Неточные совпадения
—
Ну что это, сударыня, глупить-то! Падает, как пьяная, — говорила старуха, поддерживая обворожительно хорошенькое семнадцатилетнее дитя, которое никак не могло разнять слипающихся глазок
и шло, опираясь на старуху
и на подругу.
— Ах, мать моя! Как?
Ну, вот одна выдумает,
что она страдалица, другая,
что она героиня, третья еще что-нибудь такое,
чего вовсе нет. Уверят себя в существовании несуществующего, да
и пойдут чудеса творить, от которых бог знает сколько людей станут в несчастные положения. Вот как твоя сестрица Зиночка.
— Так
что ж! не хвалю, точно не хвалю.
Ну, так
и резон молодой бабочке сделаться городскою притчею?
— Нет, обиды чтоб так не было, а все, разумеется, за веру мою да за бедность сердились, все мужа, бывало, урекают,
что взял неровню;
ну, а мне мужа жаль, я, бывало,
и заплачу. Вот из
чего было, все из моей дурости. — Жарко каково! — проговорила Феоктиста, откинув с плеча креповое покрывало.
—
Ну, уж половину соврала. Я с ней говорила
и из глаз ее вижу,
что она ничего не знает
и в помышлении не имеет.
— Вовсе этого не может быть, — возразил Бахарев. — Сестра пишет,
что оне выедут тотчас после обеда; значит, уж если считать самое позднее, так это будет часа в четыре, в пять. Тут около пятидесяти верст;
ну, пять часов проедут
и будут.
— А ваши еще страннее
и еще вреднее. Дуйте, дуйте ей, сударыня, в уши-то,
что она несчастная,
ну и в самом деле увидите несчастную. Москва ведь от грошовой свечи сгорела. Вы вот сегодня все выболтали уж, так
и беретесь снова за старую песню.
— Ну-у, — Бахарев перекрестился
и, проговорив: — слава в вышних Богу,
что на земле мир, — бросил на стол свою фуражку.
Представь себе, Женя: встаю утром, беру принесенные с почты газеты
и читаю,
что какой-то господин Якушкин имел в Пскове историю с полицейскими — там заподозрили его, посадили за клин,
ну и потом выпустили, —
ну велика важность!
— А! видишь, я тебе, гадкая Женька, делаю визит первая. Не говори,
что я аристократка, —
ну, поцелуй меня еще, еще. Ангел ты мой! Как я о тебе соскучилась — сил моих не было ждать, пока ты приедешь. У нас гостей полон дом, скука смертельная, просилась, просилась к тебе — не пускают. Папа приехал с поля, я села в его кабриолет покататься, да вот
и прикатила к тебе.
—
Что ж такое, папа! Было так хорошо, мне хотелось повидаться с Женею, я
и поехала. Я думала,
что успею скоро возвратиться, так
что никто
и не заметит.
Ну виновата,
ну простите,
что ж теперь делать?
— Господи, maman! [мама! (франц.)] уж
и сестре я даже могу вредить,
ну что же это? Будьте же, maman, хоть каплю справедливы, — не вытерпела Лиза.
—
Ну, однако, это уж надоело. Знайте же,
что мне все равно не только то,
что скажут обо мне ваши знакомые, но даже
и все то,
что с этой минуты станете обо мне думать сами вы,
и моя мать,
и мой отец. Прощай, Женни, — добавила она
и шибко взбежала по ступеням крыльца.
—
Ну, да. Я об этом не говорю теперь, а ведь жив человек живое
и думает. Мало ли
чем Господь может посетить: тогда копеечка-то
и понадобится.
—
Ну и хорошо. К губернатору,
что ли, приехал?
—
Ну,
что ж твои там делают? — спросила игуменья, заварив чай
и снова взявшись за чулочные спицы.
—
Ну, ты сам можешь делать
что тебе угодно, а это прошу сделать от меня. А не хочешь, я
и сама пошлю на почту, — добавила она, протягивая руку к лежащим деньгам.
— Сердишься!
ну, значит, ты неправ. А ты не сердись-ка, ты дай вот я с тебя показание сниму
и сейчас докажу тебе,
что ты неправ. Хочешь ли
и можешь ли отвечать?
—
Ну, а я тебе скажу,
что и он ее любит
и она его любит. А теперь ты мне скажи, дерутся они или нет?
—
Ну, нет, Лизавета Егоровна, это уж, извините меня, причуды. Комната станет отходить, сделается такой угар,
что и головы не вынесете.
—
Ну, говори же,
что именно это было
и как было.
—
Ну, словом, точно лошадь тебя описывает,
и вдобавок, та, говорит, совсем не то,
что эта; та (то есть ты-то) совсем глупенькая…
— Ну-ну! Черт знает
что болтаешь! — отвечал Помада, толкнув доктора локтем,
и, подумав, прибавил — как их полюбить-то?
—
Ну что, вздор!
И так размотаю. Не к спеху дело, не к смерти грех.
