в
тех слоях пучины, которые следуют непосредственно за верхним слоем и далее, до самого дна? пребывают ли они спокойными, или и на них производит свое давление тревога, обнаружившаяся в верхнем слое? — с полною достоверностью
определить это невозможно, так как вообще у нас еще нет привычки приглядываться к
тому, что уходит далеко вглубь.
В этой крайности Бородавкин понял, что для политических предприятий время еще не наступило и что ему следует ограничить свои задачи только так называемыми насущными потребностями края. В числе этих потребностей первое место занимала, конечно, цивилизация, или, как он сам
определял это слово,"наука о
том, колико каждому Российской Империи доблестному сыну отечества быть твердым в бедствиях надлежит".
— Да, это всё может быть верно и остроумно… Лежать, Крак! — крикнул Степан Аркадьич на чесавшуюся и ворочавшую всё сено собаку, очевидно уверенный в справедливости своей
темы и потому спокойно и неторопливо. — Но ты не
определил черты между честным и бесчестным трудом.
То, что я получаю жалованья больше, чем мой столоначальник, хотя он лучше меня знает дело, — это бесчестно?
Для человека со 100 000 дохода, как
определяли все состояние Вронского, такие долги, казалось бы, не могли быть затруднительны; но дело в
том, что у него далеко не было этих 100 000.