Неточные совпадения
Жена не выходила
из своих комнат, мужа третий день не
было дома.
Весь день этот Анна провела
дома, то
есть у Облонских, и не принимала никого, так как уж некоторые
из ее знакомых, успев узнать о ее прибытии, приезжали в этот же день. Анна всё утро провела с Долли и с детьми. Она только послала записочку к брату, чтоб он непременно обедал
дома. «Приезжай, Бог милостив», писала она.
Узнав все новости, Вронский с помощию лакея оделся в мундир и поехал являться. Явившись, он намерен
был съездить к брату, к Бетси и сделать несколько визитов с тем, чтоб начать ездить в тот свет, где бы он мог встречать Каренину. Как и всегда в Петербурге, он выехал
из дома с тем, чтобы не возвращаться до поздней ночи.
— Может
быть. Едут на обед к товарищу, в самом веселом расположении духа. И видят, хорошенькая женщина обгоняет их на извозчике, оглядывается и, им по крайней мере кажется, кивает им и смеется. Они, разумеется, зa ней. Скачут во весь дух. К удивлению их, красавица останавливается у подъезда того самого
дома, куда они едут. Красавица взбегает на верхний этаж. Они видят только румяные губки из-под короткого вуаля и прекрасные маленькие ножки.
На его квартире никого уже не
было дома: все
были на скачках, и лакей его дожидался у ворот. Пока он переодевался, лакей сообщил ему, что уже начались вторые скачки, что приходило много господ спрашивать про него, и
из конюшни два раза прибегал мальчик.
Машкин Верх скосили, доделали последние ряды, надели кафтаны и весело пошли к
дому. Левин сел на лошадь и, с сожалением простившись с мужиками, поехал домой. С горы он оглянулся; их не видно
было в поднимавшемся
из низу тумане;
были слышны только веселые грубые голоса, хохот и звук сталкивающихся кос.
Ей приходило в голову, что сейчас приедет управляющий выгонять ее
из дома, что позор ее
будет объявлен всему миру.
«После того, что произошло, я не могу более оставаться в вашем
доме. Я уезжаю и беру с собою сына. Я не знаю законов и потому не знаю, с кем
из родителей должен
быть сын; но я беру его с собой, потому что без него я не могу жить.
Будьте великодушны, оставьте мне его».
С тех пор, как Алексей Александрович выехал
из дома с намерением не возвращаться в семью, и с тех пор, как он
был у адвоката и сказал хоть одному человеку о своем намерении, с тех пор особенно, как он перевел это дело жизни в дело бумажное, он всё больше и больше привыкал к своему намерению и видел теперь ясно возможность его исполнения.
Целый день нынче я должен
был делать распоряжения, распоряжения по
дому, вытекавшие (он налег на слово вытекавшие)
из моего нового, одинокого положения.
Василий Лукич между тем, не понимавший сначала, кто
была эта дама, и узнав
из разговора, что это
была та самая мать, которая бросила мужа и которую он не знал, так как поступил в
дом уже после нее,
был в сомнении, войти ли ему или нет, или сообщить Алексею Александровичу.
«Это что еще?» подумал Левин, когда лакей, выбежав
из дома, остановил тарантас. Это
был машинист, про которого совсем забыл Левин. Машинист, раскланиваясь, что-то говорил Весловскому; потом влез в тарантас, и они вместе уехали.
Теперь, когда лошади нужны
были и для уезжавшей княгини и для акушерки, это
было затруднительно для Левина, но по долгу гостеприимства он не мог допустить Дарью Александровну нанимать
из его
дома лошадей и, кроме того, знал, что двадцать рублей, которые просили с Дарьи Александровны за эту поездку,
были для нее очень важны; а денежные дела Дарьи Александровны, находившиеся в очень плохом положении, чувствовались Левиными как свои собственные.
В детской роскошь, которая во всем
доме поражала Дарью Александровну, еще более поразила ее. Тут
были и тележечки, выписанные
из Англии, и инструменты для обучения ходить, и нарочно устроенный диван в роде бильярда, для ползания, и качалки, и ванны особенные, новые. Всё это
было английское, прочное и добротное и, очевидно, очень дорогое. Комната
была большая, очень высокая и светлая.
Дарья Александровна наблюдала эту новую для себя роскошь и, как хозяйка, ведущая
дом, — хотя и не надеясь ничего
из всего виденного применить к своему
дому, так это всё по роскоши
было далеко выше ее образа жизни, — невольно вникала во все подробности, и задавала себе вопрос, кто и как это всё сделал.
Анна села в коляску в еще худшем состоянии, чем то, в каком она
была, уезжая
из дома. К прежним мучениям присоединилось теперь чувство оскорбления и отверженности, которое она ясно почувствовала при встрече с Кити.
Не зная, когда ему можно
будет выехать
из Москвы. Сергей Иванович не телеграфировал брату, чтобы высылать за ним. Левина не
было дома, когда Катавасов и Сергей Иванович на тарантасике, взятом на станции, запыленные как арапы, в 12-м часу дня подъехали к крыльцу Покровского
дома. Кити, сидевшая на балконе с отцом и сестрой, узнала деверя и сбежала вниз встретить его.
Но стоило забыть искусственный ход мысли и
из жизни вернуться к тому, что удовлетворяло, когда он думал, следуя данной нити, — и вдруг вся эта искусственная постройка заваливалась, как карточный
дом, и ясно
было, что постройка
была сделана
из тех же перестановленных слов, независимо от чего-то более важного в жизни, чем разум.
Неточные совпадения
Здесь
есть один помещик, Добчинский, которого вы изволили видеть; и как только этот Добчинский куда-нибудь выйдет
из дому, то он там уж и сидит у жены его, я присягнуть готов…
Помалчивали странники, // Покамест бабы прочие // Не поушли вперед, // Потом поклон отвесили: // «Мы люди чужестранные, // У нас забота
есть, // Такая ли заботушка, // Что
из домов повыжила, // С работой раздружила нас, // Отбила от еды.
— У нас забота
есть. // Такая ли заботушка, // Что
из домов повыжила, // С работой раздружила нас, // Отбила от еды. // Ты дай нам слово крепкое // На нашу речь мужицкую // Без смеху и без хитрости, // По правде и по разуму, // Как должно отвечать, // Тогда свою заботушку // Поведаем тебе…
Идем по делу важному: // У нас забота
есть, // Такая ли заботушка, // Что
из домов повыжила, // С работой раздружила нас, // Отбила от еды.
«Мы люди чужестранные, // Давно, по делу важному, // Домишки мы покинули, // У нас забота
есть… // Такая ли заботушка, // Что
из домов повыжила, // С работой раздружила нас, // Отбила от еды…»