Неточные совпадения
Смущало меня больше всего то, что всё зло людское — осуждение частных
людей, осуждение целых народов, осуждение других
вер и вытекавшие из таких осуждений: казни, войны, всё это оправдывалось церковью.
Богословские объяснения о том, что изречения нагорной проповеди суть указания того совершенства, к которому должен стремиться
человек, но что падший
человек — весь в грехе и своими силами не может достигнуть этого совершенства, что спасенье
человека в
вере, молитве и благодати, — объяснения эти не удовлетворяли меня.
Как же может судить и приговаривать по суду
человек, который, по исповедуемой им
вере, должен всем всегда прощать?
Так называемые верующие верят, что Христос — бог, второе лицо троицы, сошедшее на землю для того, чтобы дать
людям пример жизни, и исполняют сложнейшие дела, нужные для совершения таинств, для постройки церквей, для посылки миссионеров, учреждения монастырей, управления паствой, исправления
веры, но одно маленькое обстоятельство они забывают — делать то, что он сказал.
Всякий пророк — учитель
веры, открывая
людям закон бога, всегда встречает между
людьми уже то, что эти
люди считают законом бога, и не может избежать двоякого употребления слова закон, означающего то, что эти
люди считают ложно законом бога ваш закон, и то, что есть истинный, вечный закон бога.
Кроме того,
людям, которые, не зная нашей
веры, требуют от нас того, чтобы мы резали
людей, мы можем еще отвечать то, что и ваши жрецы не оскверняют своих рук, чтобы ваш бог принял их жертвы.
Вера эта, по определению верующих же, есть признание существующим того, что кажется (это сказано у Павла и повторяется во всех богословиях и катехизисах как лучшее определение
веры). И вот это-то признание существующим того, что кажется, и привело
людей к такому странному утверждению того, что учение Христа хорошо для
людей, но не годится для
людей.
Состояние
человека трудящегося, страдающего, избирающего добро и избегающего зла и умирающего, то, которое есть и помимо которого мы не можем себе ничего представить, по учению этой
веры не есть настоящее положение
человека, а есть несвойственное ему, случайное, временное положение.
И еще с большей торжественностью и уверенностью утверждается то, что после Христа
верою в него
человек освобождается от греха, т. е. что
человеку после Христа не нужно уже разумом освещать свою жизнь и избирать то, что для него лучше.
Жизнь, какая есть здесь, на земле, со всеми ее радостями, красотами, со всею борьбой разума против тьмы, — жизнь всех
людей, живших до меня, вся моя жизнь с моей внутренней борьбой и победами разума есть жизнь не истинная, а жизнь павшая, безнадежно испорченная; жизнь же истинная, безгрешная — в
вере, т. е. в воображении, т. е. в сумасшествии.
В учении искупления два основные положения, на которые всё опирается: 1) законная жизнь человеческая есть жизнь блаженная, жизнь же мирская здесь есть жизнь дурная, не поправимая усилиями
человека, и 2) спасение от этой жизни — в
вере.
Человек тонет и просит о спасении. Ему подают веревку, которая одна может спасти его, а утопающий
человек говорит: утвердите во мне
веру, что веревка эта спасет меня. Верю, говорит
человек, что веревка спасет меня, но помогите моему неверию.
Когда я понял учение Христа, только тогда я понял также, что то, что
люди эти называют
верой, не есть
вера, и что эту-то самую ложную
веру и опровергает апостол Иаков в своем послании. (Послание это долго не принималось церковью и, когда было принято, подверглось некоторым извращениям: некоторые слова выкидываются, некоторые переставляются или переводятся произвольно. Я оставлю принятый перевод, исправляя только неточности по Тишендорфскому тексту.)
«Что в том пользы, братия мои, — говорит Иаков, — если
человек полагает, что он имеет
веру, а дел не имеет?
Хочешь ли узнать, пустой
человек, что
вера без дел мертва?
Видите, что делами становится праведным
человек, а не
верою только.
Если
человек имеет ту δόξα, что важнее всего его личность, то он будет считать, что его личное благо есть самое главное и желательное в жизни и, смотря по тому, в чем он будет полагать это благо, — в приобретении ли именья, в знатности ли, в славе, в удовлетворении ли похоти и пр., — у него будет соответственная этому взгляду
вера, и все поступки его будут всегда сообразны с нею.
