Неточные совпадения
— Я помню про детей
и поэтому всё в мире сделала бы, чтобы спасти их; но я сама не знаю,
чем я спасу их: тем ли,
что увезу от отца, или тем,
что оставлю с развратным отцом, — да, с развратным отцом…
Ну, скажите, после того…
что было, разве возможно нам жить вместе? Разве это возможно? Скажите же, разве это возможно? — повторяла она, возвышая голос. — После того как мой муж, отец моих детей, входит в любовную связь с гувернанткой своих детей…
— Мы тебя давно ждали, — сказал Степан Аркадьич, войдя в кабинет
и выпустив руку Левина, как бы этим показывая,
что тут опасности кончились. — Очень, очень рад тебя видеть, — продолжал он. —
Ну,
что ты? Как? Когда приехал?
—
Ну, коротко сказать, я убедился,
что никакой земской деятельности нет
и быть не может, — заговорил он, как будто кто-то сейчас обидел его, — с одной стороны игрушка, играют в парламент, а я ни достаточно молод, ни достаточно стар, чтобы забавляться игрушками; а с другой (он заикнулся) стороны, это — средство для уездной coterie [партии] наживать деньжонки.
—
Ну, хорошо, хорошо. Погоди еще,
и ты придешь к этому. Хорошо, как у тебя три тысячи десятин в Каразинском уезде, да такие мускулы, да свежесть, как у двенадцатилетней девочки, — а придешь
и ты к нам. Да, так о том,
что ты спрашивал: перемены нет, но жаль,
что ты так давно не был.
—
Ну, хорошо. Понято, — сказал Степан Аркадьич. — Так видишь ли: я бы позвал тебя к себе, но жена не совсем здорова. А вот
что: если ты хочешь их видеть, они, наверное, нынче в Зоологическом Саду от четырех до пяти. Кити на коньках катается. Ты поезжай туда, а я заеду,
и вместе куда-нибудь обедать.
—
Ну,
что у вас земство, как? — спросил Сергей Иванович, который очень интересовался земством
и приписывал ему большое значение.
— Может быть,
и нельзя помочь, но я чувствую, особенно в эту минуту —
ну да это другое — я чувствую,
что я не могу быть спокоен.
—
Ну, этого я не понимаю, — сказал Сергей Иванович. — Одно я понимаю, — прибавил он, — это урок смирения. Я иначе
и снисходительнее стал смотреть на то,
что называется подлостью, после того как брат Николай стал тем,
что он есть… Ты знаешь,
что он сделал…
—
Ну что ж, едем? — спросил он. — Я всё о тебе думал,
и я очень рад,
что ты приехал, — сказал он, с значительным видом глядя ему в глаза.
—
Ну, в «Англию», — сказал Степан Аркадьич, выбрав «Англию» потому,
что там он, в «Англии», был более должен,
чем в «Эрмитаже». Он потому считал нехорошим избегать этой гостиницы. — У тебя есть извозчик?
Ну и прекрасно, а то я отпустил карету.
— С кореньями, знаешь? Потом тюрбо под густым соусом, потом…. ростбифу; да смотри, чтобы хорош был. Да каплунов,
что ли,
ну и консервов.
—
Ну что ж, поедешь нынче вечером к нашим, к Щербацким то есть? — сказал он, отодвигая пустые шершавые раковины, придвигая сыр
и значительно блестя глазами.
—
Ну что же ты скажешь мне? — сказал Левин дрожащим голосом
и чувствуя,
что на лице его дрожат все мускулы. — Как ты смотришь на это?
— Нет, ты точно думаешь,
что это возможно? Нет, ты скажи всё,
что ты думаешь!
Ну, а если, если меня ждет отказ?…
И я даже уверен….
— Она это говорит! — вскрикнул Левин. — Я всегда говорил,
что она прелесть, твоя жена.
Ну и довольно, довольно об этом говорить, — сказал он, вставая с места.
— Ну-с, он появился здесь вскоре после тебя,
и, как я понимаю, он по уши влюблен в Кити,
и ты понимаешь,
что мать….
— Какой опыт? столы вертеть?
Ну, извините меня, дамы
и господа, но, по моему, в колечко веселее играть, — сказал старый князь, глядя на Вронского
и догадываясь,
что он затеял это. — В колечке еще есть смысл.
«
Ну так
что ж?