Соседки стали запримечать,
что он там за одной солдаткой молодой ухаживает,
ну и рассказали ей.
«
Ну, смотри, — говорит барыня, — если ты мне лжешь
и я убеждусь,
что ты меня обманываешь, я себя не пощажу, но я тебя накажу так,
что у тебя в жизни минуты покойной не будет».
—
Ну, вот тебе
и письмо, — посылай. Посмотрим,
что выйдет, — говорила игуменья, подавая брату совсем готовый конверт.
—
Ну, так
чего же ты мне об этом говоришь? Папа в Зининой комнате, — иди
и доложи.
Ну и все говорили,
что он будет настоящим протодьяконом.
—
Ну, это другой вопрос. Прежде всего вы глубоко убеждены в том,
что так жить, как вы живете, при вашей обстановке
и при вашем характере, жить невозможно?
—
Ну, значит,
и говорить не о
чем, — вспыльчиво сказала Лиза,
и на ее эффектно освещенном луною молодом личике по местам наметились черты матери Агнии.
—
Ну, о то ж само
и тут. А ты думаешь,
что як воны що скажут, так вже
и бог зна що поробыться! Черт ма! Ничего не буде з московьскими панычами. Як ту письню спивают у них: «Ножки тонки, бочка звонки, хвостик закорючкой». Хиба ты их за людей зважаешь? Хиба от цэ люди? Цэ крученые панычи, та
и годи.
— Залить кровью Россию, перерезать все,
что к штанам карман пришило.
Ну, пятьсот тысяч,
ну, миллион,
ну, пять миллионов, — говорил он. —
Ну что ж такое? Пять миллионов вырезать, зато пятьдесят пять останется
и будут счастливы.
— Постой, Нэда, — отвечала маркиза
и пристала: —
ну что,
что наш Грановский? Не честный человек был,
что ли? Не светлые
и высокие имел понятия?..
—
Ну вот. Вы, милостивый государь, с нами познакомьтесь. Мы хоша
и мужики пишемся,
ну мы людей понимаем, какой сорт к
чему относится. Мы тебя не обидим… только нас не обидь, — опять усмехнувшись, докончил Канунников.
—
Ну так, пускай есть науки, а
что по тем наукам значится? — говорил пожилой человек господину, имеющему одежду вкратце
и штаны навыпуск. — Ты вот книжки еретические читаешь, а изъясни ты нам, какого зверя в Ноевом ковчеге не было?
— Э, полноте;
ну а, наконец, польский
и пусть будет польский:
что нам до этого за дело? А вы вот меня с тем-то, с раскольником-то, сведите.
«Все это как-то… нелепо очень… А впрочем, — приходило ему опять в голову, —
что ж такое? Тот такой человек,
что его не оплетешь, а как знать,
чего не знаешь. По началу конец точно виден,
ну да
и иначе бывает».
— Егор Николаевич, мы еще с Лизой квартирку нашли, — произнесла, входя в шляпке, Ольга Сергеевна
и, увидев Розанова, тотчас добавила: — Ах, Дмитрий Петрович! Вот сюрприз-то!
Ну, как вы?
что с вами?
—
Ну да, я это понимаю; только
что ж — эта панихида будет по самом мирном
и честном гражданине.
—
Ну, давайте руку. Я очень рад,
что я в вас не ошибся. Теперь прощайте. Мы все переговорили,
и я устал: силы плохи.
—
Ну что? — спросил он в одно
и то же время робко
и торопливо.
А как собственно феи ничего не делали
и даже не умели сказать,
что бы такое именно, по их соображениям, следовало обществу начать делать, то Лиза, слушая в сотый раз их анафематство над девицей Бертольди, подумала: «
Ну, это, однако, было бы не совсем худо, если бы в числе прочей мелочи могли смести
и вас».
И Бертольди стала занимать Лизу. «Это совсем новый закал, должно быть, — думала она, — очень интересно бы посмотреть,
что это такое».
«
Ну что ж, — думал он, —
ну я здесь, а они там;
что ж тут прочного
и хорошего. Конечно, все это лучше,
чем быть вместе
и жить черт знает как, а все же
и так мало проку. Все другом пустота какая-то… несносная пустота. Ничего, таки решительно ничего впереди, кроме труда, труда
и труда из-за одного насущного хлеба. Ребенок?.. Да бог его знает,
что и из него выйдет при такой обстановке», — думал доктор, засыпая.
— Там, — отвечает странница. — «Священную Библию, говорят, почитать». Ведь, разумей,
что выдумать надо было.
Ну и дали. Утром приходят, а они ушли.
— Отличный, братец, город. Ехал, ехал, да
и черт возьми совсем: дома какие — фу ты, господи! —
Ну,
что Бахаревы?
—
Ну, вот
и отлично. Я, брат, все,
что у Зарницына мог достать, все списал.
—
Ну, извините, я уж не могу с вами
и говорить после того,
что вы сказали при двух женщинах.
—
Ну, как это сказать: было же время,
что он учился
и отлично учился, а это он уж после опустился
и ошалел.