Неточные совпадения
Степан Аркадьич
не избирал ни направления, ни взглядов, а эти направления и взгляды сами
приходили к нему, точно так же, как он
не выбирал формы шляпы или сюртука, а брал те, которые носят.
— Ну, хорошо, хорошо. Погоди еще, и ты
придешь к этому. Хорошо, как у тебя три тысячи десятин в Каразинском уезде, да такие мускулы, да свежесть, как у двенадцатилетней девочки, — а
придешь и ты
к нам. Да, так о том, что ты спрашивал: перемены нет, но жаль, что ты так давно
не был.
Она, счастливая, довольная после разговора с дочерью,
пришла к князю проститься по обыкновению, и хотя она
не намерена была говорить ему о предложении Левина и отказе Кити, но намекнула мужу на то, что ей кажется дело с Вронским совсем конченным, что оно решится, как только приедет его мать. И тут-то, на эти слова, князь вдруг вспылил и начал выкрикивать неприличные слова.
Ему и в голову
не приходило, чтобы могло быть что-нибудь дурное в его отношениях
к Кити.
Кити настояла на своем и переехала
к сестре и всю скарлатину, которая действительно
пришла, ухаживала за детьми. Обе сестры благополучно выходили всех шестерых детей, но здоровье Кити
не поправилось, и великим постом Щербацкие уехали за границу.
— В третий раз предлагаю вам свою руку, — сказал он чрез несколько времени, обращаясь
к ней. Анна смотрела на него и
не знала, что сказать. Княгиня Бетси
пришла ей на помощь.
— Кити,
не было ли у тебя чего-нибудь неприятного с Петровыми? — сказала княгиня, когда они остались одни. — Отчего она перестала
присылать детей и ходить
к нам?
— Это
не нам судить, — сказала госпожа Шталь, заметив оттенок выражения на лице князя. — Так вы
пришлете мне эту книгу, любезный граф? Очень благодарю вас, — обратилась она
к молодому Шведу.
— Ну, иди, иди, и я сейчас
приду к тебе, — сказал Сергей Иванович, покачивая головой, глядя на брата. — Иди же скорей, — прибавил он улыбаясь и, собрав свои книги, приготовился итти. Ему самому вдруг стало весело и
не хотелось расставаться с братом. — Ну, а во время дождя где ты был?
Раз решив сам с собою, что он счастлив своею любовью, пожертвовал ей своим честолюбием, взяв, по крайней мере, на себя эту роль, — Вронский уже
не мог чувствовать ни зависти
к Серпуховскому, ни досады на него за то, что он, приехав в полк,
пришел не к нему первому. Серпуховской был добрый приятель, и он был рад ему.
— Сейчас, сейчас! — обратился он
к вошедшему лакею. Но лакей
не приходил их звать опять, как он думал. Лакей принес Вронскому записку.
Но она
не слушала его слов, она читала его мысли по выражению лица. Она
не могла знать, что выражение его лица относилось
к первой пришедшей Вронскому мысли — о неизбежности теперь дуэли. Ей никогда и в голову
не приходила мысль о дуэли, и поэтому это мимолетное выражение строгости она объяснила иначе.
Она вышла в столовую под предлогом распоряжения и нарочно громко говорила, ожидая, что он
придет сюда; но он
не вышел, хотя она слышала, что он выходил
к дверям кабинета, провожая правителя канцелярии.
Левин говорил то, что он истинно думал в это последнее время. Он во всем видел только смерть или приближение
к ней. Но затеянное им дело тем более занимало его. Надо же было как-нибудь доживать жизнь, пока
не пришла смерть. Темнота покрывала для него всё; но именно вследствие этой темноты он чувствовал, что единственною руководительною нитью в этой темноте было его дело, и он из последних сил ухватился и держался за него.
― Я
пришел вам сказать, что я завтра уезжаю в Москву и
не вернусь более в этот дом, и вы будете иметь известие о моем решении чрез адвоката, которому я поручу дело развода. Сын же мой переедет
к сестре, ― сказал Алексей Александрович, с усилием вспоминая то, что он хотел сказать о сыне.
Левин часто замечал при спорах между самыми умными людьми, что после огромных усилий, огромного количества логических тонкостей и слов спорящие
приходили наконец
к сознанию того, что то, что они долго бились доказать друг другу, давным давно, с начала спора, было известно им, но что они любят разное и потому
не хотят назвать того, что они любят, чтобы
не быть оспоренными.