Ну и ничего. Мне хорошо,
и ей хорошо».
И он задумался о том, где ему окончить нынешний вечер.
—
Ну, разумеется, — быстро прервала Долли, как будто она говорила то,
что не раз думала, — иначе бы это не было прощение. Если простить, то совсем, совсем.
Ну, пойдем, я тебя проведу в твою комнату, — сказала она вставая,
и по дороге Долли обняла Анну. — Милая моя, как я рада,
что ты приехала. Мне легче, гораздо легче стало.
— Ах, много!
И я знаю,
что он ее любимец, но всё-таки видно,
что это рыцарь…
Ну, например, она рассказывала,
что он хотел отдать всё состояние брату,
что он в детстве еще что-то необыкновенное сделал, спас женщину из воды. Словом, герой, — сказала Анна, улыбаясь
и вспоминая про эти двести рублей, которые он дал на станции.
—
Ну, хорошо, хорошо!… Да
что ж ужин? А, вот
и он, — проговорил он, увидав лакея с подносом. — Сюда, сюда ставь, — проговорил он сердито
и тотчас же взял водку, налил рюмку
и жадно выпил. — Выпей, хочешь? — обратился он к брату, тотчас же повеселев.
—
Ну, будет о Сергее Иваныче. Я всё-таки рад тебя видеть.
Что там ни толкуй, а всё не чужие.
Ну, выпей же. Расскажи,
что ты делаешь? — продолжал он, жадно пережевывая кусок хлеба
и наливая другую рюмку. — Как ты живешь?
— Я рад,
что всё кончилось благополучно
и что ты приехала? — продолжал он. —
Ну,
что говорят там про новое положение, которое я провел в совете?
— Он всё не хочет давать мне развода!
Ну что же мне делать? (Он был муж ее.) Я теперь хочу процесс начинать. Как вы мне посоветуете? Камеровский, смотрите же за кофеем — ушел; вы видите, я занята делами! Я хочу процесс, потому
что состояние мне нужно мое. Вы понимаете ли эту глупость,
что я ему будто бы неверна, с презрением сказала она, —
и от этого он хочет пользоваться моим имением.
— Не может быть! — закричал он, отпустив педаль умывальника, которым он обливал свою красную здоровую шею. — Не может быть! — закричал он при известии о том,
что Лора сошлась с Милеевым
и бросила Фертингофа. —
И он всё так же глуп
и доволен?
Ну, а Бузулуков
что?
—
Ну, доктор, решайте нашу судьбу, — сказала княгиня. — Говорите мне всё. «Есть ли надежда?» — хотела она сказать, но губы ее задрожали,
и она не могла выговорить этот вопрос. —
Ну что, доктор?…
— Да, это само собой разумеется, — отвечал знаменитый доктор, опять взглянув на часы. — Виноват;
что, поставлен ли Яузский мост, или надо всё еще кругом объезжать? — спросил он. — А! поставлен. Да,
ну так я в двадцать минут могу быть. Так мы говорили,
что вопрос так поставлен: поддержать питание
и исправить нервы. Одно в связи с другим, надо действовать на обе стороны круга.
—
Ну,
что? — сказала она, входя в гостиную
и не снимая шляпы. — Вы все веселые. Верно, хорошо?
— Эти глупые шиньоны! До настоящей дочери
и не доберешься, а ласкаешь волосы дохлых баб.
Ну что, Долинька, — обратился он к старшей дочери, — твой козырь
что поделывает?
—
Ну, будет, будет!
И тебе тяжело, я знаю.
Что делать? Беды большой нет. Бог милостив… благодарствуй… — говорил он, уже сам не зная,
что говорит,
и отвечая на мокрый поцелуй княгини, который он почувствовал на своей руке,
и вышел из комнаты.
— Со мной? — сказала она удивленно, вышла из двери
и посмотрела на него. —
Что же это такое? О
чем это? — спросила она садясь. —
Ну, давай переговорим, если так нужно. А лучше бы спать.
— Ну-с, я слушаю,
что будет, — проговорила она спокойно
и насмешливо. —
И даже с интересом слушаю, потому,
что желала бы понять, в
чем дело.
— Не с этим народом, а с этим приказчиком! — сказал Левин, вспыхнув. —
Ну для
чего я вас держу! — закричал он. Но вспомнив,
что этим не поможешь, остановился на половине речи
и только вздохнул. —
Ну что, сеять можно? — спросил он, помолчав.