Если δόξα
человека — другая, если он понимает жизнь так, что смысл ее только в исполнении воли бога, как понимал это Авраам и как учил этому Христос, то, смотря по тому; в чем он будет полагать волю бога, у него будет и соответствующая
вера, и все поступки его будут вытекать из этой
веры.
Из этого-то непонимания сущности
веры и вытекает то странное желание
людей — сделать так, чтобы поверить в то, что жить по учению Христа лучше, тогда как всеми силами души, согласно с
верой в благо личной жизни, им хочется жить противно этому учению.
И как теперь
люди, имея
веру, основанную на своем учении, никак не могут согласовать ее с
верою, вытекающей из учения Христа, так не могли этого сделать и ученики его.
Вера эта зиждется на предположении о правах, которые мы будто имеем на что-то; но прав
человек ни на что не имеет и не может иметь; он только имеет обязательства за благо, данное ему, и потому ему нельзя считаться ни с кем.
И потому
люди, имеющие такое же, как эти работники, превратное понятие о жизни, не могут иметь правильной и истинной
веры.
Он показывает, что нельзя возбудить в других
людях эту
веру обещанием наград и угрозой наказания, что это будет доверие очень слабое, которое разрушится при первом искушении, что та
вера, которая горы сдвигает, та, которую ничто поколебать не может, зиждется на сознании неизбежной погибели и того единственного спасения, которое возможно в этом положении.
Мы составили себе ни на чем, кроме как на нашей злости и личных похотях основанное ложное представление о нашей жизни и о жизни мира, и
веру в это ложное представление, связанное внешним образом с учением Христа, считаем самым нужным и важным для жизни. Не будь этого веками поддерживаемого
людьми доверия ко лжи, ложь нашего представления о жизни и истина учения Христа обнаружились бы давно.
Как я говорил, я не только старался избегать осуждения церковной
веры, я старался видеть ее с самой хорошей стороны и потому не отыскивал ее слабостей и, хорошо зная ее академическую литературу, я был совершенно незнаком с ее учительной литературой. Распространенный в таком огромном количестве экземпляров еще в 1879 г. молитвенник, вызывающий сомнения самых простых
людей, поразил меня.
«Горе вам, — сказал Христос, — горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, за то, что заперли вы от
людей царство небесное. Сами не взошли и не даете другим войти в него. Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, за то, что поедаете домы вдов и на виду молитесь подолгу. За это вы еще больше виноваты. Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, за то, что обходите моря и земли, чтобы обращать в свою
веру, а когда обратите, то сделаете обращенного хуже, чем он был. Горе вам, вожаки слепые!…
Ведь всё это точно вчера написано против тех
людей, которые теперь уже не обходят моря и земли, клевеща на святой дух и приводя
людей к
вере, делающей этих
людей худшими, но прямо насилием заставляют их принимать эту
веру и преследуют и губят всех тех пророков и праведников, которые пытаются разрушить их обман.
Люди эти воображают, что у них есть очень возвышенные убеждения и нет никакой
веры.
Поступки же этих
людей определяются только
верою, что надо делать всегда то, что велят.
Раздвоение между объяснением
веры, которое названо
верою, и самою
верою, которая названа общественной, государственной жизнью, дошло теперь до последней степени, — и всё цивилизованное большинство
людей осталось для жизни с одной
верой в городового и урядника.
Положение это было бы ужасно, если бы оно вполне было таково. Но, к счастью, и в наше время есть
люди, лучшие
люди нашего времени, которые не довольствуются такой
верою и имеют свою
веру в то, как должны жить
люди.
Люди эти часто вовсе не знают учения Христа, не понимают его, часто не принимают, так же как и враги их, главной основы Христовой
веры — непротивления злу, часто даже ненавидят Христа; но вся их
вера в то, какова должна быть жизнь, почерпнута из учения Христа. Как бы ни гнали этих
людей, как бы ни клеветали на них, но это — единственные
люди, не покоряющиеся безропотно всему, что велят, и потому это — единственные
люди нашего мира, живущие не животной, а разумной жизнью, — единственные верующие
люди.
Понимая это, я верю, что клятва губит благо мое и других
людей; и
вера эта изменяет мою оценку хорошего и дурного, высокого и низкого.