— Помни одно, что мне нужно было одно прощение, и ничего больше я
не хочу… Отчего ж он
не придет? — заговорила она, обращаясь в дверь
к Вронскому. — Подойди, подойди! Подай ему руку.
«Что как она
не любит меня? Что как она выходит за меня только для того, чтобы выйти замуж? Что если она сама
не знает того, что делает? — спрашивал он себя. — Она может опомниться и, только выйдя замуж, поймет, что
не любит и
не могла любить меня». И странные, самые дурные мысли о ней стали
приходить ему. Он ревновал ее
к Вронскому, как год тому назад, как будто этот вечер, когда он видел ее с Вронским, был вчера. Он подозревал, что она
не всё сказала ему.
Художник Михайлов, как и всегда, был за работой, когда ему принесли карточки графа Вронского и Голенищева. Утро он работал в студии над большою картиной.
Придя к себе, он рассердился на жену за то, что она
не умела обойтись с хозяйкой, требовавшею денег.
Он видел, что старик повар улыбался, любуясь ею и слушая ее неумелые, невозможные приказания; видел, что Агафья Михайловна задумчиво и ласково покачивала головой на новые распоряжения молодой барыни в кладовой, видел, что Кити была необыкновенно мила, когда она, смеясь и плача,
приходила к нему объявить, что девушка Маша привыкла считать ее барышней и оттого ее никто
не слушает.
И Левину смутно
приходило в голову, что
не то что она сама виновата (виноватою она ни в чем
не могла быть), но виновато ее воспитание, слишком поверхностное и фривольное («этот дурак Чарский: она, я знаю, хотела, но
не умела остановить его»), «Да, кроме интереса
к дому (это было у нее), кроме своего туалета и кроме broderie anglaise, у нее нет серьезных интересов.
Пока отец
не приходил, Сережа сел
к столу, играя ножичком, и стал думать.
О матери Сережа
не думал весь вечер, но, уложившись в постель, он вдруг вспомнил о ней и помолился своими словами о том, чтобы мать его завтра,
к его рожденью, перестала скрываться и
пришла к нему.
— Мама! Она часто ходит ко мне, и когда
придет… — начал было он, но остановился, заметив, что няня шопотом что — то сказала матери и что на лице матери выразились испуг и что-то похожее на стыд, что так
не шло
к матери.
Чтобы
не зависеть от Левиных в этой поездке, Дарья Александровна послала в деревню нанять лошадей; но Левин, узнав об этом,
пришел к ней с выговором.
Решено было, что Левин поедет с Натали в концерт и на публичное заседание, а оттуда карету
пришлют в контору за Арсением, и он заедет за ней и свезет ее
к Кити; или же, если он
не кончит дел, то
пришлет карету, и Левин поедет с нею.
Вот что происходит от жизни в провинции, вы ничего
не знаете. Landau, видите ли, commis [приказчиком] был в магазине в Париже и
пришел к доктору.
Когда вчера вечером он
пришел к ней, они
не поминали о бывшей ссоре, но оба чувствовали, что ссора заглажена, а
не прошла.
Мысли о том, куда она поедет теперь, —
к тетке ли, у которой она воспитывалась,
к Долли или просто одна за границу, и о том, что он делает теперь один в кабинете, окончательная ли это ссора, или возможно еще примирение, и о том, что теперь будут говорить про нее все ее петербургские бывшие знакомые, как посмотрит на это Алексей Александрович, и много других мыслей о том, что будет теперь, после разрыва,
приходили ей в голову, но она
не всею душой отдавалась этим мыслям.
Камердинер Вронского
пришел спросить расписку на телеграмму из Петербурга. Ничего
не было особенного в получении Вронским депеши, но он, как бы желая скрыть что-то от нее, сказал, что расписка в кабинете, и поспешно обратился
к ней.
— О, Господи! сколько раз! Но, понимаете, одному можно сесть за карты, но так, чтобы всегда встать, когда
придет время rendez-vous. [свидания.] А мне можно заниматься любовью, но так, чтобы вечером
не опоздать
к партии. Так я и устраиваю.
Как только Левин подошел
к ванне, ему тотчас же был представлен опыт, и опыт вполне удался. Кухарка, нарочно для этого призванная, нагнулась
к ребенку. Он нахмурился и отрицательно замотал головой. Кити нагнулась
к нему, — он просиял улыбкой, уперся ручками в губку и запрукал губами, производя такой довольный и странный звук, что
не только Кити и няня, но и Левин
пришел в неожиданное восхищение.