—
Ну, как я рад,
что добрался до тебя! Теперь я пойму, в
чем состоят те таинства, которые ты тут совершаешь. Но нет, право, я завидую тебе. Какой дом, как славно всё! Светло, весело, — говорил Степан Аркадьич, забывая,
что не всегда бывает весна
и ясные дни, как нынче. —
И твоя нянюшка какая прелесть! Желательнее было бы хорошенькую горничную в фартучке; но с твоим монашеством
и строгим стилем — это очень хорошо.
— Вот он! — сказал Левин, указывая на Ласку, которая, подняв одно ухо
и высоко махая кончиком пушистого хвоста, тихим шагом, как бы желая продлить удовольствие
и как бы улыбаясь, подносила убитую птицу к хозяину. —
Ну, я рад,
что тебе удалось, — сказал Левин, вместе с тем уже испытывая чувство зависти,
что не ему удалось убить этого вальдшнепа.
—
Что ж, потяжелеешь?
Ну, так мы одни. Давай сельтерской воды
и лимона.
— Как я рад,
что вы у него были, — сказал Слюдин. — Он нехорош,
и мне кажется…
Ну что?
«Боже мой, как светло! Это страшно, но я люблю видеть его лицо
и люблю этот фантастический свет… Муж! ах, да…
Ну,
и слава Богу,
что с ним всё кончено».
—
Ну, другое, — поспешно сказала она, перевертывая листы
и тотчас же поняв,
что с этою пиесой было соединено что-то.
— Я
и сам не знаю хорошенько. Знаю только,
что она за всё благодарит Бога, зa всякое несчастие,
и за то,
что у ней умер муж, благодарит Бога.
Ну,
и выходит смешно, потому
что они дурно жили.
—
Ну, на
что ты накупил эту бездну? — говорила княгиня, улыбаясь
и подавая мужу чашку с кофеем.
—
Ну,
и почему-то Анна Павловна сказала,
что он не хочет оттого,
что вы тут. Разумеется, это было некстати, но из-за этого, из-за вас вышла ссора. А вы знаете, как эти больные раздражительны.
— Ведь я пробовал, — тихо
и неохотно отвечал Левин, — не могу!
ну что ж делать!
—
Ну, послушай однако, — нахмурив свое красивое умное лицо, сказал старший брат, — есть границы всему. Это очень хорошо быть чудаком
и искренним человеком
и не любить фальши, — я всё это знаю; но ведь то,
что ты говоришь, или не имеет смысла или имеет очень дурной смысл. Как ты находишь неважным,
что тот народ, который ты любишь, как ты уверяешь…
—
Ну, вот
и он! — вскрикнул полковой командир. — А мне сказал Яшвин,
что ты в своем мрачном духе.
—
И я не один, — продолжал Левин, — я сошлюсь на всех хозяев, ведущих рационально дело; все, зa редкими исключениями, ведут дело в убыток.
Ну, вы скажите,
что̀ ваше хозяйство — выгодно? — сказал Левин,
и тотчас же во взгляде Свияжского Левин заметил то мимолетное выражение испуга, которое он замечал, когда хотел проникнуть далее приемных комнат ума Свияжского.
И он с свойственною ему ясностью рассказал вкратце эти новые, очень важные
и интересные открытия. Несмотря на то,
что Левина занимала теперь больше всего мысль о хозяйстве, он, слушая хозяина, спрашивал себя: «
Что там в нем сидит?
И почему, почему ему интересен раздел Польши?» Когда Свияжский кончил, Левин невольно спросил: «
Ну так
что же?» Но ничего не было. Было только интересно то,
что «оказывалось» Но Свияжский не объяснил
и не нашел нужным объяснять, почему это было ему интересно.
—
Ну, в этом вы, по крайней мере, сходитесь со Спенсером, которого вы так не любите; он говорит тоже,
что образование может быть следствием бо́льшего благосостояния
и удобства жизни, частых омовений, как он говорит, но не умения читать
и считать…
—
Ну вот, я очень рад или, напротив, очень не рад,
что сошелся со Спенсером; только это я давно знаю. Школы не помогут, а поможет такое экономическое устройство, при котором народ будет богаче, будет больше досуга, —
и тогда будут
и школы.